Режиссер Краснов, занимаясь творчеством Волкова в середине 2010-х, прекрасно осознавал, что именно в те далекие годы пытался понять писатель, о чем пытался предупредить. Он говорил о том времени, в котором уже жил Краснов и о тех людях, которые его окружали. Волков предчувствовал наступление эры постчеловека, общества позднего постмодерна, эпохи перенаселенной, тесной планеты, где человек (как единое целое) задыхался как бы внутри самого себя. Он показывал людей постепенно отрывавшихся, как друг от друга, так и от старых ценностей (религии, старого института семьи, уважения к старшим, жизни по десяти заповедям… в общем, от всех этих старых банальностей…) и медленно сраставшихся с миром, в котором (как принято считать) больше нет Бога, в котором большой процент населения – атеисты или агностики, в котором нормой становилось проживание мужчины и женщины вне брака, в моду входил гомосексуализм, а технологии все интенсивнее вытесняли человека из разных сфер деятельности.

Наркоманы же, представители субкультур, хулиганы, серийные убийцы – все эти деклассированные элементы – были в те годы исключительной формой реакции на агрессивность всего общества в целом. Они были крайним отклонением от нормы, парадоксом, но не отделялись Волковым от всего остального общества. Они были болезнью общества – нарывом, опухолью, гангреной, от которой хотелось избавиться, но совершенно очевидно, что излечиться от подобных форм недуга было возможно лишь с непоправимыми потерями для всего организма в целом.

После «Прыжка в темноту» Волков писал о наркоманах, алкоголиках, проститутках, представителях субкультур. При этом Волков описывал судьбы в основном реально существующих людей. Параллельно с описанием достоверных фактов их судеб, старался воспроизводить (насколько это было возможно) картины внутренней жизни этих людей – их переживаний, сомнений, фантазий, сновидений.

Он ездил в психиатрические больницы, исправительные заведения, тюрьмы, женские колонии, колонии для несовершеннолетних. По возможности общался либо со своими потенциальными героями, либо с теми, кто над ними надзирал. Он старался доказать, что большая часть вины за преступления или страшные проступки этих людей, лежала на плечах всего общества в целом. Сами люди были виноваты в том, что эти преступники, наркоманы, извращенцы стали такими, какими стали. Только нетерпимость, разъедающая кислота ненависти со стороны социума (включая семью, школу, вузы, работу) порождала страшного монстра, в которого превращался человек со слабым характером или пошатнувшейся психикой.

Многие критики Волкова не понимали и не принимали его философии, его нового (чересчур откровенного) взгляда на современного человека, набрасывались на него с обвинениями в человеконенавистничестве. А кто-то говорил и о том, что все, о чем писал Волков, было банальным, заезженным, устаревшим. Мол, о том, что все общество в целом ответственно за отдельного человека, говорили еще со времен Достоевского и Толстого. И нечего было открывать Америку. Волков же настаивал, отвечая на критику, что подобного сдвига, подобных изменений в глобальном человеческом обществе еще не было за всю его современную историю. И дело было вовсе не в ответственности всего человечества за одного человека. И никого он не обвинял, а лишь констатировал факты. При этом он нередко добавлял, что пришел к этим выводам, исходя из собственного опыта. Он сам, мол, был, одновременно, и убийцей и потенциальной жертвой многочисленных убийц. Николай поначалу воспринимал эти его слова как метафору, но позднее появился повод усомниться в данной интерпретации его откровений.

Самым последним и самым скандальным из трудов Волкова стал роман «Семь сувениров». В нем писатель изучал внутренний мир маньяка, жертвами которого стали один мужчина, один ребенок и пять женщин. Спустя полгода после выхода романа (в 1998 году) Вениамин Волков скоропостижно скончался в Ленинграде от сердечного приступа в возрасте 58 лет.

Сам Николай Краснов родился в Ленинграде в 1972 году. Вот уже более двадцати лет он работал на Санкт-Петербургском телевидении, пришел туда сразу по окончании журфака ЛГУ (переименованного к завершению обучения Николая в СПбГУ) и стал помощником своего отца, Виктора Краснова, ведущего выпусков новостей. Карьера Николая на телевидении сложилась намного успешнее, чем у отца. Николай был ведущим нескольких передач, ориентированных на обсуждение вопросов культуры и литературы. Также он снимал фильмы о знаменитых людях Ленинграда и Санкт-Петербурга. Особый интерес он всегда испытывал к художникам, писателям, журналистам, сценаристам, режиссерам последнего десятилетия существования СССР. Его привлекала литература, драматургия, фильмы, спектакли, телепередачи, в которых поднимался вопрос о переменах, происходивших с мировосприятием и психологией человека на сломе эпох.

Человек (глобальный человек) жил в 1980–90-е годы в ожидании нового тысячелетия, обещавшего какие-то головокружительные перемены. А советский человек, сам того еще не зная, стоял на пороге новой жизни, где, как во сне или, наоборот, после пробуждения от долгого сна, должны были кануть в Лету Коммунистическая партия и заветы Ильича, испариться, как Джинн из Лампы Алладина, социализм со всеми его волшебными благами (бесплатными квартирами, копеечными ценами за ЖКХ, бесплатной медициной, образованием и многим-многим другим), должны были исчезнуть комсомол, пионерия, октябрята… Зато впереди поджидал капитализм – в самой его беззастенчивой, неприкрытой форме, на российский манер, предполагавший все то, что некогда так красочно критиковали Гоголь, Салтыков-Щедрин, Некрасов, Горький. И в этой капиталистической жизни бывший «советский человек» – а теперь «новый буржуа» – должен был влиться в общий поток всемирного, глобального обновления и течь по бурной реке, влекущей его к неизбежной пропасти перемен. Основная часть человечества уже готовилась сделать этот переход. И она его сделала – хотела она того или нет… Пройдет лет тридцать, и люди станут вспоминать об этом десятилетии, как о разделительной черте между миром старого человека и эрой зарождения нового – вроде бы внешне похожего на того, что жил на планете прежде, но, по сути, это будет уже кто-то другой, кто-то совсем непохожий на своих недавних предков.

Краснов в конце 1980-х был еще совсем молодым человеком, окончил школу, учился на факультете журналистки. Но добрая половина его друзей так и не смогли преодолеть эту планку, этот раздел, так и не дожили до 1991 года. Кто-то умер от передозировки наркотика, кто-то погиб в Афганистане, кто-то стал жертвой разборок между криминальными группировками, кто-то, из первых предпринимателей, не пережил очередной беседы по душам с рэкетирами.

1993 год, к примеру, врезался в память Николая как самурайский меч. Его друг, Витя Некрасов, с которым они всю школу сидели за одной партой, вышел вечером из дома прогуляться перед сном и не вернулся. Сгинул. Проходили годы. Все их одноклассники повыходили замуж или женились, работали, растили детей, а он так и остался совсем молодым. Витя заканчивал в тот год Матмех. Подумывал продолжить обучение в США. Впереди была вся жизнь. Николаю он часто снился. В этих снах он встречал Витю чаще всего на Невском. Они обменивались рукопожатиями, перекидывались какими-то дежурными фразами и уходили обычно в сторону площади Восстания, сливаясь с толпой. Когда же Николай просыпался после таких сновидений, он неизменно ощущал боль под левой лопаткой.

В этом новом мире Краснов все еще, несмотря на проходившие – после 1991-го – годы, пребывал в состоянии раздвоенности, неприятной осцилляции, вибрации. Его память хранила информацию о старых идолах и о новых: о Ленине, Берии, Троцком, Сталине, Брежневе… и о Горбачеве, Ельцине, Собчаке, Гайдаре, Чубайсе… К ним ко всем добавлялись имена новых властителей умов. Его разрывали на части эти духи прошлого и настоящего. Все они вибрировали, скользили, качались как маятники в голове. Не давали покоя. Он был из тех людей, которым, несмотря на явную успешность в карьере и внешнее благополучие, было сложно определиться. Он как бы стоял между образовавшейся трещиной и никак не мог решиться перепрыгнуть либо на одну сторону, либо на другую… что-то его так и тянуло – обрушаться вниз, полететь в неизвестность…