Влюбившись, станешь круглым идиотом.
Гореть, так уж для вечного… кого-то.
Отличье христианства от буддизма
в том, что не "я блаженствую в Нирване,
сам на себя в Сансаре с прочими смотря вниз",
а "кто-то смотрит, кто один – не рваный;
мы, снизу, все собой являем лохмоты".
Народов разны лишь ментальные черты.
Одно и то же описать есть много способов.
На то Земля и поле игровое,
что святость первому идёт – через собор,
в иного же влетает с вихря воем.
Каждый ту часть небесного встречает,
какую сам, с земли, имел причалом.
Тем временем Ян вверх бежал, как Мурка,
что в урочных куплетах из Одессы.
Вот по кому серьёзно плачет дурка
и юные небитые принцессы!
Так заигрался, что порою забывал,
зачем затеял этот карнавал.
Перезнакомился со всеми в новом статусе
(ввернуть могу: не мальчика, но мужа),
и приобрёл не по отцу, а сам в себе
он репутацию "достойный, но хмур дюже".
Узнав подполье прямо от Царя,
одобрил метод пользовать моря.
Его холодность главному понравилась.
Стал приближать его он понемногу.
Сначала в опере сидели вместе в ложе с ним,
потом совместно наслаждались грогом,
и, наконец, до встреч с поставщиками
дошли едва ль не со сплетёнными руками.
Гриба хотел Ян кокнуть поначалу,
чтобы в глазах Царя авторитет поднять.
Но в разговорах главный развенчал его:
– Не смог бы, слаб. Убийца – твоя мать.
Я без улик не стал бы сообщать такое.
Но то, что знаю, от тебя не скрою.
– Он в завещании списал всё на меня.
Ей с устраненья выгода какая?
– А та, что он зверел день ото дня,
её с Грибом приглядки замечая.
Тот дал идею, а она исполнила.
Сильна, хоть слабым кличут пол её.
– Гриб – серый кардинал… Он в роли этой
не кажется мне вовсе органичным.
– Быть может, он молчал и вовсе. Светом
насчёт Дианы я владею лично.
– Благодарю за информацию. – Мне нравится,
что ты не рубишь сгоряча, – добавил Царь. –
Собрать все данные, потом лишь только действовать…
Ты далеко пойдешь, и мне уж стал как сын.
За краткий срок такой – ко мне б не смог приблизиться
из живших и живущих ни один.
В тебе есть голова совместно с нюхом.
Лишь бойся сердца. Лживо то, как шлюха. –
Беседа повлияла на ход мыслей Яна.
Задумался в ту ночь он очень сильно.
Диана обвиняла власть, а власть Диану.
Ответ всегда лежит посередине.
– Скорей всего, – догадка, – оба истребители.
Законодатель он, она же – исполнитель. –
В бумагах отчих несколько запутался
сначала, но, втянувшись, разобрался.
Прозвали Волком за глаза в лесу родном
его и кролики, и прочие собратцы.
В глаза волкам мы смотрим с опасением.
Но стае именно от них – спасение.
Возможно, не будь Лоры с ним всё время,
пропал без вести б в собственном театре.
Но та стреляла бойко (ногу в стремя,
наизготовку), глаз не жмуря. В такт с ним
она на снайпера училась, как он на
тайноправителя, чтоб править всем сполна.
С левой руки – по банкам, с правой – в темя.
Физический ущерб её подстёгивал:
«Дефект мой – повод быть внимательней». Со всеми,
кто целит вне, поладит бездна вод.
Про биологию узнала много нового.
В аспекте смерти и не только. Бестолковая
для жизни, отрицала к Жизни тягу,
приняв за Смерть её. Туда всю страсть и бросила.
На пистолете дала в верности присягу
Оружию, как продолжению кипящих сил.
Таких два раза не проси, снести башку.
Им рыльце мой, не мой, равно́ в пушку.
Порой она, когда один он слышал, пела,
чуть случай, сразу выходя на крик.
Тогда и план смещения стал зрелым.
– Как будто голос пламенем горит,
ведёт туда, куда не хочешь: крысоловом, –
сказал себе, отметку сделав новую.
– Похоже, что её он шантажировал.
Диану – Царь. Кричала: невиновна.
Могла действительно орудием его лишь быть…
– В тебе привязанность так к ней вещает, кровная.
В день икс ты всё узнаешь от неё.
А я ему устрою Регнарёк. –
Ян иногда поглядывал с опаской
на им самим творимое дитя.
Пытался показать жизнь в ярких красках:
ей всё равно. Любить – в упор. Курить – взатяг.
Вражда – до казни без возможности помиловать.
Ну а потом: «Всё хорошо, живу и так я, милый мой».
Весна цвела, и вместе с нею Лора.
Встречались редко, но, как говорится, метко.
Палили на заброшках по заборам,
друг друга поощряя словом "детка",
гуляли там, где слежка не с руки.
Менялись тёмные очки и парики.
Инкогнито её соблюдено.
– Смешной какой-то вкус на баб у Яна:
все маломерки, с плеч худы до ног,
и обязательно рот корчат, как чикано… –
В прохожей узнавал её черты.
Из незнакомки проступала "ты".
Гора была недалеко особая.
В ней углубленье лесом поросло.
Водились там шакалы, лисы, соболи.
Поляна посреди него – как слой
другой реальности (не этой, из стекла).
Узлы деревьев там переплелись в орла.
Почти никто про дикие просторы
из поселян окрестностей не знал.
Хотели поохотиться Ян с Лорой,
когда явились в лес. Но, из-под сна
набившись в гости к Артемиде девственной,
перестаёшь на городской манер себя вести.
Орёл огромен был. Такого не подстрелишь.
С травы наверх смотрела наша пара.
Она подумала: «Вот – место для мистерий».
Он крылья представлял в пылу пожара.
Долин таких осталось раз, и сплюнешь.
Разрушат их, заметив, скоро люди.
Дошло до старости, признаться, человечество.
Так размельчилось, что уж не собрать.
В маразм впадаем, чтобы им отвлечься от
грядущего конца. Бдит Старший Брат.
Не страшно это, вовсе нет! За смертью
нет смерти: вот что важно. Счастлив смех мой.
Спустя года, в кафе обзорном сидя,
признает Лора подготовку – счастием,
доступным человеку. Прочий мир ей
пока закрыт (в одном лице) всевластием.
Бывают женщины, способные найти,
как Архимед, закон… альтернатив.
Но не про то сейчас. Люблю ж я гнать события!
Как птица-тройка, вихрем в никуда
летим, не успевая толком жить за тем,
чтоб обеспечить радости гнезда.
А я бегу, чтоб больше показать
наверх, через неверные глаза.
И можно сколь угодно запираться
среди лесов, в учениях колдунов,
или пить ром на палубах пиратских
в одном из текстовых иль виртуальных снов.
Всего важнее помнить, где хранится
(ты сам) твоя бессмертная частица.
С рождения впервые близнецов моих
постиг… нет, не раскол, скорей, разлад.
Поток Инессиных вопросов скоро стих.
Растягивались вместе на шпагат,
готовились к экзаменам, но души
с отдельных точек их глядели в сушу.