– Ружье положи, – потребовала я, махнув факелом на землю перед ним.

– Оно больше не выстрелит, – вздохнул мужчина, но положил оружие на землю, – Да ты и сама знаешь. Не для красоты же его взяла.

– Из него можно не только стрелять, – грозно насупилась я, и, отгораживаясь факелом, бочком подошла и быстро схватила ствол. Мужчина улыбнулся.

– Потушила бы факел? – попросил он. Я презрительно фыркнула и осеклась. Со спины мужчины вернулся второй зверь, и уже готовился для прыжка. У меня был только факел, и я замахнулась им, собираясь кинуть в волка. Мужчина инстинктивно пригнулся. Прочертив яркую линию, факел четко влетел в зверя. Шерсть вспыхнула, раздался громкий скулеж.

Незнакомец резко обернулся, доставая шашку, а волк уже успев сбить пламя, поднимался на ноги. И выглядел очень злым. Я даже не успела моргнуть, как резким движением, мужчина рубанул зверя по шее, но тот успел отпрыгнуть в сторону, и рана вышла не такой серьезной, как хотелось бы. Теперь прыгнул волк, метясь человеку в шею, но тот успел выставить руку, и огромные клыки вцепились в жесткую кожу куртки, разрывая ее словно бумагу. Перехватив клинок другой рукой, незнакомец всадил его в глазницу зверя. Волк дернулся, крепче сжимая пасть, и обмяк. Мужчина осторожно высвободил руку. Куртка была разорвана, а на землю закапала кровь. Я закусила губу, мужчина явно был дезертиром, но он меня спас. И я теперь, вроде как ему обязана.

– Идем, – наконец решилась я, повесила ружье на спину, и резко кивнув своим мыслям, зашагала к городу, – Рану надо перевязать.

Риз.

Девочка пошла вперед. Я поднял запястье вверх, перевязать все равно было нечем. Ружье, выглядело слишком большим на ее худой спине. Сколько ей? Попытался прикинуть я. Лет десять? Даже намеков на взросление не видно. Но ее взгляд, такой серьезный, такой взрослый. И эти пронзительно-зеленые глаза. Почему-то такие знакомые?

       Я тряхнул головой, отгоняя наваждение. Девочку я видел впервые, но тогда откуда это чувство? А главное, куда мы идем? Выйдя из леса, мы свернули, и уже минут десять шли параллельно городской стене.

– Пока не надо, чтобы тебя видели, – пояснила она, – там, – она ткнула вперед, – есть еще проход.

И проход действительно был, через болото, куда стекали все отходы города. Хорошо, что я не завтракал, а то меня бы там вывернуло. Пройдя по еле заметной тропе сквозь вонючую жижу, мы попали в самую северную часть города, и видимо самую отвратительную?

Серые дома, с дырами вместо окон, небрежно заколоченных старыми досками. Худые, грязные люди, изредка испуганно выглядывающие из старых домишек. Скользкая мостовая забитая всяческим мусором, и это ее еще дождиком помыло.

Девочка свернула в узкий переулок, и ловко перебралась через забор на соседнюю улицу. Я тяжело вздохнул, но помогать мне, видимо не собирались. Кровь уже начала сворачиваться, хоть и все еще сочилась по руке. Стараясь её не тревожить, я перебрался на другую сторону, вышло не особо ловко, при соприкосновении с мостовой, меня завалило на бок, но тонкая рука подхватила, не давая упасть.

– Спасибо, – глухо поблагодарил я. Из-под светлой челки сверкнули зеленые глаза, и я снова вздрогнул, а сердце больно защемило. Девочка кивнула, и снова поправив тяжелое ружье, зашагала по улице. Эта явно была чище, но такая же пустая. Хотя впереди я слышал гул голосов. Худые, но на удивление сильные, пальцы, схватили меня за рукав, затаскивая в очередной переулок. И толкая в ближайшую обшарпанную дверь. Война сказывалась плохо на всей стране.

– Сюда, – она протащила меня на кухню и посадила на лавку. Печь была холодная, но стол и полки чистые, так что место было явно жилым, – Я сейчас.

Она повесила ружье на крюк на стене, и, взяв нож, подошла, я непроизвольно напрягся. Нет, не то, что я испугался ребенка, да еще и девочки, просто это уже инстинкт. Она распорола рукав до запястья и осторожно потянула, стаскивая с меня куртку. Я поморщился, когда грубая кожа, процарапала края раны, и сдавленно зашипел.

– Терпи! – она очень серьезно на меня посмотрела, – Ты же вон какой большой!

Девочка осмотрела руку. Рубашка тоже была разодрана. Она быстро метнулась в соседнюю комнату, и притащила корзину с бинтами и склянками. Осторожно срезала рукав рубашки по локоть. И схватив пузатую бутылку, откупорила. В нос ударил резкий запах спирта, она подняла на меня глаза.

– Не кричи, – тихо, но очень строго, предупредила она, я кивнул. Руку обожгло болью, когда на рану попала едкая жидкость. Я закусил губу, но из глаз все равно брызнула влага. Пока я промаргивался, мелкая уже намазала рану какой-то вонючей пастой, и обматывала руку бинтом. Закончив, снова полезла в корзинку, а я с удивлением рассматривал работу. Добротно и явно со знанием дела. Тяжко им тут, раз даже дети так умеют.

– Выпей, – она протянула мне пузырек.

– Что это? – я взял и осторожно принюхался, пахло какими-то травами и спиртом.

– Лекарство, – буркнула она, – не травить же тебя теперь.

Я ухмыльнулся и выпил. Девочка удовлетворенно кивнула, забрала опустевший флакон, и, уперев руки в бока, сердито на меня посмотрела.

– А теперь уходи! – она ткнула пальцем в дверь, а я поперхнулся. О как?

– Даже водички не дашь? – она молчала, а я чуть надавил, – Гостю в твоем доме?

– Да, блин! – она взмахнула руками, но пошла в угол кухни, к большому ведру на лавке. Зачерпнула ковшиком и, подойдя, протянула мне, – На!

– Ага, спасибо, – я выпил и вернул ей ковшик. Она хмуро глянула, резким движением поправляя челку за ухо.

– Еды нет, – предупредила она, я крякнул от неожиданности. Желание рассмеяться стало невыносимым.

– Скоро ночь, – тихо констатировал я.

– Угу, – кивнула она, и снова ткнула в дверь, – Тебе бы поторопиться.

– Да брось, – я посмотрел ей прямо в глаза, – Куда я сейчас пойду? Утром, хорошо?

Она закусила губу, снова быстро на меня зыркнув. В голове явно мелькали разные мысли, наконец, она что-то решила, и очень тяжело вздохнула.

– Ты ведь дезертир?

Я поморщился, слово неприятно резало, но отрицать очевидное было глупо, так что вместо этого я спросил.

– А где остальные? – она вылупилась на меня в немом удивлении, и я пояснил, – Родители твои?

– Где надо, – буркнула она, снова бросив хмурый взгляд, – Считай, тебе повезло, что их сейчас нет.

– Да ну? – я хмыкнул, – А тебе не страшно? Одной?

– Ну, – она хитро посмотрела на меня, и очень ловко завертела в руках ножом, – Я кое-что умею. Так что даже не думай, с тобой справлюсь.

Я лишь покачал головой, на такую самоуверенность, и потянулся за сумкой, нож тут же уперся мне в лицо.

– Эй, ты чего это? – настороженно спросила она.

– Сама же сказала, что еды нет, – пожал я плечами, продолжая развязывать узел и не обращая внимания на нож, – А я голодный.

В её глазах засверкало любопытство, нож дрогнул и исчез. Я усмехнулся, доставая из сумки хлеб и сверток бумаги. Она дернула носом, и с удивлением глянула на меня.

– Бери, бери, – я придвинул к ней сверток, развернув. Там был кусок шоколада. Она ахнула и осторожно протянула руку, но тут же отдернула и подозрительно посмотрела на меня.

– Правда, можно?

– Можно, – очень серьезно кивнул я. Девочка взяла маленький кусочек и положила в рот, тут же расплываясь в довольной улыбке, – И дрова тащи.

– Дрова? – переспросила она испуганно и замотала головой, – Дрова нельзя сейчас.

Я многозначительно обвел комнату, в которой стало заметно темнее. Солнце почти село. Она грустно вздохнула и снова закусила губу, потом посмотрела на шоколад, и вдруг встрепенулась.

– Я сейчас! Не уходи, – крикнула она, и выскочила за дверь, та с тихим шуршанием вернулась на место.

– Да вроде не собирался, – шепнул я в пустоту комнаты, и подумал, что ведь так оно и есть. И дело не в том, что идти было некуда, а именно что не хотелось.