И в данный момент это все, что Сатору нужно знать.

А тем временем Тоджи говорит низким, угрожающим голосом – и они отворачиваются друг от друга, переводя взгляды на него:

– Если ты думаешь, что я сейчас включу благородство и не отвечу тебе тем же…

– Вперед, – предвкушающе, едва не торжествующе скалится Сукуна, разводя руки в стороны в приглашающем жесте и тут же сжимая их в кулаки; Сатору против воли тоже становится в боевую стойку – стоять в стороне и отдавать все удовольствие Сукуне он не собирается, хотя зрелище и обещает быть любопытным. Уж прости, Мегуми. – Только рад начистить рожу очередному уеб…

– Какого черта?! – обрывает Сукуну новый, но до боли знакомый голос, и Сатору, у которого весь запал, весь тут же хлынувший по венам адреналин схлопывается – на секунду прикрывает глаза, матерясь про себя.

А потом смотрит на Мегуми.

Который, вообще-то, должен быть в школе.

Но Сатору был бы совсем идиотом, если бы и впрямь рассчитывал, что Мегуми действительно станет спокойно отсиживаться все это время в школе.

И, нет, он не рассчитывал.

Но надеялся, что у него будет чуть больше времени.

А Мегуми проходит вперед, смотрит разъяренно сначала на Сукуну, и тот под его взглядом выпрямляется сильнее, тут же разжимая кулаки; Сатору даже замечает, как он приподнимает стопу и едва не отступает назад, только в последний момент успевая себя остановить. От этого зрелища Сатору едва не фыркает развеселенно.

Но потом разъяренный взгляд достается уже ему самому и весело вдруг резко перестает быть – на место веселья моментально приходит чувство вины. На самом деле, винить Сукуну за желание отступить, когда у Мегуми так глаза огнем полыхают, Сатору совсем не может.

Наконец, Мегуми поворачивается к Тоджи.

Выплевывает с очевидным отвращением, которое скрыть даже не пытается:

– Ты.

Тоджи в ответ только ухмыляется криво, опять поднимая руки в этом своем театрально сдающемся жесте, от которого Мегуми, по ощущениям, распаляется еще сильнее. Пес рядом с ним принимается утробно рычать, и, кажется, даже воздух сгущается вокруг Мегуми, кажется, даже тени сползаются к нему послушно, ему под пальцы.

И Сатору отчаянно хочется шагнуть вперед и сгрести Мегуми в охапку. Спрятать его от этого. Спрятать от прошлого. От кошмаров. От человека, подарившего эти кошмары.

Но Сатору продолжает стоять.

Потому что Сатору как никто знает – иногда своим кошмарам нужно посмотреть в лицо. Знает – Мегуми это нужно. Знает – Мегуми справится. Потому что Мегуми в свои семнадцать сильнее всех, с кем когда-либо был знаком Сатору; в свои восемь, когда они познакомились, был сильнее большинства из них.

Даже если отголоски страха вновь просыпаются в нем самом. Страха, что он все-таки проебался по всем фронтам, как отец. Страха, что так и не заслужил, чтобы Мегуми выбрал его. Страха, что недостаточно хорош. Недостаточно старался. Недостаточно.

Страха, что единственный важный ему человек – самый важный, ключевой, – выберет не его.

Но Сатору глубоко вдыхает.

Верит в Мегуми – верит Мегуми.

И не мешает ему смотреть своим демонам в лицо.

Потому что Мегуми более чем способен это сделать.

– Слушай, пацан, – начинает Тоджи, растаптывая ботинком очередной окурок и глядя Мегуми в глаза нечитаемым взглядом. – Я знаю, ты меня ненавидишь, и ты имеешь на это полное право…

И Мегуми вдруг, в одну секунду, как по щелчку пальцев – меняется. То мрачное, злое, что клубилось вокруг него тенями, вдруг уходит, и взгляд его светлеет, проясняется. И он вновь – тот спокойный, вечно невпечатленный ребенок, которого Сатору знает. Только напряжение в плечах и сжатые кулаки – еще Пес, который больше не рычит, но все еще скалится зло и явно готов в любую секунду броситься вперед, – выдают, что Мегуми совсем не в порядке.

– Я не ненавижу тебя, – ровным твердым голосом произносит вдруг Мегуми, прерывая Тоджи, и что-то внутри Сатору обрывается.

Что-то падает.

Рушится.

И только усилием воли удается удержать себя на ногах.

Только ради своего – своего же? он же все еще имеет право так думать, правда? – ребенка.

А Мегуми тем временем уже продолжает – ровно, спокойно.

С убийственной искренностью равнодушия.

– Ненавидеть можно того, на кого хоть немного не плевать. Ты же мне никто.

Сатору рассмеяться хочется от силы того облегчения, которым вдруг накрывает. Умеет же его ребенок – его, определенно его, – держать интригу.

Моя школа, – с гордостью думает Сатору.

– Но, – вновь говорит Мегуми, который явно еще не закончил; и взгляд его вновь становится жестче, мрачнее; чистая угроза, когда он подходит к Тоджи ближе, выплевывает ему в лицо. – Только посмей причинить вред близким мне людям…

Взгляд Сатору мимолетно выхватывает лицо Сукуны, выражение которого всего какое-то мгновение выглядит по-детски растерянным и ошеломленным, но уже в следующую секунду он возвращает на привычное место привычную маску похуистичного мудака.

Сатору вновь едва удерживается от того, чтобы фыркнуть, хотя ему нихера не весело.

Забавно все-таки – для Сукуны, кажется, новость, что он может входить в чертовски узкий круг тех самых близких и важных, которых Мегуми жаждет защитить.

Интересно, а насколько это новость для самого Мегуми? – задумывается на секунду Сатору, но почти тут же выбрасывает эту мысль из головы.

Сейчас для этого не время.

Сейчас, когда Тоджи смотрит на Мегуми в ответ неясным, непроницаемым взглядом, и на пару секунд все замирают, никто не произносит ни слова; душная плотная тишина давит на кости. А потом Тоджи ее разрубает, когда наконец начинает говорить – и в голосе его сквозит гордость, на которую он не имеет никакого ебучего права:

– Совсем взрослый. Почти мужчина.

– Не благодаря тебе, – холодно обрубает Мегуми; голос – режущие колотые льды. А затем он наконец отступает на шаг, припечатывая жестко, бескомпромиссно. – Я никогда больше не хочу тебя видеть, – после чего разворачивается, чтобы уйти, и бесцветный ответ Тоджи прилетает ему в спину, хотя Мегуми он явно уже не нужен; Мегуми все уже сказал.

– Не увидишь.

Сатору ощущает, как в грудной клетке клубится такая всеобъемлющая, всепоглощающая гордость, что от нее даже почти больно – но такая боль приятна. Однажды он поклялся себе, что защитит Мегуми, что не позволит Тоджи больше никогда причинить ему вред – но с тех пор прошли годы и Мегуми больше не страшен ни призрак Тоджи, ни Тоджи во плоти.

Насколько же его ребенок взрослый. Взрослее, чем они все трое, стоящие здесь же и смотрящие ему в ровную, стальной сильной жердью выпрямленную спину.

В глазах появляется жжение, и Сатору приходится моргнуть – а знакомое щемление за ребрами он приветствует радостно.

Его потребность защищать Мегуми никогда никуда не денется – просто Мегуми раз за разом доказывает, что более чем способен защитить себя сам.

На секунду переведя взгляд на Тоджи – Сатору произносит тихо, но твердо, так, чтобы не услышал Мегуми, но точно услышал Тоджи:

– Благодаря твоему самому большому проебу я получил лучшее, что когда-либо было в моей жизни, – и добавляет, насмешливо осклабившись. – Спасибо.

После чего тоже разворачивается и идет за Мегуми следом, выравниваясь по правую его руку – пока Сукуна идет по левую, а Пес чуть выбегает вперед, возглавляя шествие.

Сатору замечает, что Мегуми окончательно расслабляется, лишь когда он оказывается рядом.

Рука сама собой, интуитивно, инстинктивно опускается на черноволосую макушку, ласково ее взъерошивая – и Мегуми вместо того, чтобы увернуться, поддается движению; Сатору наконец по-настоящему выдыхает – его ребенок в порядке.

Тоджи остается где-то далеко позади.

Комментарий к (за год до) Равнодушие

неизменная благодарность за ваш чудесный и яркий фидбек

и спасибо zhm за подарок работе, неожиданно и приятно

========== (за год и три месяца до) Отвращение ==========