Напоследок Сатору выжимает из себя еще один драматичный вздох и с театральной подавленностью качает головой. Он почти физически ощущает волны ярости, исходящие от Мегуми, который спустя несколько секунд наконец сдается.

– Черт, ладно! И хватит улыбаться так широко! И ржать прекрати! На что я вообще подписался?!

Через пару минут они уже заваливаются всей компанией в машину – Сатору, Мегуми и Пес. Последний привычно занимает своими счастливо сопящими габаритами почти все заднее сидение – ни Сатору, ни Мегуми не настолько бездушные монстры, чтобы оставить его одного грустить в квартире. Когда машина выезжает на автостраду, рассеянно мычащий себе под нос Сатору включает музыку и начинает петь во весь голос, а аккомпанируют ему счастливо подвывающий Пес и обреченно бурчащий что-то Мегуми.

И вот, наконец, они оказываются дома у того самого Юджи, о котором Сатору столько слышал; на самом деле, нет, почти не слышал, потому что его ребенок – молчаливый засранец, из которого попробуй выжми хоть слово.

И вот, наконец, Сатору знакомится с самим Юджи.

И вот, наконец, с первой брошенной друг другу дурацкой шутки, с первого взаимного смеха над этими шутками становится понятно, что одному уровню долбоебизма возраст не помеха. Стоящий рядом и наблюдающий за происходящим Мегуми в это время ворчит:

– Кажется, я совершил худшую ошибку, позволив вам встретиться. Теперь моя жизнь обречена, – и вздыхает с очень знакомым наигранным драматизмом; ощущающий прилив гордости Сатору точно знает, у кого он этому научился.

И вот, наконец, Сатору знакомится с дедушкой Юджи, который в откровенном замешательстве наблюдает за взаимодействием своего внука и отца лучшего друга этого внука. Пока наконец не интересуется прямо, даже не пытаясь прикрыться учтивостью:

– Каким образом у идиота, вроде тебя, вырос такой ответственный и замечательный ребенок, как Мегуми? – из-за чего тут же завоевывает сердце весело хохочущего Сатору, который целиком и полностью разделяет его замешательство.

И вот, наконец, Юджи видит Пса, который до этого оставался в стороне.

И на памяти Сатору становится первым, кто тут же принимается восторженно тискать эту громадину вместо того, чтобы накладывать от страха неположенных предметов из неположенных мест. Впрочем, стоит Псу забросить ему передние лапы на плечи и начать вылизывать лицо – становится понятно, что это не первая их встреча.

Но, когда увлекшийся Пес опрокидывает весело хохочущего Юджи на спину, Сатору с Мегуми все же пытаются одновременно его окликнуть.

– Пес!

– Кот!

После чего Мегуми бросает на Сатору недовольный взгляд и требовательно произносит:

– Я уже говорил, чтобы ты прекратил называть его Кот.

– Ничего не могу с собой поделать. Придуманная тобой кличка так оригинальна, что даже спустя столько лет я не могу ее запомнить, – печально качает головой Сатору.

Краем глаза он замечает, как Юджи пару секунд недоумевающе переводит взгляд с угрюмого Мегуми на веселящегося и не особо пытающегося это скрыть Сатору – а потом тихонько прыскает и тут же запрокидывает голову, принимаясь хохотать во весь голос.

Отвлеченный чужим смехом Мегуми тут же переводит взгляд на его источник, и…

Оу.

Наблюдая за тем, как мрачность вымывает из взгляда Мегуми, как место ее заменяет тепло и что-то, смутно похожее на нежность, Сатору вдруг все понимает.

Он здесь не потому, что не доверяет Мегуми. Он не сомневался в его словах, когда тот сказал, что ночует у друга, не сомневался, что друг это именно друг. Он не подозревал, что Мегуми мог ввязаться в плохую компанию – потому что Мегуми мог бы, на самом деле, но только для того, чтобы плохой компании накостылять.

Но Сатору правда было любопытно увидеть того мальчишку, который стал первым человеком, открыто признанным Мегуми в качестве друга.

И, что ж, он увидел.

А еще, возможно, только возможно, но Сатору все же хотел убедиться, что его ребенок в безопасности. Потому что, как бы рано Мегуми ни пришлось повзрослеть, через сколько бы ни пришлось пройти – ему всего лишь пятнадцать. Он всего лишь подросток, и Сатору совсем не хочет, чтобы ему пришлось проходить через еще большее. Так что…

Да, все дело в любопытстве. Только в нем.

И, наблюдая за тем, как Юджи устраивает кучу-малу с огромной, больше похожей на цербера псиной, как затаскивает туда не особенно-то и сопротивляющегося Мегуми, Сатору думает – да, наверное, это именно то, что нужно его ребенку.

А если все это однажды закончится чьим-нибудь разбитым сердцем…

Что ж.

Может быть, все обойдется.

Заметив слабую, но светлую улыбку Мегуми, которую тот посылает продолжающему хохотать Юджи, Сатору наконец с ощутимым облегчением думает – ему, пожалуй, пора.

И вот он уже стоит у входной двери.

И вот он уже пытается взъерошить уворачивающемуся Мегуми волосы, параллельно пафосно вещая об исполненном родительском долге.

И вот он уже делает шаг вперед, собираясь протянуть ладонь к дверной ручке – но дверь вдруг открывается сама. А из нее выходит…

Юджи.

Сатору замирает, пока человек напротив поднимает взгляд и замирает тоже.

Нет, не Юджи.

Требуется всего доля секунды, чтобы увидеть различия.

Сатору в принципе достаточно редко подводит интуиция в сочетании с опытом, и он довольно неплохо читает людей; в данном случае «редко» приравнивается к «никогда», а «неплохо» к «великолепно».

Да, скромность – не один из пороков Сатору.

Так что он присматривается внимательнее, пока темные глаза напротив начинают вполне очевидно анализировать его в ответ.

Этот человек старше, он одет в презентабельный, явно дорогой костюм. У него в чертах лица там, где у Юджи мягкость и отзывчивость – что-то острое, закованное в стальные срезы по углам скул и челюсти. От него несет опасностью и угрозой – Сатору достаточно хорошо знает их привкус и отлично может распознать, даже скрытый тоннами показного добродушия.

Впрочем, здесь никаких признаков добродушия – ни искусственного, ни искреннего, – не обнаружено.

Краем глаза удается уловить, как стоящий рядом Мегуми напрягается. Сатору бросает на него быстрый взгляд, чтобы удостовериться: да, судя по тому, как закрывается лицо Мегуми, как поджимаются его губы, как вся его фигура подбирается – он явно знает, кто это такой.

И явно не хотел, чтобы Сатору с ним пересекся.

А еще Сатору успевает заметить, как взгляд напротив тоже на мгновение перебегает на Мегуми, прежде чем вновь вернуться к нему самому. Что-то внутри отзывается на это наблюдение острым холодом, и Сатору чувствует, как улыбка намертво примерзает к его губам.

Что ж, вот и повод ненадолго задержаться.

– Годжо Сатору, – представляется он с тем самым показным добродушием, протягивая руку.

В ответ человек напротив оскаливается зубасто, а в мрачном взгляде мелькает замаскированная, и все-таки довольно очевидная для Сатору враждебность. Но потом чужая рука все-таки вытягивается вперед, а грубый хриплый голос представляется:

– Рёмен Сукуна.

Отдаленная часть сознания Сатору фиксирует – Рёмен, не Итадори, как Юджи. Вряд ли существенно, но любопытно.

Их рукопожатие длится дольше нужного, и Сатору чувствует, как костям становится неуютно от того, насколько крепко Сукуна сжимает пальцы. Так что он сам сжимает ладонь крепче, ощущая, как уголки губ начинает колоть улыбкой; впервые за этот вечер – колоть болезненно.

А потом сбоку слышится кашель Мегуми, всего пара тактичных «кхм-кхм», но этого достаточно, чтобы Сукуна и Сатору одновременно разжали руки и отступили друг от друга на шаг.

После чего Сатору оборачивается и преувеличенно радостным тоном заявляет:

– Кажется, у меня есть лишнее время. Никто ведь не против, если я останусь на ужин, правда?

Тут же воцаряется хаос.

Сукуна ничего не говорит, но, проходя мимо Сатору, задевает его плечом явно намеренно – и это, вообще-то, несущественная ерунда. А вот когда Сукуна бросает еще один долгий, слишком уж долгий взгляд на Мегуми, при этом едва уловимо, но странно дернув уголком губ – Сатору вдруг хочется голыми руками закопать его в бетон.