Удивление?

Недоверие?

– Почему? – в конце концов спрашивает Мегуми тихо, и прежде, чем Сатору успевает задать встречный вопрос, уже продолжает чуть поспешно, несвойственно себе сбивчиво. – Мы даже познакомились, когда… Когда я пытался украсть у тебя… Так почему ты веришь сейчас? Почему… Не прогоняешь меня?

Ох.

До Сатору вдруг доходит еще кое-что.

То, почему Мегуми молчал. Почему не защищался. Почему сразу, еще там, у лавочки продавца не сказал, что не виновен.

Почему ему понадобилось для этого так много времени и сил.

Ведь даже в тот день, когда они познакомились, когда Мегуми действительно попытался украсть – он не сдавался до последнего, до последнего защищался.

Но сегодня…

И Сатору вдруг понимает – Мегуми боялся. Боялся не обвинений продавца, не его криков – такой мелочью Мегуми не испугать. Но боялся того, что он, Сатору, ему не поверит. Что он, Сатору, его прогонит.

Боялся его, Сатору, потерять.

Может быть, даже на сотую долю не так сильно, как сам Сатору боится потерять Мегуми, но все-таки – боялся.

И боится сейчас.

И этот страх вогнал его в ступор, когда появился Сатору.

Вдруг хочется рассмеяться – но смех будет слишком горьким, слишком болезненным, и Сатору его сглатывает.

Как этот самый умный ребенок в мире может быть по совместительству еще и самым глупым?

– Мегуми, – твердо и серьезно говорит Сатору, заставляя Мегуми смотреть на себя и отчаянно желая, чтобы он понял. – Ты пытался украсть у меня еду, когда был на грани голодного обморока. Это – чрезвычайная ситуация, за которую ты не можешь себя винить. Я запретил бы тебе себя винить, но это, к сожалению, не сработает. И если бы ты сейчас что-то украл, я был бы уверен, что у тебя есть для этого веские причины, потому что это ты. Хотя знаешь, что? – вдруг добавляет Сатору, потому что – к черту причины.

К черту рациональность.

К черту.

– Даже если бы ты просто украл что-то, потому что захотел, мне было бы плевать. Я бы порадовался тому, что ты наконец сделал то, чего хочешь! Ты можешь сделать что угодно, Мегуми. Что угодно – и я никогда не прогоню тебя. Никогда. Ты можешь однажды прийти и сказать, что убил человека, а я спрошу, нужны ли нам лопаты, чтобы спрятать тело. Потому что, уверен, этот человек будет мудаком, а у тебя будут причины – но, знаешь, что? Мне будет плевать! Потому что это ты. И я помогу тебе, чтобы ни случилось. И никогда от тебя не откажусь. Это ясно?

И дело в том, что Сатору прекрасно осознает: каждое из сказанных им слов – чертова правда. Мегуми может сделать что угодно, буквально что угодно; может однажды приставить нож ему к горлу – Сатору в ответ лишь улыбнется и спросит, как высоко поднять подбородок, чтобы Мегуми было удобнее глотку вспороть.

Возможно, это не совсем нормально.

Возможно, это должно пугать.

Но Сатору плевать.

Сейчас для Сатору имеет значение только то, чтобы до его ребенка дошло, насколько он важен.

В перспективе имеет значение только то, чтобы Мегуми знал, как он.

Блядь.

Важен.

А Мегуми выдыхает в ответ свистяще и хрипло, а в глазах Мегуми наконец что-то смягчается недоверчивым доверием – ребенок крайностей и абсурда, господи – и благодарностью.

Мегуми говорит сбитым сиплым голосом:

– Рад слышать, что ты веришь, будто однажды я могу заявиться на твой порог с трупом.

– Всегда пожалуйста, – натянув на лицо широкую улыбку, весело отвечает Сатору – и получает в ответ хмыканье, от которого в солнышке теплеет.

Какое-то время они просто смотрят друг на друга, и тишина между ними наконец перестает давить и душить – но потом Мегуми отводит взгляд; начинает вполне очевидно для Сатору колебаться, кажется, желая что-то сказать – и Сатору не давит. Терпеливо ждет, пока Мегуми наберется сил.

Наконец, он все же задает вопрос немного опасливо – но голову на бок склоняя с намеком на любопытство:

– И что, ты даже не спросишь?

С первой попытки до Сатору не доходит.

Со второй – тоже.

В конце концов, он только удивленно моргает, интересуясь в ответ:

– Не спрошу что?

Пару секунд Мегуми смотрит на него как-то недоверчиво, даже ошарашенно – а потом вздыхает со знакомым обреченным знанием, как делает всегда, когда Сатору творит какую-то из ряда вон выходящую, но типичную для него дичь.

Глядя на такой знакомый привычный жест Сатору не знает, как в его грудной клетке помещается вся та нежность, которая за ребрами океаном разливается.

Но у Мегуми вдруг опять – хмурая складка между бровей.

Он вдруг опять – взглядом себе в кроссовки.

– Я правда не знаю, как игрушка оказалась у меня в рюкзаке.

О, – доходит до Сатору.

Так вот Мегуми о чем.

А ведь это правда не имело значения – и все еще не имеет. Мегуми сказал, что не виновен, и для Сатору этого более, чем достаточно.

Вот только для Мегуми, судя по его хмурому серьезному взгляду, ответ действительно важен.

Наконец поднявшись с корточек, Сатору с драматичным кряхтением разминает ноги и подбирает покупки; задумывается на секунду. Он знает, что пытаться сейчас успокоить Мегуми и говорить ему, что это неважно, вариант заведомо проигрышный, поэтому пытается подобрать рациональный ответ на возникший вопрос.

– Ты видел сегодня кого-то знакомого?

– Нет, я не… – качает головой Мегуми сосредоточенно, а потом в его глазах вдруг загорается понимание, когда он обрывает сам себя, вскидывает взгляд и смотрит прямиком на Сатору, произнося: – Вообще-то, пока тебя не было, я решил немного пройтись. Недалеко, до ближайших лавочек. Твое «быстро» всегда растягивается на вечность, если дело касается сладкого, – сбивается на беззлобное ворчание Мегуми, явно сам того не замечая, и Сатору без зазрения совести улыбается во всю ширь; но Мегуми уже продолжает, посерьезнев: – И там до меня дое… Хм… Я встретил нескольких парней из школы, которых однажды… Ну…

– Избил? – услужливо подсказывает Сатору, не пытаясь скрыть своего веселья, когда Мегуми простреливает его хмурым взглядом.

Ах, эти прекрасные деньки, когда его вызывают в школу, потому что Мегуми доставил очередную партию избитых мудаков прямиком под ворота!

Сатору продолжает настаивать, что Мегуми должны были выплачивать зарплату за то, что он решает проблемы вместо учителей.

Пусть и – хм – нестандартными методами.

Может быть – только может быть – Сатору относился бы к происходящему чуть более серьезно, если бы у Мегуми не было Пса, который всегда подстрахует и прикроет. Но Пес есть.

И отдельный вид веселья – тоже.

– Вроде того, – кивает Мегуми, пытаясь казаться привычно невозмутимым – но Сатору все равно видит намек на неловкость и вину в том, как он на секунду отводит взгляд. – Они сначала пытались меня спровоцировать, говорили… Разное. А потом как-то очень резко ушли.

Сатору вдруг приходится напомнить себе, что он взрослый. А взрослым нельзя избивать несовершеннолетних.

Даже если заслужили.

Даже если очень надо.

Сатору, нельзя!

Сатору, место!

– Вот тебе и ответ, – довольно кивает Сатору, пытаясь скрыть свое раздражение – только бы Мегуми не подумал, что это раздражение направлено на него.

Сатору не нужно больше задавать вопросов, чтобы прикинуть, как все было дальше.

Наверняка игрушку подкинули так, чтобы ее было видно из рюкзака, а потом, может, продавец заметил сам. А может, один из пацанов – мудаков малолетних – подошел к нему и намекнул, мол: смотрите-ка, а что это торчит из рюкзака во-он того мальчишки? А он точно за это заплатил?

А дальше продавцу – мудаку великовозрастному – сорвало тормоза. Либо для начала он все же спросил у Мегуми про украденную игрушку и потребовал заплатить – а Мегуми, очевидно, платить не стал, потому что ничего не крал.

Либо он вовсе пошел в отрыв сразу.

Независимо от деталей, вывод один – Мегуми сегодня нарвался на сборище мудаков. И Сатору это сборище возглавляет.