Эти двое явно знакомы не один день и в их взаимодействии даже успела устояться определенная рутина – не самое приятное из всех пониманий, настигших Сатору за сегодняшний день.

Но еще Сатору слишком хорошо знает Мегуми.

И он видит страх, который там, дальше, глубже; где-то за радужкой, на самом донышке. Видит, что Мегуми хоть и не дергается – но все же напрягается, когда Сукуна подкрадывается слишком близко. Видит, как в такие моменты глаза Мегуми загораются знакомым огненным упрямством, и он продолжает стоять, отказываясь уступать.

А еще – и это куда страшнее, – Сатору видит интерес в глазах Сукуны, когда тот смотрит на Мегуми. И пока что это только интерес, что-то любопытное, забавляющееся – но еще Сатору видит перспективу. Видит, во что этот интерес может вылиться однажды.

И от одной мысли об этом его мутит.

Ужин проходит скомканно и напряженно, хотя вообще-то Юджи и Мегуми молодцы и получилось у них очень даже вкусно, как бы Сатору с Сукуной ни пытались этому помешать.

Но повисшая над столом тишина разливается разве что периодическими попытками Юджи разрядить обстановку, разве что вставками его дедушки о том, что кулачные бои поинтереснее будут, разве что взаимными ядовитыми репликами Сукуны с Сатору.

Разве что бурчанием Мегуми:

– Ну вы бы еще едой подрались.

В конце концов, когда ужин заканчивается, Сатору все-таки приходится сдать позиции и смириться с тем, что пора отправляться домой. Мысленно он с тоской признает: напрашиваться с ночевкой к другу своего ребенка – это перебор даже для него.

А в тот момент, когда Сатору второй раз за вечер стоит у входной двери, собираясь уходить, они с Сукуной остаются наедине – впервые по-настоящему наедине с момента их встречи. Дедушка Юджи уже отправился к себе в спальню, утомленный бесплодными попытками все-таки получить свои хлеба-и-зрелища, а Юджи утащил куда-то Мегуми «на пять минуточек», потому что срочно захотел ему что-то показать. Пес, конечно же, увязался за ними.

И именно сейчас, в эту самую минуту, пока никого из них нет рядом, Сатору наконец разрешает своей маске упасть, расколоться на уродливые глиняные куски; именно сейчас Сатору наконец отпускает свою стеклянную улыбку, которая ломала ему губы весь вечер с того момента, как пришел Сукуна.

Именно сейчас Сатору наконец тянется к своим затемненным очкам и снимает их, что делает очень редко в присутствии других.

Несколько секунд он вертит очки в руках с показной отстраненностью, почти физически ощущая, как холод внутри него разрастается до масштабов арктических льдов. А потом поднимает взгляд, смотрит Сукуне прямо в глаза и ровным бесцветным голосом произносит:

– От тебя не останется ни единой кости, которую можно было бы похоронить, если с головы моего ребенка упадет хотя бы волосок.

Сукуна на это почти никак не реагирует. Почти, потому что Сатору видит.

Видит, как оскал его приглушается, как угроза в нем становится тусклее на пару тонов, а напряжение – на пару тонов ярче. Видит, как взгляд его мрачнеет, видит, как в глазах появляется что-то новое, что-то опасливое, что-то худшее, чем угроза – и это то, чего Сатору и добивался.

Чего ожидал.

Но потом Сукуна едва уловимо встряхивается всем телом, как промокшая псина, и вновь оскаливается шире; хмыкает с ощутимо наигранной недоверчивостью:

– Да ты совсем ебнутый. Не нужен мне твой пацан.

Но Сатору уже цепляет очки обратно – он сказал все, что хотел. И он знает, видит, что его услышали.

Как видит и остальное.

У Сукуны при взгляде на Мегуми – интерес, азарт, а у Мегуми при взгляде на Сукуну – упрямство, готовность стоять до последнего. И уже сейчас это сочетание, когда они находятся рядом, сцепляет их и не дает так просто разойтись по углам.

Сатору видит перспективу.

Если бы выбор был за ним, то он выбрал бы для своего ребенка какую-нибудь милую девочку, или выбрал бы заботливого доброго Юджи, выбрал бы то тепло, которое появляется в глазах Мегуми при взгляде на него. И Мегуми однажды сам начнет сердца разбивать, если еще не, Сатору давно об этом знает – но еще несколько часов назад он думал, что разбитое сердце самого Мегуми будет не такой уж катастрофой, если по ту сторону окажется кто-то вроде Юджи.

Сейчас же Сатору думает, что такой вариант – почти благословение.

И Сатору чуть-чуть хочется рычать от бессилия – но это все еще не его выбор, и прежде, чем Мегуми свой собственный выбор сделает, пройдут годы, потому что иначе Сатору ведь и правда от Сукуны и кости не оставит. Не оставит от него и кости, если Сукуна выбор у Мегуми отберет.

Но сейчас все, что Сатору остается – это опять нацепить улыбку и крикнуть Мегуми, что он уходит, и что его бездушный ребенок мог бы хоть попрощаться со своим родителем. А еще – бросить на Сукуну очередной предостерегающий взгляд, который уже за этот вечер. У Сукуны же в это время желваки под кожей ходят, а скалится он все равно с своей раздражающей снисходительной насмешливостью, которая так и вопит, мол:

«Я-то остаюсь, а вот ты валишь, сколько б ни выебывался».

И Сатору отказывается забирать Пса, который все еще не отходит от Мегуми ни на шаг и периодически порыкивает в сторону Сукуны, особенно если тот подходит слишком близко к Мегуми. И Сатору чувствует самодовольство, когда замечает, какой раздраженный взгляд Сукуна бросает на Пса – и, может, Сатору не в состоянии сам защитить Мегуми от всего на свете, но кое-кто все же может его подстраховать.

А потом Мегуми все-таки выходит из дома Юджи и провожает Сатору до машины – Пес все так же рядом с ним, – и уже у машины Сатору вдруг опять становится серьезным.

Сатору опять снимает очки, второй раз за вечер, неслыханное дело, и бессознательно сжимает переносицу тем усталым жестом, который он ни перед кем кроме Мегуми больше не показывает, да и рядом с ним до предела редко – но понимает это уже постфактум.

А потом Сатору смотрит Мегуми в глаза и просит:

– Будь осторожен с ним.

И Мегуми вместо того, чтобы привычно огрызнуться – пару секунд молчит, смотрит внимательно, сосредоточенно, чтобы наконец с такой же серьезностью кивнуть.

Потому что, конечно же, он все понял.

Потому что, конечно же, у Сатору самый умный ребенок на свете – и при мысли об этом он чувствует прилив гордости, к которой примешивается толика горечи. Ведь иногда, всего лишь иногда, но ему все-таки хочется, чтобы Мегуми был не таким упрямым, не таким храбрым, чтобы ему не пришлось стать таким сильным так рано; чтобы хоть иногда он давал защитить себя и о себе позаботиться.

Чертово родительское дерьмо.

Но, да, все с его ребенком будет в порядке, Сатору знает это. Никакие Сукуны ему не страшны.

Хотя перестраховка в виде Пса все равно не помешает.

А следом Сатору взъерошивает Мегуми волосы – и тот даже позволяет ему, не уворачиваясь. И вот уже Сатору опять надевает очки, и вместе с ними надевает свою привычную маску беззаботного идиота, выдавая дежурную дурацкую шутку – Мегуми же отвечает дежурным беззлобным ворчанием. И все снова возвращается в привычную колею.

За исключением того, что, когда Сатору возвращается домой – его оглушает тишиной и одиночеством, от которых он успел отвыкнуть с тех пор, как в этом доме появился Мегуми.

И теперь под рукой даже нет Пса, чтобы одиночество разделить.

========== (спустя месяц) Зависимость ==========

То, что он оказывается в нужное время в нужном месте – случайность.

Сукуна никогда не думал, что однажды будет настолько благодарен случайности.

Он всего лишь проезжает мимо переулка на машине и выхватывает краем глаза движение. Без особого интереса поворачивает голову.

Эту макушку Сукуна узнал бы где угодно и когда угодно, в самом диком угаре, словив самый лютый приход – ему на сетчатке выжжено, на костях клеймом выбито.

Машина резко останавливается. Шины проезжаются по асфальту с оглушительным мерзким свистом, который не замечает никто из участников сцены, разворачивающейся перед глазами Сукуны.