Разъяренный же пацан подходит ближе, замахивается ногой и заезжает Мегуми ботинком по челюсти. К кровоточащей брови тут же присоединяется кровоточащая губа, и Мегуми ощущает, как давно шатавшийся молочный зуб вылетает окончательно. Недовольно поморщившись, он нащупывает его языком. Выплевывает вместе с красным сгустком.

И разрешает губам расползтись в улыбке, кровавой и злой, больше ощущающейся, как оскал.

Это явно производит тот эффект, на который Мегуми рассчитывал – если судить по тому, как пацан тут же отступает на шаг и спотыкается, едва успевая восстановить равновесие. На его лице на секунду мелькает откровенный испуг, из-за чего улыбка – оскал – Мегуми становится только шире.

Но пацан же уже подменяет испуг очередным приступом злости. Он уже отворачивается. Уже идет к клетке.

Уже вытаскивает из клетки черного щенка.

И он опять ухмыляется этой мерзкой скользкой улыбкой – только теперь Мегуми кажется, что она странно дрожит, – а потом поднимает щенка выше и говорит:

– Смотрю, ты нихрена учиться не хочешь, малец. Тогда нужен урок получше, – после чего вместе со скулящим, вырывающимся щенком опять идет к кромке воды.

Мегуми, до которого доходит, что именно он собирается сделать, начинает брыкаться сильнее, но вырваться из хватки у него все еще нет ни одного шанса.

Тогда Мегуми начинает кричать.

Начинает умолять, и ему плевать, насколько жалким его это делает.

– Нет! Пожалуйста! Пожалуйста, нет! Пусти его! Меня избей до смерти! Но его пусти!

– Да ты совсем ебнутый, – гогочет в ответ пацан, явно пораженно, но пытаясь скрыть ошарашенность и страх за глумливостью и злостью. – Поэтому тебя так к ним тянет. Сам такой же монстр, – после чего он присаживается на корточки и опускает щенка под воду, принимаясь удерживать его обеими руками.

И Мегуми вдруг осознает.

Страшно, отчетливо осознает – в этот раз пацан не остановится.

Изо рта Мегуми вырывается больной и отчаянный, оглушительный хрип, который не перебивает даже гогот трех голосов, а ухмылка пацана, топящего щенка, тем временем становится увереннее, в ней появляется превосходство, откровенное гнилое наслаждение происходящим.

Мегуми удается вырвать одну руку из чужой хватки, удается ударить одного из пацанов – но его быстро скручивают опять.

Щенок же тем временем постепенно перестает жалобно скулить. Перестает вырываться.

Перестает…

А потом взгляд пацана вдруг приковывает к себе что-то над головой Мегуми. В его глазах появляется концентрированный, больше не сдерживаемый страх, смешанный с раздражением и злостью; а в следующую секунду он уже вскакивает на ноги и, отпустив щенка в воду, убегает. Следом за ним хватка исчезает с рук Мегуми, и двое других уже сбегают следом за своим главарем.

Мегуми не понимает, что происходит – но у него и нет времени размышлять.

У него в ушах все еще – собственный крик и скулеж щенка, и он силой отрывает себя от земли. Кажется, он чувствует чьи-то руки на своих предплечьях – но отмахивается от них, и наполовину ползет, наполовину идет к кромке воды, заходит в нее по щиколотку и поднимает щенка, ощущая, как горло больно скручивает и становится сложнее дышать.

Он зарывается лицом в мокрую шерсть и из глотки вырывается что-то, похожее на псиный скулеж – он не смог. Он подвел. Он не справился.

Не справился…

А в следующую секунду он чувствует прикосновение чего-то шершавого и влажного к своей щеке; пораженно поднимает голову, открывает глаза…

И тут же натыкается на взгляд темных и умных глаз щенка

Облегченный хрип вырывается из горла, и он прижимает к себе щенка сильнее. А потом шум в ушах начинает сходить на нет, и Мегуми наконец удается различить слова.

– Эй, мальчик. Ты как? Нормально? В больницу не нужно?

Мегуми заставляет себя оторваться от шерсти щенка; поворачивается. Ему приходится чуть запрокинуть голову, чтобы встретиться с твердым непроницаемым взглядом светловолосого мужчины, стоящего рядом и едва уловимо хмурящегося.

Все, на что Мегуми хватает, это кивнуть в ответ и выдавить из себя хриплое – горло от недавних криков саднит:

– Нормально, – и тут же до него доходит, что, видимо, именно этого мужчину те пацаны испугались, сбежав, так что он добавляет, чувствуя себя до ужаса неловко и продолжая цепляться за щенка: – Спасибо.

Но тут же Мегуми вдруг чувствует прилив удушающего ужаса, и его взгляд скользит дальше, ко второму, оставленному на берегу щенку. И только когда он видит, что тот тоже в порядке – бодает мордой прутья клетки и скулит, – наконец удается выдохнуть.

А взгляд мужчины скользит туда же, куда направлен взгляд Мегуми, и вдруг кажется, что на секунду выражение его строгого серьезного лица становится мягче

– Ты их защищал, да? – Мегуми не знает, что на это ответить, но мужчине ответ, кажется, и не нужен. Мужчина уже переводит взгляд обратно на него и говорит: – Ты молодец.

И это не звучит снисходительно, как оно обычно бывает со взрослыми, не звучит свысока.

Это звучит просто и уверенно, так, будто мужчина всего лишь констатирует всем понятный, очевидный факт, озвучивает свое наблюдение – и его слова отзываются где-то очень глубоко внутри Мегуми.

Теперь, когда адреналин сходит на нет и он начинает медленно осознавать все произошедшее, в ушах вдруг набатом отдается «ты такой же монстр, как и они» – и Мегуми думает, что, может быть, тот пацан и прав. Может быть, он и есть монстр, хотя щенки монстрами ему совсем не кажутся

Но уверенным словам этого мужчины почему-то хочется верить, его спокойное и внушительное «ты молодец» почти перекрывает в голове ехидный и злой голос пацана – хотя Мегуми вообще не привык никому верить.

Даже Сатору…

Черт, Сатору.

О Сатору сейчас думать не хочется, как и о его реакции на побои Мегуми.

Наверное, заметив, как Мегуми недовольно поморщился, мужчина опять хмурится и еще раз спрашивает.

– Тебе точно помощь не нужна?

– Нет, – качает головой Мегуми, тоже пытаясь казаться уверенным и спокойным; несколько секунд мужчина рассматривает его внимательно, а потом странно хмыкает и отворачивается, чтобы выйти из реки.

Только тогда Мегуми наконец осознает, что мужчина в явно дорогом костюме и ботинках следом за ним зашел по щиколотку в воду.

Следующий за ним Мегуми опять чувствует себя неловко.

Ему хочется попросить прощения.

Хочется сказать что-то большее, чем простое сухое «спасибо» – но он совершенно отвратителен в умении подбирать слова.

Вот Сатору бы, у которого язык подвешен…

Не думать о Сатору.

А мужчина уже вытаскивает из нагрудного кармана какой-то белый прямоугольник. Уже вновь оборачивается, чуть наклоняясь и протягивая его двумя руками Мегуми, и тот удивленно моргает. Чувствуя непривычное смущение, он опускает щенка на землю, чтобы тоже поклониться и двумя руками прямоугольник принять, с удивлением осознавая, что это визитка.

– Меня зовут Нанами Кенто. Можешь звонить, если что-то понадобится, – не дожидаясь ответа, мужчина уходит, а Мегуми остается только удивленно смотреть ему вслед.

Но ступор длится недолго.

Почти сразу он срывается с места и бредет к клетке со вторым щенком; вытаскивает его, поджимая губы, когда замечает все новые и новые подпалины. После чего плюхается на задницу, устраивает обоих у себя на коленях и прикрывает глаза, утыкаясь носом в псиную шерсть. И на секунду опять чувствует вспышку злости, не понимая, как вообще кто-то мог бы посчитать их монстрами?

Но эта вспышка очень быстро гаснет, когда Мегуми вновь чувствует шершавый слюнявый язык на своей щеке и против воли слабо улыбается.

А вечером он возвращается домой – в квартиру Сатору, не домой, приходится напомнить ему себе.

И он стоит у зеркала в ванной, антисептиком обрабатывая свои раны и пытаясь прикинуть, удастся ли все от Сатору скрыть. Вот только даже Сатору не настолько рассеян, чтобы не заметить ссадины на губе и брови – да и вообще, Мегуми уже понял, что он совсем не настолько невнимательный и легкомысленный, как пытается убедить окружающих.