Хотя все равно тот еще идиот.

А потом слышится хлопок двери и Мегуми вздрагивает, едва не уронив пузырек с антисептиком; недовольно хмурится, пытаясь побороть страх – по крайней мере, он надеялся, что успеет обработать все до прихода Сатору.

А уже спустя минуту Сатору стучится в ванную, зовет Мегуми. Зовет еще раз. В конце концов, Мегуми со вздохом опускается со скамейки, на которую становится, чтобы достать до верхних шкафчиков – у шпалы Сатору все всегда находится чуть не под потолком, – и открывает дверь.

Он ждет бури.

Ждет криков.

Но Сатору только поджимает губы, несколько секунд рассматривает его – и за стеклами очков совершенно не разобрать, что означает взгляд; иногда Мегуми почти ненавидит эти извечные очки. Пока наконец не произносит ровным, спокойным голосом:

– Только не говори мне, что неудачно упал с лестницы.

А Мегуми от этого спокойствия только сильнее хочется спрятаться. Мегуми из-за этого спокойствия уже прикидывает, что ему, кажется, придется вновь вспомнить, каково это, жить на улице.

Потому что Мегуми уже достаточно знает Сатору, чтобы сказать – его спокойствие страшнее, чем крики.

За его спокойствием слишком много скрывается.

И Мегуми признает, шмыгнув носом и заставляя себя упрямо смотреть Сатору в глаза, перебарывая желание отвернуться:

– Я подрался.

Шумный выдох вырывается из легких Сатору, что-то в нем мрачнеет, темнеет, и Мегуми выпрямляется сильнее, чтобы не сжаться в комок, как хочется.

Мегуми вновь ждет криков или ругани. Мегуми ждет холодного «пошел вон». Мегуми думает, что Сатору наверняка устал от него, Сатору не нужны все эти проблемы, которые из-за Мегуми возникают, Сатору…

…Сатору вдруг подхватывает не успевшего остановить себя от писка Мегуми, усаживает его на стиральную машинку и отворачивается, чтобы взять ватный диск с антисептиком и пластырь.

А когда поворачивается опять, его выражение лица вновь – привычно расслабленное и дурашливое, и Сатору спрашивает весело, пока смачивает ватный диск в антисептике – хотя Мегуми в его веселье все равно мерещится напряжение и что-то болезненное.

– Ну так, ты победил?

Мегуми удивленно хлопает глазами. Ему требуется несколько секунд, чтобы осознать – да, Сатору действительно спрашивает всерьез, и только тогда Мегуми задумывается над его вопросом.

– Нам помешали, – в конце концов, честно признает он.

И губы Сатору наконец растягиваются в улыбке. И не в обычной для него широкой-веселой, той самой, которую Мегуми тоже иногда почти ненавидит, как и очки, потому что не верит ей, потому что слишком наигранной, лживой ему эта улыбка кажется, – а более мягкой, будто бы даже грустной.

– Я буду воспринимать это, как да, – со странной гордостью произносит Сатору и треплет Мегуми по волосам, а Мегуми, чтобы побороть тупое желание к этой руке потянуться – старательно морщится и от руки Сатору отмахивается.

А потом Сатору принимается обрабатывать раны Мегуми, игнорируя все его протесты и упрямые «я и сам могу» с коротким цыканьем и ворчанием о том, что, конечно, может – но не должен.

– И вообще, когда ты, глупый ребенок, усвоишь уже, что у тебя есть кто-то, на кого можно положиться, и что не обязательно пытаться справиться со всеми самому? – и хотя начинает свою тираду Сатору привычно веселым, полушутливым тоном, продолжая при этом старательно, с каждой секундой все фальшивее улыбаться – на последней фразе в его голос отчетливо пробивается раздражение.

Вот только руки его при этом раздражения не выказывают, раны он обрабатывает так удивительно бережно, что Мегуми в какой-то момент даже ловит себя на понимании – ему вдруг вспомнились полузабытые и ласковые руки мамы.

Но Мегуми моргает – и заставляет себя выбросить эти мысли из головы, заставляет себя прогнать жжение из глаз, вот только получается плохо.

И в голову закрадывается глупая надежда – если Сатору сейчас не разозлился и не выгнал, может, он не разозлился бы, даже притащи Мегуми домой – сюда, это не его дом, не его, снова и снова напоминает себе Мегуми, – щенков?

Мегуми нашел для них переулок почище и спокойнее, притащил картонную коробку и одеял, еды и, может, когда у него будет на это время, удастся найти что-то поприличнее… Но это все еще улица.

А Мегуми не понаслышке знает, как дерьмово на улице жить.

Но потом на смену воспоминаниям о маме опять приходят воспоминания о другом, том самом человеке. О том, кому Мегуми против воли доверял. О том, кто оставил его. О том…

Мегуми крепко зажмуривается, заставляя себя о нем не думать.

И – нет.

Нет.

Сатору наверняка рассердился бы, это логично, понятно. А Мегуми уж точно ничем не поможет щенкам, если опять окажется на улице – вместе с ними.

Кто знает, насколько этой жажды благотворительности Сатору вообще хватит?

Вряд ли надолго.

Сатору наверняка окажется таким же – одним из тех, кто предаст, стоит довериться.

От последней мысли настроение портится окончательно, и Мегуми больше ничего не говорит. Только терпеливо ждет, пока Сатору обработает раны, никак не реагируя на его обычные дурацкие шуточки.

Никак не реагируя, когда Сатору вбрасывает будто бы невзначай:

– А тот шатавшийся зуб наконец выпал, да? – и старательно делает вид, что ничего особенно в этой реплике нет – а Мегуми под стать ему старательно делает вид, что ни капли не ошарашен тем, насколько внимательным все-таки может быть этот идиот.

И все еще никак внешне на его слова не реагирует.

А когда Сатору заканчивает, Мегуми тут же спрыгивает с машинки, только буркнув напоследок «спасибо» и не глядя на него.

Продолжая убеждать себя, что боится потерять крышу над головой, тепло и возможность регулярно питаться, не задумываясь о том, где еду добыть.

И вовсе ему не страшно, что от него отвернется этот глупый большой ребенок, вовсе не страшно его потерять.

Нет, Мегуми вовсе не привязался к нему.

И привязываться не собирается.

Комментарий к (за девять лет до) Защита

моя безмерная благодарность вам за поддержку и приятности в отзывах. мне неожиданно, но очень здорово видеть ваш отклик

и спасибо Cooolstoory за подарок работе. это внезапно и согревающе

========== (за три года и четыре месяца до) Интерес ==========

Поначалу Сукуна просто фиксирует краем сознания тот факт, что в доме начинает мелькать новое лицо.

Сложить два и два не так уж сложно – у мелкого засранца, который по досадному недоразумению также является его младшим братцем, появился новый друг. И, в принципе, наличие у Юджи друзей не такая уж новость. Наверное. По крайней мере, Сукуна предполагает, что по этой части у него, вечно расшвыривающего улыбки направо-налево, не должно быть проблем; хотя жизнью братца Сукуна мало интересуется, у него хватает куда более важных дел. Да и в целом – ему похеру.

Есть лишь одно «но».

До этого домой Юджи никого не притаскивал.

Вот только это «но» не до того существенно, чтобы Сукуна всерьез обратил на него внимание. Сукуне все еще слишком похеру, так что о пацане он быстро почти забывает. Почти – просто потому, что мелькать-то пацан продолжает, и с каждым днем все чаще; просто потому, что краем сознания Сукуна продолжает о незнакомое лицо цепляться. Просто потому, что это лицо все сложнее называть незнакомым.

Вполне взаимное и всех устраивающее игнорирование продолжается до тех пор, пока они не сталкиваются напрямую.

Той ночью Сукуна остается в доме деда и Юджи. Не такое уж частое для него явление, на самом деле, а из-за того, что спит Сукуна достаточно мало, располагается он на кухне с ноутом. Рядом стоит кружка кофе и пепельница, валяется пачка сигарет и зажигалка.

Полный набор.

Освещается кухня только экраном ноута, а окно раскрыто настежь – на улице конец осени, но сидящего в одной футболке Сукуну все вполне устраивает.

А потом ему по сетчатке вдруг режет остро вспыхнувшим светом.

Сукуна недовольно морщится, привычное желание разорвать любого, кто сейчас к нему сунется, начинает клыкасто и ядовито щериться где-то в районе диафрагмы.