– Так лучше?

Только после этого взгляд Сукуны наконец отрывается от его губ, скользит к глазам – все такой же опасно темнеющей, с искрами в глубине этой тьмы, из-за которых в голове Мегуми вдруг набатом, рвано и прерывисто, с этими чертовыми бархатными нотками:

возможно, тебе стоит оглянуться наконец

чтобы перестать уже видеть только

моего тупого

младшего

братца

Мегуми моргает. Встряхивает головой.

Те слова все равно ничего не значили. Для Сукуны это – всего лишь игра.

Целый месяц Мегуми игнорировал тот факт, что они были сказаны – и может так же успешно продолжить игнорировать их сейчас.

Игнорировать.

Игнорировать.

– Определенно, – тем временем отвечает Сукуна, медленным, неоднозначным жестом облизывая губы, и голос его звучит на пару тонов ниже нужного.

– Думаю, мне пора, – проталкивает слова наружу Мегуми, и после этого Сукуна вдруг на секунду прикрывает глаза, медленно вдыхает, а когда открывает – они вновь сплошь непроницаемая темнота. На его губах вновь оскал.

Мегуми вовсе не чувствует из-за этого разочарования.

Ни капли.

Лишь облегчение.

– Вперед, – равнодушно пожимает плечами Сукуна, опять отворачиваясь к плите – и Мегуми наконец может отвернуться сам.

Уже у двери он тормозит, зарываясь пальцами в шерсть Пса, с которым ему не нужно задумываться о том, как добраться домой – Пес всегда дорогу найдет. И только сейчас Мегуми осознает, что впервые не услышал от него ни одного рыка, даже крохотного напоминания о себе, пока они с Сукуной говорили.

Мегуми хмурится.

А потом все-таки бросает взгляд через плечо и выдыхает тихое, прилетающее Сукуне в спину:

– Спасибо.

Ему кажется, что плечи Сукуны напрягаются в ответ на одно короткое слово. Кажется, что сейчас, вот-вот, он опять обернется… но Мегуми не остается, чтобы убедиться.

Дверь уже захлопывается за его спиной.

Мегуми ни разу не оборачивается.

Комментарий к (спустя месяц + один день) Благодарность

спасибо всем героям, которые здесь отзываются. мне удивительно и очень приятно видеть ваш отклик

чудо, если кто-нибудь сюда продолжение ждет, но у меня пальцы чешутся писать

и спасибо Sajna за подарок с посвящением этой работе, неожиданно и тепло

========== (за десять лет до) Инстинкт ==========

Сатору замечает его сразу.

Конечно же, замечает.

В любой другой ситуации он не обратил бы внимания. Ну, шатается поблизости какой-то бездомный мальчишка – так Сатору никогда не задавался целью спасти весь мир, да и в целом альтруизмом не отличается.

Но этот конкретный мальчишка попытался стащить его моти.

Только что купленные, совсем еще свежие моти, которыми Сатору, почти ничего не евший с утра, собирался насладиться в машине. И, может быть, он закрыл бы глаза, попытайся мальчишка украсть у него деньги…

Но моти!

Нет уж, такое вопиющее поведение Сатору проигнорировать не способен.

Так что, да, он замечает мальчишку сразу, как только тот тянется своими тощими руками к его моти. И, стоит признать, мальчишка пытается действовать осторожно и хитро, Сатору даже дает ему фору в пару секунд – но вот по части терпения маленький наглец явно не профессионал.

Так что вот уже Сатору сцапывает слишком очевидно проколовшегося мальца за запястье; вот уже тянет его на себя с искусственной широкой улыбкой, с до крайности показным добродушием:

– Так-так-так, а что это за очаровательный крольчонок у нас тут воришкой заделался?

Секунду-другую мальчишка выглядит испуганным и ошарашенным, но только секунду-другую. Уже в следующее мгновение он выдергивает руку, отпрыгивает на несколько шагов и вполне буквально рычит, глядя на Сатору никаким не крольчонком – маленьким волком, от чего у самого Сатору брови невольно чуть приподнимаются.

А вот это уже интересно.

Мальчишка же не теряет времени даром; не успевает Сатору и глазом моргнуть – как он уже разворачивается и пытается сбежать. Вот только сегодня явно не его день, потому как Сатору требуется всего-то два широких и ленивых шага, чтобы перехватить беглеца за ворот куртки и вновь потянуть на себя.

Без боя мальчишка не сдается. Он брыкается и выворачивается, пару раз пытается даже укусить – Сатору же, с отстраненным любопытством наблюдающий за этими попытками, наконец приглядывается к мальчишке внимательнее.

Обросший.

Чумазый.

Потрепанная одежда и неестественная худоба. Болезненно острые скулы, лишенные типичной для детей припухлости. Огромные глаза с темными кругами под ними.

Сатору хмурится.

А потом возвращается обратно, таща мальчишку за собой волоком. Широко улыбается недоуменно глядящей на него продавщице – они вообще привлекают все больше внимания, с недовольством отмечает Сатору, – и покупает еще пару моти, впихивая их в руки мальчишке.

Тот от неожиданности даже брыкаться перестает.

После чего поднимает голову и смотрит на Сатору со слишком серьезным, слишком взрослым выражением, от которого даже как-то не по себе – до того неестественно оно для исхудавшего детского лица.

Наконец, мальчишка произносит:

– Мне нечем вам заплатить.

– Мог бы просто сказать «спасибо», – широко улыбается Сатору, пытаясь проигнорировать то, как внутри что-то стягивает от этой излишней взрослости мальчишки.

От того, что даже говорит он совсем не так, как положено детям.

Мальчишка в ответ на это хмурится только сильнее, и Сатору хохочет. Но при этом даже сам понять не может, какова в его смехе доля искренности, а какова - вымученности.

Не то чтобы это так уж важно.

Все равно полутонов и отличий не заметит никто.

– Ладно, угрюмый зырк из-под бровей тоже подойдет.

То, что происходит дальше, для самого Сатору становится неожиданностью; движет им что-то внутреннее, инстинктивное, что-то, чему он давным-давно научился доверяться.

Возможно, черт возьми, зря.

Но прежде, чем успевает подумать, он уже опять хватает мальчишку за шиворот, уже сгребает в охапку и устраивает у себя под мышкой, мысленно отмечая – тот настолько худой, что веса почти не чувствуется. Мальчишка же, явно от неожиданности, даже брыкаться начинает не сразу.

– А теперь мы вернем тебя туда, откуда ты сбежал, – весело заявляет Сатору, и вот после этого мальчишка принимается активно вырываться.

Пока Сатору несет его к машине, они привлекают все больше чужих взглядов – но в ответ на это Сатору только растягивает губы в широкой ослепительной улыбке и выдает попеременно вариации фразы:

– Ох уж эти дети, быть родителем иногда такое испытание!

Этого достаточно, чтобы подозрение на чужих лицах тут же сменилось пониманием, участием и попросту откровенным залипанием – впрочем, последнее Сатору преследует неизменно.

Он мысленно хмыкает.

А в следующее мгновение наконец добирается до своей машины и швыряет в нее мальчишку; тут же сам усаживается на водительское сидение, срываясь с места. Кажется, самое время выдохнуть с облегчением.

Но какое там облегчение.

Какое там, нахрен, облегчение, когда с каждой милей, нарастающей на спидометре, начинает нарастать и осознание того, что именно Сатору только что сделал. И это… Черт возьми.

Черт.

Возьми.

Пытаясь отвлечься от мыслей о собственном долбоебизме, он косится в сторону, на подозрительно притихшего мальчишку – и замечает, какие очень уж многозначительные взгляды тот бросает на дверь машины. Сатору тут же ее блокирует. С мальчишки станется еще и выпрыгнуть на автостраду на полной скорости.

После этого следует еще несколько минут тяжелой душной тишины, пока Сатору пытается вычленить из бессвязного потока мыслей самые конструктивные. Пока пытается перебороть желание провести устало ладонью по лицу; пока пытается справиться с тотальной заебанностью, которая твердит ему, что он не готов к подобному дерьму.

Но он уже в это дерьмо вляпался, исключительно по собственной инициативе – вот такой вот он дохуя самостоятельный, взрослый мальчик; если уж пиздец – то исключительно собственноручно созданный.