Всегда стоило и всегда будет стоить.

И каким-то образом самое дерьмовое утро в его жизни становится самым прекрасным.

…а свою кружку уже остывшего какао Мегуми все-таки выпивает.

Комментарий к (за три с половиной года до) Тоска

спасибо-спасибо всем, кто, к моему величайшему удивлению и радости, здесь отзывается

и если произойдет чудо и кто-то вновь сюда заглянет - я всегда буду безмерно вам рада

========== (спустя месяц + один день) Благодарность ==========

Когда Мегуми открывает глаза, взгляд его упирается в совершенную белизну потолка. Он хмурится. Поворачивает голову набок, чтобы оглядеться вокруг себя, и тут же стискивает зубы в попытке сдержать рвущееся наружу болезненное шипение. Кажется, каждая мышца в теле протестует против лишних движений.

Мегуми чувствует себя совершенно вымотанным.

Изрядно дезориентированным.

Прикрыв глаза, он делает несколько глубоких вдохов, пытаясь привести мысли в порядок и восстановить в голове порядок событий, из-за которых оказался здесь. Где бы это «здесь» ни было.

Но уже в следующую секунду сквозь вату в ушах до него доносится тихий и жалобный, очень знакомый скулеж; под ладонью оказывается успокаивающе жесткая шерсть, в которую Мегуми тут же с готовностью зарывается пальцами.

Облегченный выдох неконтролируемо рвется из легких.

Вновь открыв глаза, Мегуми все-таки заставляет себя повернуть голову, игнорируя то, как хнычут мышцы в сопротивлении. Тянет губы в слабом и изломанном подобии улыбки, встречаясь взглядом с умными темными глазами, в которых сейчас сквозит совсем уж человеческое беспокойство.

Пока Пес с ним – они из любой преисподней выберутся.

Отбросив одеяло в сторону, Мегуми пытается встать, не желая дальше оттягивать неизбежное – и тут же морщится. Бросает взгляд вниз, примечая тот факт, что одет всего лишь в футболку – незнакомую, свободно болтающуюся на плечах, – и что лодыжка его перевязана эластичным бинтом. Да и по всему телу тут и там виднеются бинты и пластыри.

Еще пару мгновений Мегуми оставляет на то, чтобы собрать себя в нечто относительно функционирующее; получается откровенно дерьмово. Ощущение перемолотости через мясорубку отказывается куда-либо уходить, но туман в голове начинает развеиваться, давая мыслить яснее.

Воспоминания приходят смутно.

Урывками.

Вторая попытка встать заканчивается успешнее, хотя тело немного ведет, пока мир заходится каруселью. Но Пес уже здесь.

Рядом.

Подставляет холку, давая опереться на себя, и Мегуми благодарно чешет его за ухом.

Держась за Пса, он проходит по периметру незнакомой комнаты, поверхностно исследуя ее и прихрамывая. Все довольно обезличено. Выхолощено. Голые стены, идеальные паркетные доски, окна в пол. До тошноты совершенную, как из глянцевых журналов картинку портит разве что валяющаяся в углу рубашка, порванная и окровавленная. Но подозрительно знакомая.

Мегуми поджимает губы.

Смутная догадка о том, где он находится, начинает трансформироваться в уверенность.

Собственную одежду – да и вообще какую-либо еще одежду, в комнате он не находит; лазить же по шкафам и совать нос, куда не просили, не кажется ему хорошей идеей. По крайней мере, теперь, когда он с высокой вероятностью знает, из-за кого проснулся в незнакомом месте.

Копаться в личном никогда не принадлежало числу привычек Мегуми.

Так что он решает наконец выйти в коридор, и все его внимание тут же концентрирует на вкусном запахе, который желудок приветствует громким урчанием. Дальше Мегуми следует за этим запахом, пока не находит кухню; замирает в дверном проходе, приваливаясь к нему плечом.

Его недавняя догадка подтверждается.

Не то чтобы он удивлен.

Какое-то время Мегуми просто наблюдает. Следит за тем, как знакомая фигура со знакомой хищной грацией передвигается от плиты к столешнице и обратно; как напрягаются предплечья, когда руки сжимают лопатку для готовки крепче; как перекатываются мускулы под загорелой кожей, изгибая волнами плавные линии татуировок; как солнечный свет, щедро заливающийся в окна, удивительно ласково играет с розово-рыжими прядями – Мегуми так и не определился до конца, какого же цвета волосы у этой семьи.

А потом Сукуна, так и не оборачиваясь к нему, бросает небрежно-насмешливое:

– И долго ты там будешь стоять?

И Мегуми в ответ вздрагивает. Пару раз моргает, фокусируясь и понимая, что в какой-то момент успел залипнуть настолько, что почти полностью отключился от окружающего мира. Все-таки, у движений Сукуны есть какое-то магическое воздействие – с недовольством думает Мегуми. Наблюдать за ним…

Интересно.

Да, это подходящее слово.

За Сукуной интересно наблюдать.

Как за хищным зверем в естественной для него среде обитания, – говорит себе Мегуми, и это объяснение вполне его самого устраивает.

– Что случилось? – спрашивает он, сосредоточившись на существенном – но собственный голос со сна звучит слишком уж хрипло и будто надколото. Так, что приходится откашляться.

Только после этого Сукуна наконец оборачивается, окидывая Мегуми взглядом и как-то странно кривя тонкую линию губ. Глаза его сужаются и в них на секунду вспыхивает что-то, совершенно Сукуне несвойственное, нехарактерное для него.

Знай его Мегуми чуть хуже – сказал бы, что это беспокойство.

Но секунда заканчивается, Сукуна вновь наглухо закрывается и глаза его опять – жалящая опасность и непроницаемая темнота.

Наверное, действительно показалось, – с облегчением думает Мегуми.

Губы же Сукуны уже знакомо растягиваются ехидным оскалом, и, взглядом скользнув по телу Мегуми ниже, он произносит с ядовитой насмешкой:

– Чудесные ножки.

Мегуми опускает взгляд следом за ним.

И…

Черт.

Ну да.

Он успел забыть, что до сих пор одет в одну только футболку, которая даже трусы не прикрывает полностью. Вновь подняв взгляд на Сукуну, Мегуми лишь невпечатленно приподнимает бровь и отбивает выпад:

– Обычные ноги для того, кто занимается боевыми искусствами. Я мог бы свернуть тебе ими шею.

На эту реплику Сукуна реагирует слишком странно, совсем не так, как Мегуми ожидал.

Никакой насмешки.

Никакого яда.

Вместо этого его оскал вдруг приглушается, а глаза темнеют, впиваются своей темнотой в Мегуми так, что он непроизвольно пропускает вдох.

Все-таки пытаться просчитать действия Сукуны – это заведомо провальный план.

И сейчас в очередной раз приходится в этом убедиться.

Следующие несколько секунд застывают в вязкой смолянистой тишине, которую ножом бы резать, топором рубить. Но Мегуми лишь плотнее смыкает губы и крепче сжимает челюсть; сильнее вздергивает подбородок, отказываясь отступать. А потом Сукуна наконец шумно втягивает носом воздух, раскалывая их тишину бетонными блоками, и произносит опасно низким, бархатным голосом:

– Иногда ты просто не задумываешься, как звучит то, что ты несешь, да?

Мегуми в ответ на это хмурится, не понимая. Ведь не мог же Сукуна воспринять его слова всерьез, правда? Как угрозу? Да даже если бы это угрозой было: кому-нибудь похилее Мегуми, пожалуй, и впрямь мог бы шею ногами свернуть – но не то чтобы Сукуне хоть когда-то было не плевать на чьи-либо попытки ему угрожать. Тем более на попытки Мегуми, который в целом никогда всерьез и не пытался – не настолько же он идиот. И впустую бросаться словами никогда не любил.

Но.

Тем не менее.

Сейчас Сукуна вдыхает шумно и с силой, не пытаясь это скрыть. Сейчас у Сукуны кадык дергается, когда он сглатывает так, будто в глотке резко пересохло. Сейчас Сукуна смотрит на него этим своим темным пристальным взглядом, от которого по позвонкам бежит жар – и это почему-то не ощущается неприятным.

Странным.

Опасным.

Будоражащим и разгоняющим адреналин по венам.

Но не неприятным.

У самого Мегуми вдруг тоже в глотке пересыхает и появляется потребность судорожно глотнуть кислорода – а потом от плиты начинает нести гарью, и Сукуна наконец отворачивается.