— Миша-а-а-а, — капризно протянула девушка и села, недовольно надув губы, — зачем ты это сделал?

— Начало первого.

— Жалко что ли? — Эля упала обратно на подушку.

— Не жалко, но твой телефон разрывается.

— Дядя?

— Да.

— Я потом ему перезвоню, — потерев глаза, Шевченко снова села и внимательно посмотрела на Рифа, на лице которого играли солнечные зайчики. Девушка только сейчас удосужилась рассмотреть молодого человека пристально, заметила неглубокие морщинки у него на лбу, шрам над левой бровью, добрые глаза и лёгкую щетину. — Может, поговорим? — она хлопнула ладонью рядом с собой, предлагая знакомому присесть, что тот незамедлительно сделал, пожав плечами. — По поводу вчерашнего…

— Прости, — Риф кашлянул, — я, правда, не хотел… просто ты невыносима.

— Я не об этом, и ты это прекрасно знаешь.

— А о чём?

— Об этом… — Эля подвинулась ближе, закрыла глаза и несмело поцеловала Михаила. Он обнял девушку за талию и вскоре уложил на кровать, нависнув сверху.

— Ты же говорил, что меня любить нужно. А сам… — Эля улыбнулась, а Риф чмокнул её в уголок губ.

— Я и хочу тебя любить. Только хочешь ли этого ты? — он говорил серьёзно, глядя Элине в глаза, а она молчала. — Вот, — Миша перекатился на кровать, — так я и думал. Ладно, жду тебя на кухне, — уверенно поднявшись, он вышел из спальни, оставив Элину наедине с мыслями.

Действительно, хочет ли она, чтобы он её любил? Хочет ли она, чтобы её любил хоть кто-нибудь? Эля уставилась в потолок. Она не знала, чего хочет. Она привыкла быть совершенно свободной, делать то, что придёт в голову, но правильный ли это выбор? Не став мучить себя копаниями в мыслях, девушка поднялась на ноги, подошла к зеркалу и одёрнула белую футболку Михаила, в которой спала.

Эля прошла на кухню и остановилась рядом с дверным проёмом, наблюдая за задумчивым мужчиной, что стоял возле холодильника, кажется, решая, что готовить. На мысках подойдя ближе, Элина обняла его за поясницу и уткнулась лицом в плечо.

— Ты хорошо готовишь? — улыбнулся Риф, погладив пальцы Эли. — Мой предел омлет. Ты хочешь омлет?

— Нормально я готовлю, — Элина засмеялась и чуть посторонилась. — О! — она хлопнула в ладоши и взяла из холодильника бутылку белого вина. — Всё не так плохо!

— Тебе не кажется, что это рановато для вина? — Рифанов отнял у девушки напиток и убрал на место. — Чай или кофе?

— Я говорила, что ты зануда? — она скривилась. — Пить чай — это скучно.

— Зато напиваться в хлам — это очень-очень весело, я вчера заметил.

— Бла-бла-бла, — Эля уселась за стол. — Ты уже что-то готовишь? — она указала на сковороду, и Миша кивнул.

— Омлет, я же говорил.

— Омлет так омлет. Он у тебя не сгорит?

— Чёрт! — мужчина спешно выключил газ и снял крышку со сковороды, проверяя состояние завтрака. — Всё нормально, — он хохотнул и разложил еду по тарелкам, поставил на стол две чашки с кофе, а затем сел напротив знакомой.

— Хочешь, я расскажу о себе? — Элина забиралась на стул с ногами и отодвинула от себя тарелку. — Ты первый человек за почти пять лет, с которым мне хочется говорить. Ты какой-то… не такой. Не как они все.

— За пять лет тебя никто не удосужился выслушать? — Риф сделал большой глоток кофе.

— Нет, я просто не хотела им говорить. У меня много подруг, друзей, просто знакомых… кто-то здесь, в Питере, кто-то дома, но они бы меня не услышали. Им всем плевать, что я чувствую.

— Я готов тебя выслушать, — Михаил легонько сжал ладонь Эли, и она робко улыбнулась, а глаза наполнились слезами.

— Получить клеймо «трудный подросток» очень легко, — начала она, — достаточно оступиться один раз. А когда ты остаешься сиротой, то переходить в эту категорию автоматически. Они все ходят, качают головой, — девушка горько улыбнулась и стерла со щеки слёзы, — говорят, что им тебя жаль, а на самом деле всем плевать. Им нет до тебя никакого дела, они говорят, как всё ужасно, а потом идут домой, где их ждут семьи, они готовят ужины и смотрят телевизор и не помнят про тебя, им уже не жалко. Люди — твари, запомни, если ты ещё не понял этого. Меня жалели несколько лет, никто не удосужился спросить, нужна ли мне их чертова жалость. А потом в какой-то момент я поняла, что мне на них плевать. На них и на их жалость, на их счастливые семьи, на их фотографии с отпуска — на все. Я поняла, что не хочу больше этого слышать, я не хочу выходить и слышать это проклятое: «Бедная девочка, её так жалко…» — Эля замолчала. — Твари. Потом я познакомилась с теми, кого никогда не жалели, хотя могли бы. Оказалось, что алкоголь — крутая штука, он помогает не думать обо всем этом дерьме. Меня сначала жалели, закрывали глаза на то, что я не хожу в школу, что срываю уроки, что ругаюсь… а потом перестали. Просто начали меня тихо ненавидеть. И как-то так я жила, это стало абсолютно нормальным. Теперь дядя забрал меня сюда. Ты не подумай, я ему благодарна, но это все не для меня что ли. Я веду себя как гламурная сука, таскаюсь по клубам, одеваюсь как шлюха, но я на самом деле не такая, просто так легче. Никто не трогает, никто не расспрашивает, никто не жалеет. Ненавижу жалость, — Эля снова вытерла слезы и шмыгнула, — это самое ужасное, что только могли придумать. Я вообще не понимаю, для чего ты со мной таскаешься, я же такая тварь. Тебе тоже меня жалко, да?

Михаил молчал.

— Миша, ответь! Тебе меня жаль?!

— Нет, — Риф пожал плечами, — кто виноват, что ты дура?

— Я во всем виновата?

— Преимущественно да. Я не собираюсь тебя жалеть, Эля, ты не ребенок, тем более, сама не хочешь, чтобы тебя жалели. Ты сама не хочешь, чтобы тебя любили, в конце концов. Ты ведешь себя, как ребенок. И обижаешься на весь мир. Тебе нужно повзрослеть.

— Я взрослая, — Элина поднялась на ноги и подошла к окну, за которым снова собирался дождь.

— Уверена? Признак взрослости — это напиваться в хлам? Если тебе дали паспорт — ты ещё не взрослая, ты просто можешь делать какие-то определенные вещи, которые не могла делать раньше.

— Зачем ты за мной приехал? — сев мужчине на колени, Эля посмотрела ему в глаза. — Это был взрослый поступок? Просто взрослый и разумный или… или что-то другое? Миша… зачем?

— Если бы я не приехал, ты бы наделала глупостей.

— И все? Ты боялся, что я наделаю глупостей? А как же разговоры о том, что ты хочешь меня любить? И то, что было потом… и утром. Это тоже страх, что я наделаю глупостей?

— Эля, что ты хочешь услышать? — устало произнес Риф. — Да, я приехал не просто так, мне действительно было небезразлично, что там с тобой происходит. И разговоры, и все остальное имеют для меня значение, но важно ли это для тебя? Сейчас пройдет десять минут, и ты опять начнешь меня в чем-то обвинять и говорить, что я не имею права лезть в твою жизнь. Может, это и правильно, мы знакомы всего пару недель, но мне стало как-то не плевать, что с тобой происходит.

— Я хочу, чтобы ты лез в мою жизнь. Хочу, чтобы хоть кто-то не оставался к ней безразличным. Мне нужно домой, — Элина неожиданно поднялась, — мне нужно о многом подумать.

— Тебя отвезти?

— Нет, я сама, — девушка уверенно вышла из кухни.

— Ты бы сначала поела, — Риф прислонился к стене и закрыл глаза. — Ты слышишь, Эля?

— Я не хочу! — крикнула девушка из соседней комнаты.

— Эля, — Михаил вошел в тот момент, когда она пыталась застегнуть платье, — давай помогу, — он справился с молнией и заставил девушку повернуться. — Послушай…

— Что тебя слушать, — Элина улыбнулась, — ты все равно зануда и говоришь одни умные вещи.

— Прости уж…

— Лучше поцелуй меня.

— Зачем мне тебя целовать? Это что-то изменит?

— Для тебя, может, и не изменит, а для меня…

— А для тебя? — Миша погладил подушечками пальцев её щеки. — Что это будет значить для тебя?

— Я странная, — Эля засмеялась и спрятала лицо на груди мужчины. Она сейчас казалась невероятно маленькой и милой, такой беззащитной и нуждающейся в чьей-то заботе и понимании.