Мораль, как вы видим, была проста и допускала широкие толкования. В наши дни ею тоже пользуются, но стараются не подводить под нее теорию.
Поэтому французы, занявшие Пьемонт двадцать три года тому назад, ни за что не хотели из него уходить и чуть не взбунтовались против королевского приказа.
Маршалу Бурдийону пришлось трижды посылать приказ освободить крепости, и все же, прежде чем передать их пьемонтским офицерам, он потребовал, чтобы этот приказ зарегистрировал Парламент.
Что же до Эммануила Филиберта, то, как бы ему ни хотелось вернуться в свои владения, его еще удерживали во Франции некоторые неотложные дела.
Прежде всего нужно было поехать в Брюссель, проститься с королем Филиппом II и сложить с себя наместничество над Нидерландами.
Филипп II назначил правительницей Нидерландов вместо Эммануила Филиберта свою незаконнорожденную сестру Маргариту Австрийскую, герцогиню Пармскую; потом, поскольку он уже давно отсутствовал в Испании, король решил туда вернуться вместе со своей молодой женой.
Эммануил Филиберт заявил, что расстанется с Филиппом II только тогда, когда, по его выражению, ему недостанет земли, чтобы за ним следовать, а потому проводил его до Мидделбурга, где 25 августа король и взошел на борт корабля.
Эммануил Филиберт вернулся в Париж, чтобы присутствовать на коронации юного короля.
А юный король в это время со всем двором отправился в замок Виллер-Котре, намереваясь якобы там отдохнуть, а на самом деле — чтобы развлекаться без помех: отцы, которые оставляют в наследство трон, редко оставляют по себе долгие сожаления.
«Король, — пишет г-н де Монпленшан, один из историков Эммануила Филиберта, — отправился поразвлечься в замок Виллер-Котре и взял с собой герцога Савойского, своего дядю, который там заболел лихорадкой».
Строительство замка Виллер-Котре, начатое при Франциске I, было только что завершено при Генрихе П. На фасаде, обращенном к церкви, и сейчас еще виден вензель Генриха II и Екатерины Медичи в окружении трех полумесяцев Дианы де Пуатье — странный союз! Это присоединение любовницы к супружеской жизни, казалось, однако, менее странным в то время, чем в нынешнее.
Добрая принцесса Маргарита, обожавшая своего красавца-герцога, сама сделалась его сиделкой, не желая, чтобы он принимал что бы то ни было из чьих-либо рук, кроме ее. На счастье, лихорадка герцога объяснялась усталостью и сожалениями о прошлом: Эммануил Филиберт обрел свое суверенное герцогство, но потерял сердце своего сердца. Леона вернулась в Савойю и в деревне Оледжо ждала 17 ноября — дня, в который они обещали друг другу видеться каждый год.
Наконец, могущественная фея, именуемая молодостью, победила болезнь; лихорадка исчезла вместе с последним лучом летнего солнца; 21 сентября герцог Эммануил смог сопровождать в Реймс юного короля Франциска и королеву Марию Стюарт (им обоим вместе тогда было тридцать четыре года) и присутствовать при их коронации.
Когда Господь взглянул во время церемонии на своего помазанника, то ему, наверное, стало жалко этого короля, которому предстояло прожить еще один год и умереть странной смертью, и эту королеву, которой пришлось прожить двадцать лет в плену и умереть кровавой смертью.
В другой книге, первые главы которой уже готовы note 49, мы постараемся описать это царствование, продолжавшееся четыре месяца и двадцать пять дней и вместившее столько событий.
Когда прошла коронация и король с королевой вернулись в Париж, Эммануил Филиберт счел свой долг по отношению к ним выполненным и простился со своим французским племянником, как прежде простился со своим испанским кузеном, чтобы вернуться в свое герцогство, где он столько лет не бывал.
Герцогиня Маргарита проводила мужа до Лиона, но там они расстались. Несчастное Савойское герцогство после двадцати трех лет иностранной оккупации, должно быть, находилось в ужасном состоянии, и герцог Эммануил испытывал естественное желание хоть немного привести свое государство в порядок, прежде чем показать его жене; к тому же приближался ноябрь, а с тех пор как он расстался с Леоной в Экуане, в его глазах стояла светлая дата 17 ноября — так кормчий не отрывает взгляда от единственной звезды, что светит в небе, затянутом тучами в ненастную ночь.
Шанка-Ферро проводил герцогиню обратно в Париж, а герцог, совершив краткую поездку в Брес, вернулся в Лион и поплыл на корабле вниз по Роне, где чуть было не погиб во время бури; он сошел на берег в Авиньоне и отправился в Марсель; в этом городе его ждал отряд савойских дворян под предводительством Андреа де Прована.
Этим храбрым дворянам, остававшимся всегда верными герцогу, не терпелось: они не смогли дождаться его возвращения и приехали встречать его, спеша засвидетельствовать свою преданность.
Во время праздников, которые Марсель дал в честь герцога Савойе кого, Эммануил Филиберт получил знак внимания от короля: Франциск II прислал своему дяде цепь ордена Святого Михаила. Впрочем, это не был такой уж редкий подарок: от короля Франции только что получили этот орден восемнадцать человек; среди них были и случайные люди, но двенадцать имели несомненные заслуги. «А потому эту цепь называли, — пишет историк, у кого мы заимствуем эти подробности, — ошейником для разных зверей!» Но герцог со своей обычной учтивостью взял ее, поцеловал и сказал:
— Все, что исходит от моего племянника, мне дорого, все, что исходит от короля Франции, для меня бесценно!
И он тут же надел его на шею вместе с орденом Золотого Руна, дабы показать, что одинаково ценит подарки короля Испании и короля Франции.
Из Марселя герцог отплыл в Ниццу. Ницца была единственным городом, оставшимся ему верным, когда он потерял все другие или когда все другие его покинули. Слово «Ницца» значит «Победа», а потому писатели того времени, великие остроумцы, не преминули сказать, что Победа осталась верной герцогу во всех его несчастьях.
С какой великой радостью и в то же время с какой великой гордостью появился Эммануил, будучи взрослым мужчиной, государем и победителем, в этом замке, видевшем его когда-то слабым ребенком и беглецом. Но мы не будем описывать его ощущений: еще не нашлось ученого, который бы взялся писать историю чувств.
Приехав в город, он получил донесения оставшихся ему верных людей из Пьемонта, Бреса и Савойи и только тогда смог составить себе представление о положении всех трех провинций: страна была разорена.
Заальпийские провинции, включенные в территорию Франции, имели незащищенные границы и разделялись надвое владениями герцога Немурского, зависимого от Франции.
Это были последствия политики Франциска I.
Франциск I, чтобы отделить от Карла III, отца Эммануила, даже самых близких его родственников, призвал к себе его младшего брата Филиппа, чьи владения занимали почти половину Савойи; потом он женил его на Шарлотте Орлеанской и пожаловал ему герцогство Немурское. Читатель, вероятно, помнит, что мы встречали в Сен-Жермене Жака де Немура, сына Филиппа, и что он был всецело предан интересам Франции.
С другой стороны, бернцы и валезанцы оспаривали у Эммануила Филиберта земли у озера Леман, которые они отобрали у его отца, и, поскольку их поддерживала Женева, этот очаг независимости и ереси, было очевидно, что с ними придется вести переговоры.
Кроме того, все крепости в Пьемонте, Бресе и Савойе мешали французам и были ими уничтожены, кроме крепостей тех пяти городов, где они должны были держать гарнизоны вплоть до рождения принцессой Маргаритой сына. Кроме того, французы определяли сумму налогов и взимали их, а следовательно, казна была пуста, вся обстановка герцогских дворцов разграблена, а что касается драгоценностей короны и наследственных драгоценностей, то герцог обратил в деньги все, чем он не дорожил, и передал в руки ростовщиков то, чем он дорожил, в надежде когда-нибудь это вернуть.
Чтобы противостоять этой нищете герцог сумел привезти с собой только пятьсот-шестьсот тысяч золотых экю, причем туда входила часть приданого принцессы Маргариты и выкупы Монморанси и Дандело.
