Он также мудро решил обратиться за помощью, когда ему стало хуже.

Возможно ему просто нужна дополнительная забота целителей, и вскоре он вернется к своему безрассудному поведению, по которому я соскучился.

Я подхожу к нему, и он охотно принимает мою помощь. Леголас колеблется лишь мгновение, и я понимаю, что он забыл подготовленную сумку.

— Я понесу ее, — говорю я, хватая сумку со стола. Внезапно я понимаю, что он приготовил книги, потому что ожидает, что задержится в целебных залах.

Мы идем вперед настолько быстро, насколько он может передвигать ногами. Мой сын кажется таким хрупким.

Коридоры пусты, если не считать меня и моего сына, а также нескольких слуг и стражников. Я прошу одного из слуг пойти в целебные залы и предупредить о нашем приходе. Два стражника идут рядом с нами, на случай если Леголас свалится. Но он идет самостоятельно, хотя и опирается на меня.

У входа в целебные залы нас встречает почти вся ночная смена целителей. Они подготовили все необходимое, а альков, отведенный для членов королевской семьи, уже хорошо освещен и готов к нашему приходу. Я усаживаю сына на кровать, и он устало но с благодарностью смотрит на меня, пока его осматривают.

А я стою рядом, прижимая к себе сумку с книгами.

***

Никто из нас не выспался.

Леголасу дали стакан жаропонижающего и обезболивающего чая, и теперь он сонно моргает. Но он сидит на кровати, подперев спину подушками, чтобы ему легче было дышать, но спать в таком положении неудобно. Он не знает куда положить голову и беспокойно вертится. Одеяло постоянно сползает с его плеч, мой сын вздрагивает и раздраженно дергает его обратно.

Иногда ему удается задремать, но целители постоянно будят его, чтобы он сделал несколько глубоких вдохов от застоя в легких.

Целители сказали, что пока что будут контролировать температуру Леголаса, давать есть и пить. Температура будет то подниматься, то опускаться, и скорее всего ситуация ухудшится, прежде чем ему станет лучше. Но принц молод и силен. У целителей есть все основания надеяться, что с ним все будет хорошо.

К раннему утру Леголас полностью проснулся и несмотря на раздражительность из-за дискомфорта и недосыпания, почувствовал себя лучше. Лихорадка почти прошла и он гораздо лучше выглядит.

— Не стоит нам обоим тут находиться, ваше величество, — устало говорит он, глядя на меня. — Я умоляю вас поспать в вашей собственной постели. Вы сможете отдохнуть пару часов перед утренними делами. Как всегда у вас впереди долгий день, а я уже чувствую себя лучше.

Он прав во всем, но я колеблюсь.

— Пожалуйста, отец, — продолжает он, — я буду здесь некоторое время. Если ты останешься рядом, то утомишь меня. — Он улыбается, чтобы успокоить меня, но выглядит измученным, и меня снова охватывает беспокойство. — Я не могу нормально отдыхать, когда ты паришь рядом. Ты такой мрачный. Я не заскучаю, меня будут развлекать, читая вслух книгу.

Я понимаю, что все еще держу в руках ему сумку с книгами. Я отдаю ему сумку, и он с благодарностью ее принимает. Я не хочу уходить потому что беспокоюсь за него, несмотря на улучшение его состояния. Целители говорят, что все может ухудшиться. Но я знаю, что мне нужно уйти. У меня есть работа. И ирония состоит в том, что чем серьезней ранен мой сын, тем больше проблем возникает в нашем королевстве, которые я должен решать. Поэтому у меня меньше возможностей оставаться рядом с ним, даже если я ему нужен.

Но Леголас прав в том, что ему трудно отдохнуть, но он не сможет этого сделать когда я пристально наблюдаю за ним. Иногда он похож на раненое животное и предпочитает держаться от всех подальше, пока ему не станет лучше. Кроме того он взрослый эльф и сильный, независимый солдат. Я понимаю, почему он хочет побыть один, но есть одна проблема.

Дело в том, что я редко сидел с ним в целебных залах, когда он был ранен. Я его отец и король, и если принц не был практически на пороге смерти, я не имел возможности посидеть с ним. Всегда когда он начинает выздоравливать, я вынужден вернуться к своим обязанностям, и навещаю его только тогда, когда у меня есть возможность. Таким образом, мы редко можем побыть вдвоем.

— Я приду позже, — обещаю я ему.

***

Я могу выкроить по нескольку минут в день, чтобы посидеть с ним, и понимаю, что утреннее улучшение было временным. После обеда Леголас задыхается, мерзнет и снова дрожит, а к ужину лихорадка возвращается с удвоенной силой.

Он сильно устает и даже кашляет в полсилы. Его усталость пугает больше, чем громкий кашель, и судя по взглядам целителей, по все более суровым командам, которые они дают моему сыну, чтобы он старался дышать глубже, я знаю, что они тоже беспокоятся.

После еще одного осмотра, целители уходят, а Леголас измученно откидывается на подушки. Когда мы остаемся одни, его яркие от лихорадки глаза снова смотрят на меня таким взглядом как и прошлой ночью, когда он был так болен, что мне пришлось привести его сюда. Я до сих пор не знаю, что означает этот взгляд, но что-то в нем меня беспокоит. Я открываю рот, чтобы раз и навсегда узнать, что происходит в его мыслях. Но он меня перебивает.

— Я постоянно бросаю вызов целителям даже из-за более серьезных травм, но все равно быстро выздоравливаю, — говорит он с усталой ухмылкой. — А в этот раз я выполняю все их инструкции, и все заканчивается вот так.

— Вообще-то, — говорю я, — все это происходит из-за того, что раньше ты пренебрегал их советами. Тебе не следовало выходить на поле боя со сломанными ребрами. Если бы ты этого не сделал, то сейчас не был бы так болен.

— Тогда меня не должны были назначать туда, где я был. Возможно, я не должен быть солдатом. Возможно, я не должен был родиться в Лихолесье… Мы можем продолжать обсуждать это вечно. — Он устал и с каждым словом его голос становиться все тише, словно он задыхается.

— Ты скажешь что угодно, лишь бы выиграть спор.

— Это хорошее правило, по которому нужно жить. — Он улыбается шире, затем делает вдох и морщится от боли в ребрах. — Отец… — неуверенно начинает он. Я смотрю ему прямо в глаза. — Разве тебе не нужно заниматься делами? Ты можешь уйти, — говорит он мне с легкой успокаивающей улыбкой. — Это вряд ли самая серьезная травма, которое у меня когда-либо была. Тебе приходилось уходить раньше, когда я был ранен более серьезно, и я все равно выздоравливал. Я знаю, что у тебя много дел.

Он говорит это не желая обидеть. Он говорит это откровенно, без злобы, без обвинений. Но, может быть, поэтому это больше причиняет боль. Я бросал его раньше, когда он был ранен более серьезно.

— Я вернусь сегодня вечером, — обещаю я. — Пораньше, если смогу. Но к тому времени ты вполне можешь уснуть.

— Если ты придешь, когда я уже буду спать, — мягко говорит он, — я сейчас желаю тебе спокойной ночи.

Я не чувствую такую большую вину за уход потому что после того как я выхожу из целебных залов, туда входит небольшая толпа друзей моего сына, и еще несколько эльфов ждет своей очереди увидеться с ним. Судя по всему, все уже знают, что ему стало хуже. Некоторые из этих воинов сами получили ранения, и я подозреваю, что среди них есть те, кого проведывал Леголас, когда они были ранены. Поэтому они хотели отплатить той же монетой. Это происходит регулярно, воины навещают Леголаса, когда я ухожу. Я не знаю, движет ими любовь и дружба к нему, благодарность или какие-то другим побуждения. Возможно, они делают это потому что им его жаль. Потому что у него никого нет, потому что он один, потому что его отец — король, и я не могу быть с ним рядом.

Какими бы ни были мотивы их посещения, все эльфы расступаются, чтобы пропустить меня. Они выстраиваются по обе стороны коридора и кланяются, когда я прохожу мимо. Иногда я задаюсь вопросом, что они думают обо мне, когда я оставляю Леголаса раненым в пользу другой работы.

Интересно, думают они что я хороший король или плохой отец?

***

Последние два дня я избегал некоторых дел королевства, чтобы посидеть с больным сыном или разделить с ним трапезу, поэтому некоторые дела были перенесены на ночь. Именно одну из таких встреч прерывает обеспокоенный Галион, входя в зал широким, целеустремленным шагом. Он наклоняется к моему уху, и тихо говорит: