— Ты видишь? — спрашивает целитель.

— Вижу что, Маенор?

У меня холодеет все внутри. Прикусив губу, Маенор хмурится и кивает сам себе.

— Вижу что? — снова спрашивает Леголас, и на это раз в его голосе слышна тревога.

Маенор осторожно выдыхает.

— Не волнуйся, малыш. Скажи мне, что ты помнишь перед тем, как потерял сознание?

Леголас сосредоточенно хмурится.

— Ничего особенного. Я смотрел на мишень, пытаясь прицелиться. Перед глазами все поплыло, а затем потемнело. Когда я проснулся то увидел, что лежу на земле.

— Перед этим у тебя кружилась или болела голова?

— Мне было жарко, — отвечает Леголас. — Я чувствовал усталость. Я так чувствовал себя в последние несколько дней, но ожидал, что это пройдет. — А потом снова задает вопрос, на который целитель не ответил: — Что я должен был видеть? Что-то не так с моими глазами?

— Я думаю, ты потерял часть своего зрения, — отвечает Маенор. На лице Леголаса, и я уверен, что на моем собственном, появляется испуг. И целитель спешит нас успокоить. — Это временно. Прошу прощения за неверный выбор слов, ваше величество. Я хотел сказать, что это временно.

— Но с тех пор, как меня ударили, прошло больше недели, — обеспокоенно говорит Леголас, и смотрит на меня. — Мне становится хуже? Стоит ли ждать еще какого-то ухудшения?

Маенор поднимает руки, чтобы успокоить нас.

— Проблемы со зрением и головокружение после удара по голове — не редкость. Такие симптомы появляются после травмы. Не думаю, что твое состояние ухудшается, или зрение исчезнет навсегда. Но ты определенно не так хорошо поправился, как мы все надеялись. Я отменяю разрешение на выписку из залов исцеления, мой принц. Ты не можешь выполнять даже простые свои обязанности.

— Я сделаю все, чтобы поправиться и стрелять точно в цель, — тихо говорит Леголас, и теперь я понимаю почему он такой послушный. Любой воин боится навсегда остаться инвалидом. — Я должен выполнять свою работу, — добавляет он, покосившись на меня.

Я понимаю, что в нем бурлит не только страх, но и чувство долга. И от этого у меня болит душа за него.

— Ты попал точно в центр цели. — говорю я, старательно игнорируя мастера стрельбы из лука, которого заткнул ранее. Он и сейчас молчит, но в его глаза блестят. — Не беспокойся сейчас о своем луке, капитан, — говорю я более формально.

— Я бы хотел, чтобы он пока что оставался в постели, — говорит Маенор. — Но думаю, что ему будет лучше в его покоях, а не в лечебных залах. Ему нужна темнота и тишина, — говорит он, а потом смотрит на Леголаса. — Тебе нужно дать отдых своим глазам. Я даже не рекомендую читать. Если тебе будет скучно кто-нибудь может тебе почитать.

— Я уверен, что я сам справлюсь, достаточно того, что меня будут проверять время от времени, — кротко говорит Леголас. Его слегка смущает беспокойство других.

— Вы только что упали в обморок, ваше высочество, — отмечает Россенит. Краем глаза я вижу, как мой сын съеживается, но целитель не обращает на это внимания. — Кто-то должен быть поблизости. Если это случится снова, когда вы, например, попытаетесь встать с кровати, чтобы взять еду или воду, вы можете нанести себе еще более серьезные травмы. Еще один удар по голове может иметь катастрофические последствия. Вы можете потерять зрение или свою жизнь!

Леголас жалобно смотрит на меня, ища спасения. Он заслуживает всего этого за то, что перепугал нас всех. Но он должен отдохнуть, чтобы полностью поправиться, а он не сможет расслабиться, если за ним будут наблюдать. Временами, мой раненый сын очень похож на дикое животное. Ему нравится прятаться в углу, чтобы спокойно зализать раны. Он появляется только в боевой форме, потому что любой признак слабости можно использовать против него.

— Пусть кто-нибудь заглядывает к нему иногда, — говорю я. Леголас выглядит благодарным, пока я не добавлю: — Если Маенор согласен, и капитан даст слово, что останется в постели.

Леголас упрямо сжимает челюсти. Но он знает, что его возможности ограничены: либо это, либо за ним будут следить.

— Я даю слово, — говорит он сквозь зубы.

— Тогда можешь идти, — киваю я.

Я извиняюсь перед мастером стрельбы из лука и разрешаю ему вернуться к своим обязанностям, а Маенор приказывает своим подчиненным идти впереди нас, чтобы они могли подготовить все необходимое для лечения Леголаса. Но сам глава целителей идет за нами по пятам, в то время как королевская гвардия следует сзади.

Все замирают на секунду, ожидая, что я пойду впереди них согласно обычаю. Но сегодня мне хочется идти рядом с сыном. Я не смогу присматривать за ним, если он будет позади меня.

Я беру Леголаса под руку, и наша маленькая процессия шагает вперед. Опустив голову, сын позволяет мне вести его. Его нехарактерная покорность нервирует меня.

Я знаю, что ему больно и он устал, но есть что-то еще. Сегодня он выглядит очень хрупким, словно засохший лист в конце осени, который вот-вот сорвется с ветки и упадет нам под ноги.

Мы тихо идем по коридорам дворца. Утро в самом разгаре, и многие эльфы, мимо которых мы проходим, с любопытством и беспокойством смотрят на нас, но тут же с уважением отводят глаза и опускают головы. Они кланяются своему королю, и поскольку мой сын идет со мной, на него не пялятся.

Мы подходим к его комнатам, королевские стражи занимают пост у дверей, Маенор идет посовещаться со своими целителями, и я впервые остаюсь наедине со своим больным сыном. Я одной рукой предупреждаю слуг не приближаться, и сам помогаю Леголасу сесть на постель.

Я опускаюсь на корточки перед сыном. С тех пор как он достиг совершеннолетия, я никогда не опускался, чтобы быть ниже его. Он был не только моим сыном, но и подданным. Но сегодня утром я хочу увидеть его лицо. Мне нужно его увидеть.

— Ваше величество, — протестует он, увидев меня перед собой. Он пытается сползти ниже на матрасе, но я останавливаю его, кладя руку ему на колени и удерживая на месте.

— Тебе хуже, сын мой? — тихо спрашиваю я.

Он медленно поднимает голову и смотрит на меня. И клянусь, я никогда раньше не видел на нем такого страха.

— Окружающий мир растворился в черноте, — тихо говорит он. — Я знал, что мои глаза открыты, но ничего не видел. Я даже не мог понять где верх, а где низ. Я думал, что навсегда потерял зрение и чувства.

— Слушайся своих целителей, Леголас, — говорю я, мрачно сжимая губы. — Если ты будешь отдыхать, то поправишься.

— Я думал только о том, какая будет польза королевству от слепого лучника, — сказал он, прикрыв дрожащими руками лицо.

У меня нет на это хорошего и готового ответа, потому что мы с ним никогда не были в такой ситуации. Раньше мы оба неоднократно получали ранения, но всегда были готовы сражаться в будущем. У нас никогда не отнимали наши чувства.

— Мне очень жаль, — тихо говорит он на мое молчание. — Прости. Я слишком драматичен. Это пустая трата нашего времени…

Я не могу позволить ему так думать. У него могут быть свои страхи, но он и так слишком мало заботится о себе. Я прижимаю ладони к его щекам и смотрю в глаза. Он должен кое-что знать.

— Ты не просто лучник, Леголас, — говорю я ему. Эльфы вокруг нас притихли, и я понимаю, что целители хотят осмотреть его, но не осмеливаются помешать мне поговорить с сыном. — Ты воин от макушки до кончиков пальцев на ногах. Что бы ни случилось, ты всегда найдешь выход. Ты моя радость. И ты мой свет. Ты увидишь меня сквозь войны и сражения, даже в самую темную ночь.

На его губах появляется легкая улыбка, а глаза сверкают.

— Теперь, принцу нужно лечь в кровать, — поддразниваю я его, — и вылечится от этого недуга.

Я встаю и помогаю ему снять тунику. Но через минуту он закрывает глаза рукой и прижимается ко мне. У него снова кружится голова, и я укладываю его на кровать. Слуга подбегает ближе и снимает с моего сына обувь, потом убирает сброшенную тунику.

Леголас с облегчением вздыхает, опуская голову на подушку. Меня тревожит, что он выглядит таким бледным, и беру его за предплечье. Он открывает глаза и смотрит на меня.