— Я просто устал, — говорит он.

— Я знаю, — отвечаю я. Умом я понимаю это, но на сердце тревожно.

— Тебе пора идти, — мягко говорит он мне. — Я знаю, что у тебя много дел.

— Я не могу уйти, когда ты в таком состоянии.

— А я не могу отдыхать, пока ты паришь рядом, — поддразнивает он.

— Я могу отдать тебе приказ.

— Вы не настолько жестоки, — насмешливо говорит он, — чтобы сейчас отдавать мне приказы, ваше величество.

Наше поддразнивание дают окружающим нас эльфам сигнал подойти ближе. Я отступаю от кровати и позволяю целителям делать свою работу. Они осматривают моего сына, слуги убирают то, что больше не понадобиться. Кто-то предлагает мне стул и чашку чая.

Я наблюдаю за целителями, стараясь не паниковать, когда Леголас засыпает во время осмотра. Целители не встревожены, поэтому я остаюсь на своем месте и смотрю, как они двигают и тыкают его. Они снимают с него верхнюю одежду и переодевают в ночную рубашку, потом расчесывают его спутанные волосы. Затем укрывают его одеялом, и я не могу выбросить мысль из головы, что все это похоже на приготовление в похоронной прецессии.

Наконец, целители отступают от кровати и задувают несколько свечей, чтобы в комнате было тускло. Маенор подходит ко мне и опускается на колени.

— Его глаза закрыты, — с беспокойством бормочу я.

— Мы дали ему снотворное, чтобы облегчить боль, — отвечает Маенор. — Ему нужно поспать.

— Он боится потерять зрение.

— Его зрение может немного ухудшиться, — отвечает Маенор, — но это маловероятно. Если у него нет других симптомов, хороший отдых поможет ему поправиться. Его сегодняшний обморок доказал, что ему нужно отдохнуть.

— Он будет сотрудничать, — гарантирую я. — Он понимает, что поставлено на карту, и если придется, я отдам ему приказ. — Прищурившись, я смотрю на спящего эльфа на кровати. — Но меня беспокоит его нетерпение.

Как глава целителей Маенор прекрасно знает моего сына. Однако он достаточно опытен и любезен, чтобы ни согласиться со мной, ни возразить мне.

— Я полагаю, вы хотите, чтобы мы нашли для него какое-нибудь занятие, пока он заперт в своей комнате, — осторожно говорит он. — Что-нибудь, чтобы развлечь его, но не напрягая ни глаза, ни голову. У меня есть несколько хороших читателей, ваше величество, они могут прийти и почитать для него книги по его собственному выбору. Я уверен, что он не прочь послушать музыку, если только она не громкая. Он очень любит музыку. Но я хотел бы предложить еще кое-что, если король разрешит. — Он морщится. — Я не могу обещать, что Леголас сочтет это очень интересным или приятным занятием, но это было лучше, чем ничего.

Я заинтригованно приподнимаю бровь.

— Одна из более трудоемких и менее подвижных работ — готовить ткань для перевязок. Ее нужно разрезать, сложить, — говорит он, опустив глаза. Маенор понимает, что предлагает моему сыну, тем более принцу и капитану лучников заняться черной работой.

— Я думаю, это очень интересно, — говорю я. Он кажется удивленным, но я за любое предложение, если это развлечет Леголаса пока он на постельном режиме. Он всегда был непоседливым.

Много лет назад я управлял королевством и воспитывал ребенка, которому не терпелось вырасти. Ему хотелось петь и говорить, поэтому он часто что-то бормотал. Он хотел бегать, поэтому часто спотыкался. Он хотел сразу все попробовать. И все с кем Леголас сталкивался в моем царстве, вынуждены были его развлекать. Иногда, когда у него не было занятий или на тренировок, я видел как он собирает фрукты в саду или моет овощи на кухне. Он полировал столовое серебро, чистил мечи и ухаживал за оружием.

— У него очень умелые руки, — мягко говорю я, потом спохватываюсь и продолжаю более властным тоном: — Но приготовьте больше ткани, чем вам может понадобиться. И не забудьте придумать что-то еще, когда он выполнит это задание. Когда ему скучно, он становиться очень целеустремленным. Пусть он даже чистит сапоги, меня это не волнует.

— Я все устрою, — говорит Маенор.

Я отпускаю его взмахом руки и он уходит.

Охранники стоят у дверей, целители готовят травы в гостиной, но в спальне мы с сыном одни.

Я подтаскиваю стул ближе к его кровати, но мне кажется что я все еще слишком далеко. Поэтому подвигаюсь еще ближе, пока мои колени не ударяются о каркас кровати, но это все равно слишком далеко. Даже если я лягу рядом с ним, это все равно будет слишком далеко. Мы словно на разных концах света, потому что его глаза закрыты. Я буду слишком далеко, пока не увижу, как в его глазах снова сияет уверенность и юмор.

— Ты мой свет, — сказал я ему.

И в каком-то смысле звезды для меня сегодня скрыты. Но он исцелится, и небо снова засияет.

========== Глава 2. Замена ==========

В столь поздний час в лечебных залах стоит неестественная тишина. Обычная дневная активность, сменилась тихими шагами и осторожными вдохами. Целители говорят приглушенным тоном, и даже больные солдаты, страдающие от боли, умудряются сдерживать стоны.

Я сочувственно киваю воинам, проходя мимо их кроватей. Многие спят, но даже во сне морщатся от боли. Другие не спят и кивают мне в ответ. Мы служим вместе, и я знаю их всех, и хотелось бы мне встать перед ними сложив руки на груди и потребовать ответа на вопрос: как вы здесь оказались? Но вместо этого быстро шагаю вперед, чтобы выполнить последнюю задачу невероятно долгого дня.

Чем скорее я переведу короля в его личные покои, тем скорее все здесь смогут отдохнуть.

Присутствие Трандуила в залах исцеления держит всех в напряжении. Никто не хочет беспокоить короля. Никто не хочет препятствовать его выздоровлению. Никто не хочет показывать слабость, тем более что сам король, несмотря на боль, молчит. Но как только я уведу его отсюда, целители смогут отдохнуть, а раненые, наконец, смогут стонать и плакать, чтобы облегчить свои страдания. Возможно, моему непокорному отцу тоже будет легче отдыхать в уединении своей комнаты.

Короля не принято лечить в целебных залах. Но его чуть ли не вернули из Залов Мандоса, и время лечения имело огромное значение. Я принял решение доставить его к целителям, где все необходимое будет у них под рукой. И я позволил оставить его в залах исцеления, пока он не достаточно окрепнет, чтобы его можно было перенести в его комнату.

Однако я должен был предвидеть, что к тому времени, когда мой отец придет в себя, он будет упрямиться и не позволит нести его на носилках. И вот поэтому он все еще здесь. Король выйдет из целебных залов только на своих ногах.

Комната длинная, и все занятые койки сдвинули к дверям. Мой отец отдыхает на кровати в конце комнаты в тени большого алькова, закрытого плотными занавесками. Я сам здесь был много раз.

Я останавливаюсь перед двумя членами королевской гвардии, которые стоят у занавеса, и жду, когда объявят о моем приходе королю. Но стражники немедленно отходят в сторону и раздвигают для меня занавески.

— Он ждал вас, ваше высочество, — шепчет один из гвардейцев.

Я снимаю серебряный обруч с головы и верчу его в руках, приближаясь к королю. Я не удивлен, что он сидит на аккуратно заправленной кровати, просматривая бумаги. Он провел в заточении всю неделю и заскучал, поэтому вокруг разложены чернильницы, бумаги, книги и карты.

— Ты заставил своего короля ждать, — говорит он, даже не удосужившись поднять взгляд от свитка.

— Я не буду извиниться, — смело говорю я. — В конце концов, я занимался делами короля по воле самого короля.

Он поднимает голову и смотрит на меня. Под его глазами темные круги, но взгляд как всегда проницателен.

— Так поздно? — спрашивает он, приподняв бровь.

— Я не так быстро заканчиваю дела, как ты, — ворчу я, — я все еще учусь.

Он недовольно цокает языком.

— Тогда мы должны это исправить. Я давно опасался, что твои обязанности слишком ограничены полем битвы. Мы, конечно, живем в тяжелые времена, и тем не менее, ты должен обращать внимание и на дела всего королевства, особенно в том случае, если я выйду из строя или умру.