Мне эта тема не нравится, поэтому спешу ее сменить.

— Что касается обучения, возможно, король увидит, что я кое-чему научился. Например, нырянию.

— Леголас… — хмуриться он.

— Я радостью приму любой урок, который вы сочтете нужным, ваше величество, — вздыхаю я. — Но только для того, чтобы доставить вам удовольствие. Я доволен своими знаниями и не ищу никакой другой должности, кроме должности принца. Я не готов быть королем и никогда не буду. Это королевство ничто без тебя. Я даже не могу представить, чтобы ты куда-то уехал.

— Глупо так говорить, сын мой, — говорит он резким тоном. — Королевство должно жить всегда. Если оно не может выжить без меня, значит, я потерпел поражение. Все может измениться в мгновение ока, Леголас. Я так потерял своего собственного отца. Ты также должен признать возможность потери…

Я не люблю об этом говорить, и поднимаю руку, чтобы заставить его замолчать, и это удивляет нас обоих. Я все еще держу в руке обруч, и король прищуривается.

— Ты всегда его снимаешь, как только представляется возможность, — обвиняюще замечает он.

— Он давит мне на голову.

— Ты хочешь сказать, что кузнецы испортили его…

— Я сказал это образно, — рычу я в защиту наших мастеров. — Просто мне в нем неудобно, — говорю я и шлепаю обруч на макушку.

В его глазах загорается огонек, и я с опозданием понимаю, что он меня дразнит. Он приподнимается на кровати и убирает с моего лица прядь волос.

— А все говорят, что это я вредный, — бормочет он.

Я фыркаю, и он убирает руку. Я все еще чувствую тепло его ладони на своей голове, и оно намного тяжелее любой короны.

— Целители говорят, что ты с каждым днем становишься сильнее, — докладываю я ему. — Но ты еще не полностью здоров. Они разрешили тебе перейти в твои покои, но тебе запрещено покидать их еще неделю. Посетителей должно быть немного, и ты не должен перенапрягаться.

Я быстро понимаю, что сказал что-то не то. Никто не «разрешает» и не «запрещает» Трандуилу что-либо делать в королевстве Трандуила. Он сжимает челюсти, в глазах вспыхивает гнев.

— Я перефразирую, — быстро говорю я, стараясь сдержать нервный смех.

— О, пожалуйста, попробуй.

— Целители подтвердили, что ты выздоравливаешь, — говорю я осторожно. — И они рады, что к тебе возвращается сила. В соответствии с явным желанием короля были приняты меры для его быстрого возвращения в его собственные покои. Целители только сожалеют о неудобствах, которые тебе придется потерпеть. Они смиренно просят тебя оставаться в покоях и воздерживаться от общения с посетителями.

— Твой льстивый язык снова помог тебе ускользнуть от неприятностей, Леголас, — смеется мой отец. — Я еще могу сделать из тебя дипломата.

Я снисходительно улыбаюсь ему. Мне нравится слушать, как он смеется, видеть, как блестят его глаза. Это не обычное зрелище, в эти темные дни он всегда должен казаться могущественным и непогрешимым. Собственно говоря, наши ночные прогулки из целебных залов в наши личные покои стали своего рода традицией, за исключением того, что обычно это меня раненого он ведет в комнату.

Я часто возвращался из патруля раненым, и сразу попадал в целебные залы. Если рана не ужасная, король находит время повидаться со мной только в конце дня, после завершения всех дел. Если целители меня отпускают, мы вместе с отцом идем в свои комнаты. Если целители решают оставить меня на ночь в целебных залах, король возвращается на следующую ночь, чтобы снова навестить меня или проводить в комнату.

Всю прошлую неделю я выполнял работу короля, и точно так же я делал все то, что он делал для меня, когда я болел. Я приходил навестить его каждую ночь, и готов был отвести отца в его комнату.

— Я должен посмотреть эти бумаги? — спрашиваю я, кивая на свитки на кровати отца.

— Здесь нет неотложных дел, требующих внимания короля, — говорит отец, и с опозданием я понимаю, что он говорит обо мне. — Я понимаю, что мне прислали незначительные послания, чтобы подбодрить меня, сын мой. Я уверен, что с остальным ты прекрасно справляешься. Единственное, что ты должен сделать сейчас, это увести меня отсюда. Я уверен, что мое присутствие здесь — это пытка для всех.

Я удивленно приподнимаю брови. Значит, он понимает о том, как все реагируют на него. Он самый проницательный эльф, которого я знаю.

Он встает с кровати, и я подхожу ближе, на всякий случай. Я не предлагаю помощь, зная, что он откажется. Поэтому молча жду, когда он шагнет вперед, но вместо этого он берет меня под локоть. Как и сказали целители, он выздоравливает, но все еще плохо себя чувствует.

К моему облегчению, отец одет в более легкую, менее формальную мантию, которая не путается под ногами.

Занавес раздвигается еще до того, как я открываю рот, чтобы приказать охране сделать это. Стражники отца очень внимательны. Мы проходим мимо них, и два воина следуют за нами на несколько шагов позади.

Целители отрываются от своих дел и склоняют головы, а больные солдаты, которые не спят, пытаются сесть, но король машет рукой, говоря, чтобы они снова легли и не причиняли себе лишнюю боль.

В коридорах тихо и пусто, за исключением немногих ночных стражей и двух незаметных и беззвучных эльфов позади нас. Цитадель всегда мне казалась огромной, но в такие ночи мы словно одни во всем королевстве. Дворец похож на пещеру, и тусклые желтые факелы отбрасывают длинные прекрасные тени на извилистые коридоры и высокие колонны.

Я тихонько иду рядом с отцом и чувствую, как он ослабляет хватку на моей руке. Я прекрасно понимаю, что выход из целебных залов после нескольких дней заключения приносят только радость.

— В последние несколько дней ты вел себя очень хорошо, Леголас, — тихо говорит он мне. — Я сожалею об обстоятельствах, из-за которых ты вынужден был продемонстрировать свои таланты. Но меня радует то, что я видел. Ты готов и способен встать на мое место, что бы ты ни думал о своих способностях.

Я вздыхаю и качаю головой, не желая говорить об этом. Я не хочу думать о его смерти. Я даже не хочу вспоминать о том, как нашел его при смерти. Я уже лишился матери. И отказываюсь быть сиротой.

— Ты дрожишь, — замечает он и останавливается, чтобы испытующе взглянуть на меня. — Ты в порядке? Я забирал тебя отсюда всего несколько дней назад.

Я недовольно сжимаю челюсти. Мне было больно, но я поправился. Король пришел ко мне в палату ночью и отвел в мои комнаты, где я должен был оставаться как минимум три дня, чтобы отдохнуть. Из-за моего ранения королю пришлось покинуть цитадель, чтобы выполнить мой долг. Его группа попала в засаду, и он чуть не погиб. Услышав сигнал тревоги, я вышел из своей комнаты раньше срока, но никто меня не остановил. Я выехал с воинами, нашел раненого отца и привез его домой. Он был бледным и истекал кровью.

Я отхожу от отца на шаг, чтобы он не мог почувствовать как по моему телу проходит дрожь. Но тут вспоминаю что должен поддерживать его, и возвращаюсь на место. Но он не берет меня снова под локоть.

— Леголас, — говорит отец более твердо, требуя ответа, — ты в порядке?

— Я в порядке, — спокойно говорю я, но судя по недоверчивому выражению его лица, он мне не верит. — Я просто устал.

— Возможно целителям следует тебя осмотреть? — спрашивает он. — Ты едва поправился, и я слишком много на тебя всего навалил.

— Успокойся, отец, — умоляю я его. — Я достаточно здоров. Просто…

Я не хочу говорить об этом. Но из-за моего молчания меня затащат обратно в целебные залы для ненужного осмотра, а король вместо того, чтобы выздоравливать, снова возьмет на себя все обязанности.

— Я нашел тебя, когда ты был ранен, — говорю я дрожащим голосом. — Ты не помнишь, но я прижимал руку к ране на твоей груди, чтобы остановить кровь. Я чувствовал, как бьется твое сердце. Я все еще чувствую теплую влажную кровь на своих руках, — я сжимаю кулаки по бокам, но меня бьет дрожь.

— Все было не так уж плохо, — говорит король.

— Я привез тебя домой, — шепчу я. — Я умолял тебя не умирать. Я должен был ехать на это задание, а значит это я должен был пострадать. Это должен был быть я. Я хотел, чтобы это был я.