— Я удивлен, что ты можешь унюхать что-либо кроме себя, — возражаю я вместо этого. — Ты воняешь, как орк.
Он смеется, потому что мои слова это явное преуменьшение. От него воняет намного хуже чем от орка. Запах крови и плоти орков обычно означал, что враг был побежден и убит. От Леголаса несет болью, потом, кровью. И тогда я замечаю что на кончиках его пальцев ужасные волдыри, красные и опухшие.
На его теле почти нет здорового места, вся кожа в синяках и порезах. Стежки Маенора добавляют новый набор аккуратных линий шрамов на его талии, но есть много других. На его шее и плечах есть шрам, и суда по неровным линиям, я понимаю, что зашивал эту рану не Маенор. Если бы он приехал домой с такой раной, я бы запомнил. Но он не вернулся домой из-за такой серьезной раны, и эта мысль ужасает меня.
Я видел своего сына в гораздо худшем состоянии, я видел его на пороге смерти. Его тело выглядит как история сражений, это карта нашей борьбы.
Я участвовал в многих войнах и битвах. Они были по-своему ужасными и жестокими, но, по крайней мере, они заканчивались. Но мой сын ведет затяжную борьбу против постоянного наплыва врагов. Наступил «Бдительный мир», но, тем не менее, мы постоянно в осаде. Жизнь моего сына это постоянная борьба.
Маенор заканчивает последний стежок и обматывает бок Леголаса чистыми бинтами.
Глаза моего сына остекленели от боли.
— У него лихорадка, — говорю я целителю.
— Этого стоило ожидать, — отвечает Маенор. — Я дам ему что-нибудь от температуры и боли. Я оставлю тебя в целебных залах на ночь, Леголас. Ты можешь вернуться в свои покои завтра, но только если тебе не станет хуже.
— На сколько я отстранен от службы?
— Ты должен оставаться во дворце следующие три недели, — отвечает Маенор. — Позволь своим костям срастись, в противном случае ты станешь обузой на поле боя. И если будешь пренебрегать моими советами, то можешь потерять свою хваленую точность.
Леголас встревожен таким прогнозом, в его глазах мелькает протест, но он дико ухмыляется.
— Ну, милорд, мы не можем этого допустить, не так ли?
Это травма не угрожает его жизни, но ее достаточно, чтобы ненадолго задержать его дома, чтобы он мог отдохнуть.
Меня тошнит от мысли, что я благодарен за сломанные кости моего сына.
Неужели я благодарю богов за сломанные кости моего сына?
Я никогда не думал, что буду благодарить богов за сломанные кости моего сына.
Но такова наша жизнь здесь и сейчас. У моего сына свои повседневные заботы, а у меня свои.
***
Я останавливаюсь как вкопанный, и мое сердце подскочило к горлу и застряло там, потому что на один момент я подумал, что передо мной был сам Орофер.
Но это всего лишь Леголас.
Мой сын сидит по правую руку от моего места за столом в зале Совета. Он задумчиво жует лембас и просматривает пачку свитков с информацией о повестке дня. Я удивлен, что он здесь, учитывая состояние, в котором он был последние три дня с момента своего возвращения.
Леголас провел первую ночь в целебных залах, но убедил целителей, что он достаточно здоров, чтобы на следующий день перебраться в свои покои. Однако он подождал пока не наступил вечер, чтобы во дворце было меньше народа. Он не хотел, чтобы его видели в таком плохом состоянии.
Я сам отвел сына в его комнату. Я шел впереди в соответствии с протоколом, в то время как позади меня Леголас умудрялся медленно идти, перекинув левую руку через плечо одного стражника, в то время как другой охранник неуверенно шел за ними, неся простую, но элегантно сделанную деревянную трость.
Время от времени я поворачивался, чтобы посмотреть, как они продвигаются. Мой сын был бледен, вспотел и дрожал. Но он также выглядел ужасно огорченным из-за того, что нуждается в помощи. Я замедлил шаг, чтобы он не напрягался, стараясь догнать меня.
Леголас был зол, потому что прежде, чем мы покинули целебные залы и отправились в долгий путь к его покоям, Маенор почти насильно надел на его руку перевязь из яркой белой ткани, которую мой сын страстно презирал. Он также зарычал, глядя на трость, которую принес один из целителей. Он был раздражен своей болью, усталостью и всем остальным, и не хотел сотрудничать.
— Из-за этого я выгляжу нездоровым, — возразил он.
— Ты нездоров! — указал Маенор.
— Никто не должен видеть меня в таком виде, — настаивал Леголас.
— Тебя так заботит, что другие думают о твоей внешности? — недоверчиво спросил Маенор.
— Наши люди не должны видеть, что орк может причинить нам вред, — тихо сказал Леголас. — Разве вы не можете сделать так, чтобы я выглядел не таким слабым?
Маенор вздохнул и смягчился только потому, что теперь понимал, почему мой сын упрямится. Он взглянул на меня, пытаясь понять, как поступить.
— Давай так поступим, сын мой, — сказал я резко. — Если хочешь чтобы все твои раны зажили хорошо, тебе придется пользоваться тростью и перевязью. Как твой король и военачальник, я приказываю тебе все это просто вытерпеть.
Но сегодня утром я вошел в зал Совета и обнаружил, что и перевязь и трость, которые я приказал использовать, исчезли. Вместо белой ткани на плече Леголаса был наплечник из темно-коричневой кожи с печатью нашего дома. Мой сын всегда имел хорошие отношение с квартирмейстером, и повара всегда посылают сладкие пирожные на южную границу, когда мой сын на той заставе. И теперь я вижу что мой сын уговорил сделать мастеров для него этот наплечник, который не так бросается в глаза.
Сломанную ногу Леголас спрятал под великолепной официальной мантией. Как капитану Леголасу разрешено быть в воинских туниках, даже когда он посещает дворец и зал Совета, и обычно он предпочитает простую одежду. Но сегодня он в официальной мантии, которая скрывает шины на сломанной ноге. Он также избавился от трости и заменил ее тонким посохом, украшенным драгоценностями на рукояти.
Этот посох принадлежал его покойному деду.
Леголас, должно быть, нашел его когда отправился в сокровищницу, чтобы забрать королевский венец, украшающий его голову, который он обычно носил только при исполнении своих обязанностей как принца. Он теперь и впрямь не выглядит слабым, наоборот он выглядит могущественнее, и внезапно я вижу грозного златовласого эльфа в зале Совета, который выглядит готовым к войне. Он так напоминает мне Орофера.
До сих пор мысли об отце вызывают боль в моем сердце.
— Надеюсь, это не завтрак, — говорю я Леголасу, кивая на лембас. Он отрывается от бумаг и с трудом встает. Мы одни, но в формальной обстановке, и он по привычке ведет себя уважительно, независимо от того, травмирован он или нет. — Не будь дураком и оставайся на своем месте, — рявкаю я, и он делает, как ему говорят.
— Я уже позавтракал, ваше величество, — говорит он, низко склонив голову. — Я давно проснулся.
— Я вижу ты был занят, — говорю я, кивая на свитки.
— Меня слишком балуют в офисе квартирмейстера, — отвечает он с улыбкой, — и я надеюсь, что ты не возражаешь, что я позволил себе вольность и взял посох их сокровищницы.
— У тебя всегда был беспрепятственный доступ к имуществу твоей семьи, глупый лесной эльф, — говорю я ему. — Честно говоря, я очень рад, что ты наконец решил проявить интерес.
— Я верну его, как только смогу.
— Он твой, Леголас.
— И все же, — говорит он с легкой улыбкой и пожимает плечами. Иногда он очень-очень похож на сильвана, у него совсем нет тяги к сокровищам. — Ты сам встал довольно рано.
— Так и есть, — признаю я.
Иногда я намеренно вхожу в зал Совета пораньше, чтобы любой опоздавший советник приходил в ужас от осознания того, что заставил своего короля ждать. Благодаря этому страху я могу больше узнать у них по поводу интересующих меня вопросов.
Сегодня мне нужно задать им нежелательный, но необходимый вопрос, и я не хочу слушать их возражения. Я просто хочу быстрого согласия. Я хочу, чтобы дело было сделано как можно быстрее.
Леголас смотрит на меня с любопытством, но я решаю преподать урок общения с подчиненными в другой раз.