Я сделал знак одному из охранников, и он привел ребенка, которого притащил старик во дворец моего отца. Девочка была маленькой и очень худой. Ее обрили наголо, чтобы убедиться, что в ее волосах больше ничего не спрятано. Охранник подтолкнул ребенка вперед. Милосердие внезапно стало роскошью. Только такие могущественные люди, как мой отец, иногда могли себе его позволить, и это приносило плачевные результаты.
Я поставил девочку перед собой и положил руки на ее хрупкие дрожащие плечи. Ее макушка едва доходила до моего бедра.
— У нее твои глаза, — сказал я старику. — Ты упомянул, что твоя похищенная дочь является ее матерью. Любимая внучка, не так ли?
Старик внезапно потянулся через решетку, но я был быстрее. Я оттащил ребенка из его досягаемости. Он напрягся, и кончики его пальцев на волосок не доставали до того кого он любил.
— Ребенок невиновен!
— Они всегда невинны, — спокойно сказал я. И жестом попросил травника принести нож, которым ранили моего отца.
Россенит моргнула и заколебалась.
Ни один из эльфов, что стояли за моей спиной не знали о моих планах. Но они не были глупы, и не стали останавливать меня. Но Россенит нервничала, не зная как поступить. Даже военный министр Бренион, который был давним другом моего отца, и который видел, как я рос, напрягся на своем месте и ждал, что я предприму. Но сейчас я заменял короля и мог окрасить кровью свои руки и запятнать душу. Я не сомневался, что они могли бы остановить принца Леголаса, но не собирались останавливать короля.
Я взял отравленный нож с подноса. Ее испуганный взгляд помог достичь нужного эффекта, и старик знал, что я был зол и смертельно серьезен, потому что даже окружающие боялись того, что я сделаю.
— Нет! — закричал старик, но не он успел закончить слово, как я порезал руку ребенка.
Это был незначительный порез, и на коже выступило бы всего пара капель крови, но из-за яда кровь потекла сильнее. Я отпустил девочку, и она кинулась к своему дедушке.
— Ты бессердечное животное! — закричал старик на меня, обнимая внучку через решетку камеры. Но я еще не закончил с ним.
— Мой отец был взрослым эльфом, — холодно сказал я ему. — Но она человек и маленькая. Яд быстро подействует.
— Нет, — всхлипнул старик, уткнувшись носом в голую голову ребенка. Девочка уже начала слабеть, и у нее подкосились колени. Старик обхватил ее, и они вместе опустились на пол.
— Ваше высо… — затаив дыхание, начала Россенит и сделала неуверенный шаг к больному ребенку. И старик увидел в ней потенциального союзника.
— Пожалуйста, — умолял он ее. — Пожалуйста, вы должны ей помочь.
— Я не могу этого сделать, — тихо ответила она. — Я не знаю, что это за яд.
— Нет, — решительно сказал старик. — Это богатый лес, в нем будет все, что вам нужно. Но действовать нужно быстро.
Именно этого я и хотел. Советники моего отца ахнули позади меня, но быстро пришли в себя, поскольку старик начал перечислять нужные ингредиенты для противоядия. Когда он закончил, Россенит отошла, выглядя ошеломленной, но решительной.
— Идите с Россенит, — сказал я двум охранникам. — Убедитесь, что у нее есть все, что ей нужно для изготовления противоядия. — Глянув на Россенит, я сказал: — Убедись, что старик не лжет и сначала испытай противоядие на ребенке, прежде чем давать его моему отцу. Думаю, что ей противоядие понадобиться раньше.
Старик резко вскинул голову, понимая, что я сказал.
— Но я подумал… Я подумал… О, добрые боги. Король эльфов жив. Прости, дитя. Прости. Я обрек твою мать и тех, кого мы любим на смерть. Теперь мы, возможно, никогда не вернем их…
Рыдания старика задевали мою душу, и я не знал как реагировать на его несчастья.
— Ребенка нужно переместить в целебные залы, — сказал я ему, и эльфы вокруг меня, естественно, восприняли это как команду. Старик перестал плакать и посмотрел на меня, в его глазах смешалась целая гамма чувств: гнев, недоверие, и хрупкая надежда.— Все, что можно сделать для нее, будет сделано.
Потом я повернулся к советникам.
— Соберите заседание Совета, с которым мы сможем обсудить нападение на деревню этого старика. Мне нужна информация разведчиков, и я хочу, чтобы виновные ответили за это предательство. Я хочу знать, следует ли нашим родственникам ожидать подобного нападения с других сторон. Подобного нельзя допустить. Я хочу собрать Совет через час. Что касается заложников из деревни… — Я задумался, тщательно подбирая слова. — Выясните, сможем ли мы их спасти.
— Спасибо, милорд! — воскликнул старик.
— Я тебе ничего не обещаю, — рявкнул я ему. — Тебе мы ничего не должны, и ты примешь заслуженное наказание. И мы не будем рисковать своими воинами напрасно ради твоей семьи, помни об этом.
Я отвернулся от него, понимая, что никогда не захочу больше видеть его лицо.
— Что касается этого заключенного, — начал я, обращаясь к стражникам. Слова «Казнить его» вертелись у меня на языке, но вместо этого я сказал: — Если отец жив, то и он будет жить. А пока оставьте его в здесь. Держите его в камере, пока я не решу что с ним делать.
***
Я целыми днями управлял королевством, хотя опасения повторного нападения, к счастью, оказались бесплодными. Ночью я сидел с отцом и старался облегчить его мучения. Я умолял его бороться за жизнь, и он выжил.
Противоядие дровосека оказалось верным как его внучки, так и для короля.
Я не мог смотреть на девочку, когда проходил мимо ее постели в целебных залах. Она потеряла руку из-за плохого кровообращения и сгнившей плоти вызванной ядом. И именно это больше всего терзало мою душу.
Я никогда не ожидал, что смогу прожить свою долгую жизнь не совершив грех, но не думал, что причиню боль невинному. Я чувствовал боль ребенка, и это было моим наказанием.
Ее дед никогда не выйдет на свободу, но ребенка вернут ее матери, которую наши воины смогли спасти. Ни старик, ни его соплеменники не оспаривали наказание, хотя и оплакивали его. Я позволил некоторым из друзей навестить его, чтобы попрощаться. Совершенное им преступление не могло остаться безнаказанным, и он должен радоваться, что его не убили сразу.
Старику следовало прямо сказать моему отцу о нападении на их деревню, а не прибегать к таким кардинальным методам. Это была вопиющая ошибка, и она погубила его.
Дни слились воедино, когда мы вернулись к некоторому подобию нормальной жизни. Я сидел на утренних собраниях Совета, а помощник отца Галион, на завтрак пихал мне в руку лембас, иначе я забывал поесть, пока не вспоминал об этом перед сном. В течение дня министры постоянно обращались ко мне по множеству вопросов, которые требовали решения короля.
Чтобы наш народ не думал о своей безопасности и моей компетентности, я согласился также принимать аудиенции в течение нескольких очень коротких часов каждый день, чтобы они могли убедиться, что линия преемственности цела, и королевство в хороших руках. Я принимал их жалобы и просьбы, а потом просматривал их по ночам вместе с огромной кипой свитков, в которых были отчеты разведки, информация о передвижении наших войск, послания с других территорий, личная переписка, цифры об урожае сельскохозяйственных культур, и многое другое.
Чем лучше становилось моему отцу, тем меньше мне позволяли с ним посидеть, и больше документов давали. Иногда я изнеможении засыпал на маленьком диване у его кровати.
Когда он просыпался, меня уже не было. А когда я приходил поздно ночью, он уже крепко спал.
Однажды я пришел к его постели и обнаружил диван, на котором я спал несколько недель, застеленный постельным бельем из моих собственных покоев, а не скромными подушками и тонкими одеялами из целебных залов. И это могли сделать только по приказу моего отца. Значит ему становилось лучше.
Когда Трандуилу надоело, что мы никак не могли побыть наедине, он взял дело в свои руки.
Я уже засыпал, когда почувствовал, как кто-то похлопал меня по щеке.
— Отец, — приветствовал я его с улыбкой. Я улыбался впервые с тех пор, как меня забрали с восточного аванпоста с новостями о том, что мой отец тяжело ранен.