У озера, хвала Мерлину, почти никого нет. Несколько зубрил с Рейвенкло уткнулись в книги, да парочки в разгаре конфетно-букетного периода: восторженные взгляды друг на друга, никакого дела до окружающих. Идеально для меня.

У кустов с маленькими ярко-красными листьями на корточках сидит маленькая девочка, по виду, скорее всего, первогодка, в рейвенкловской мантии. У неё прямые чёрные с двумя белыми прядками волосы, лицо такое бледное, что кажется совершенно белым, прямо, как эти прядки. Тем удивительнее яркие, тёмно-коричневые веснушки, рассыпанные вокруг маленького носика. Глазищи огромные, как это обычно и бывает у крошечных худеньких девочек, я уже заметил. Она сидит на корточках, а возле неё скачут маленькие серые птички с оранжевыми грудками. Немагические. Обычные зарянки.

Меня словно что-то тянет к этой девочке, и я подхожу поближе, осторожно, чтобы не спугнуть птичек.

— Нравятся мои фениксы? — спрашивает девочка.

— Фениксы? — обалдеваю я.

— Ага, это мои фениксы. Ну, понарошку, понимаешь? Фениксы — удивительные. Они никогда не умирают по-настоящему. Когда феникс состарится, то просто сгорает, а потом возрождается вновь, из пепла. Ты знал об этом?

Я несмело киваю. Я удивлён, что эта девочка не опасается меня, как другие младшекурсники, а дружелюбно разговаривает со мной, и даже, кажется, доверяет мне свой секрет.

— Только это секрет, — серьёзно добавляет девочка, подтверждая мою догадку. — Ну, про то, что у меня есть свои понарошку-фениксы. Ты ведь никому не скажешь?

Я отрицательно мотаю головой, боясь произнести лишнее слово, чтобы не спугнуть её, как удивительную птичку, случайно слишком близко подлетевшую ко мне.

— Надо мной и так все смеются, — вздыхает малышка, и моё сердце сжимается, — считают чокнутой.

— А… почему ты доверяешь мне? — всё же не выдерживаю я. — Кажется, я не самый приятный человек в этой школе.

— Нет, ты добрый, — убеждённо мотает головой девочка. — Теперь, когда тебе больше не нужно притворяться злым.

— Притворяться?

— Да. Раньше ты притворялся, чтобы твои друзья со Слизерина любили тебя. Но тебе больше не нужно. Настоящие друзья всё равно останутся с тобой.

Я думаю о Панси, Блейзе и непроизвольно киваю.

— А вот у меня нет друзей, — снова вздыхает девочка. — Никто не захочет, чтобы его тоже считали странным, поэтому все держатся подальше от меня. Но ничего. Зато у меня есть мои фениксы.

Словно в подтверждение её слов, одна из зарянок вспархивает ей на руку. Девочка радостно смеётся, а потом внезапно спрашивает:

— Хочешь быть моим другом, Драко Малфой?

— Ты знаешь, как меня зовут? — удивляюсь я.

— Все знают, — пожимает плечами девочка. — Ведь ты враг знаменитого Гарри Поттера. Все так думают. Но это, конечно же, не так. На самом деле ты просто хочешь дружить с ним, но не знаешь, как сказать об этом.

Я не знаю, что и ответить этой удивительно прозорливой малышке, поэтому просто спрашиваю:

— А как тебя зовут?

— Риона Пиквери, — представляется девочка. — Теперь, когда ты знаешь, как меня зовут, ты будешь моим другом?

— Конечно, — обещаю я.

— Хорошо, — с достоинством кивает девочка. Риона.

— Тогда ты можешь тоже покормить моих фениксов, — Риона протягивает мне на ладошке несколько сушёных ягод. — Вообще-то они больше любят насекомых и пауков. Но ведь сейчас октябрь, и насекомые уже попрятались.

Птички совсем ручные и без страха клюют ягоды с моей ладони.

— Видишь? Видишь?! — радуется Риона. — Если бы ты был злым, фениксы нипочём не стали бы клевать ягоды у тебя с руки!

Мне почему-то хочется плакать, но в то же время я ощущаю какой-то детский восторг, словно часть моих тревог вместе со сморщенными ягодами склевали эти маленькие птички.

*****

Вечером мы с Панси отправляемся на обход Хогвартских коридоров. Сегодня они совершенно пустынны и, к великому сожалению моей подруги, нам не удаётся застукать ни одной обжимающейся в тёмном углу или в пустом классе парочки. Портреты уже вернулись из тех картин, где они гостили днём, на свои законные места и теперь спокойно дремлют, не обращая на нас никакого внимания. Лишь когда мы доходим до восьмого этажа, на нас сердито накидывается низенький рыцарь в средневековых доспехах, безуспешно пытающийся оседлать пони.

— Тоже мне дежурные старосты! — отчитывает он нас. — Презренные лентяи! Никакого порядка в школьных коридорах! Вот, например, здесь постоянно околачивается кто-то невидимый. Я слышу его шаги, слышу, как он задерживает дыхание, а однажды он даже чихнул! Возможно, это вандал, который режет по ночам портреты, но вам, конечно же, всё равно! Вам лишь бы отловить и оштрафовать влюблённые парочки.

Панси закатывает глаза и шепчет:

— Сэр Кэдоган абсолютно сумасшедший.

Хотел бы я быть уверен в этом так же, как Панси. Но я и сам чувствовал присутствие кого-то невидимого, когда мы вчера с Крэббом и Гойлом пытались найти вход в Выручай-Комнату. Хотя, меня ведь тоже лишь с большой натяжкой можно назвать нормальным.

— Панси, — спрашиваю я, чтобы перестать думать об этом невидимке, — а почему мы отбираем у детей игрушки? — (Я не могу забыть испуганные глаза младшекурсников в Больничном Крыле, попрятавших свои вещи под одеяло при моём появлении).

— Игрушки? — недоумевает Панси.

— Ну да, игрушки, из «Волшебных вредилок».

— А-а, «Волшебные вредилки»! — морщится Панси. — Магазин умников Уизли.

— Уизли?

— Ну да, Фреда и Джорджа, старших братьев поттеровского оруженосца. Конечно, мы конфискуем игрушки и сладости из «Вредилок», Драко, ведь они действительно опасны! Аманде Гуссокл с первого курса было несколько дней плохо после так называемого «Блевального батончика», а кусачая кружка, которую подсунули во время завтрака Энтони Селвину, серьёзно повредила ему пальцы правой руки. Но гриффиндуркам всё нипочём! У них, видите ли, хорошо развито чувство юмора!

Панси всё ещё кипит от гнева, когда мы возвращаемся в безлюдную гостиную. Там она открывает один из массивных шкафов:

— Вот, полюбуйся!

Из битком набитого шкафа на пол валится куча конфискованных вещей: стянутые верёвками клыкастые фрисби, кусачие кружки, всевозможные сладости в ярких обёртках («Кровопролитные конфеты», «Лихорадочные леденцы», «Обморочные орешки»), фейерверки «Набор начинающего негодяя» и даже книги. Одна из них привлекает моё внимание. На обложке страстно целуются два парня. «Тайная комната волшебника», — читаю я. Проследив направление моего взгляда, Панси вздыхает:

— Бери, читай, если хочешь. Думаю, тебе это пригодится больше, чем второкурснику с Хаффлпаффа, у которого я её отобрала.

*****

Тщательно задёрнув полог и наложив Заглушающее, я трясущимися руками открываю первую страницу. На ней два обнажённых парня сплелись в тесном объятии, прижавшись друг к другу напряжёнными членами. Руки одного из них ласкают ягодицы другого, подбираясь всё ближе к заветной дырочке, бережно раскрывая, растягивая. И… Салазар великий и всемогущий, я представляю, как Гарри мог бы сделать это со мной!

На следующей странице я нахожу особое заклинание. Заклинание Смазки, помогающее облегчить проникновение. Я быстро учусь, и вскоре вся моя ладонь покрыта скользкой субстанцией. Парень на третьей странице покорно стоит на четвереньках, опираясь на кровать локтями и коленями, пока другой приставляет головку своего члена к его растянутому входу. Он такой огромный, Мерлин! Как что-либо столь внушительное сможет войти в такое маленькое отверстие? Мысль об этом вызывает трепет и жгучее желание. Я тоже встаю на четвереньки. Так мне легче представить, что позади меня находится Гарри, и что это он, а не я сам, проталкивает в меня смазанные пальцы. Я всхлипываю от боли, смешанной с возбуждением и восторгом, когда мне наконец удаётся вставить в себя два пальца. Гарри в моих мечтах крепко обхватывает мой член. Я зажмуриваю глаза, яростно довожу себя до оргазма и заливаю слившихся в экстазе волшебников на движущейся иллюстрации своей спермой.