— Это же Хорёк, Гарри, — шипит Уизли. — Пусть ему его слизни помогают.

Однако Гарри уже вцепляется в злобные ветки с одной стороны, так что рыжему ничего не остаётся, как тоже повиснуть на этих отвратительных щупальцах с другой стороны. Вместе они раздвигают края отверстия, и я вытаскиваю посиневшую руку с зажатым в ней огурцом.

— С-спасибо, — выдавливаю я, морщась от боли и глядя куда-то в район бордово-золотого галстука Гарри.

— Смотрите-ка, Хорёк умеет говорить «спасибо»! — ёрничает Уизли.

— Я должен отдать вам этот огурец? — спрашиваю я.

— Оставь себе, — отвечает Гарри.

— Нам не нужен твой паршивый огурец! Мы не берём плату за спасение, — добавляет Уизли.

— Драко, всё в порядке? — Панси с Блейзом уже спешат ко мне.

— В одиночку эти огурцы собирать опасно. Я думал, слизеринцы лучше заботятся о своих товарищах, — говорит Гарри и, бросив на меня хмурый взгляд, уходит.

— Может, тебе нужно к мадам Помфри? — волнуется Панси, озабоченно оглядывая мою начинающую распухать руку.

— Не надо! — отмахиваюсь я. — Я и так слишком долго провалялся в Больничном Крыле.

Мы выходим с урока и сталкиваемся с семикурсниками, тоже пришедшими на урок гербологии. Среди них я вижу Кэти и в нерешительности замираю. Я не знаю, захочет ли она показать при всех, что подружилась со мной. Однако Кэти быстро развеивает мои сомнения: весело машет мне рукой.

— Привет, Драко!

Я буквально вижу, как выпучиваются глаза и отвисают челюсти у гриффиндорцев. Часть из них с удивлением уставилась на Кэти, а часть с подозрением косится на меня: уж не опоил ли я её каким-нибудь зельем, пока мы вместе были в Больничном Крыле?

— Привет, Кэти! Я рад, что тебя уже выписали. Как ты?

— Спасибо, хорошо. Глаза уже не болят. И защитные очки у меня сегодня с собой.

— Удачи с бубонтюберами! — пытаюсь пошутить я.

Шутка приходится Кэти по душе, и она весело смеётся:

— А вы, как я погляжу, сражались с цапнями, судя по вашим растрёпанным волосам и расцарапанным физиям?

Тут Кэти замечает, что все её однокурсники уже зашли в теплицу и, ойкнув, быстро прощается со мной. Наши тоже уже топают к замку. И только Панси с Блейзом стоят чуть поодаль и терпеливо ждут меня: Панси — закатив глаза, а Блейз, как всегда, беспечно улыбаясь.

*****

Мы шагаем в сторону замка. Я немного колеблюсь прежде, чем задать волнующий меня вопрос:

— Э-э, ребята?

— Да, дорогой? — тут же отзывается Панси.

— Там, в теплице, Уизли… Он назвал меня Хорьком. Почему?

— Ну-у… — мнётся Панси, и я понимаю, что история, которая стоит за этим, мне совсем не понравится. Я, конечно же, оказываюсь прав. — На четвёртом курсе один чокнутый профессор превратил тебя в хорька и несколько раз со всей дури шваркнул об землю.

— В хорька? — ужасаюсь я. — И Уизли видел это?!

— Все видели, — говорит Блейз. — Гриффиндорцы чуть со смеху не лопнули. Мерзавцы!

— А Га… — я захлопываю рот раньше, чем вопрос вылетит из него.

— Поттер ржал громче всех, — говорит Панси.

— Но, справедливости ради, стоит сказать, что это именно из-за него тот препод превратил тебя в хорька, — добавляет Блейз. — Ты как раз собирался кинуть Поттеру в спину проклятие.

— Но почему? За что? — едва не кричу я.

— Ох, дорогой, кто же в состоянии упомнить подробности всех ваших стычек за эти годы? — театрально закатывает глаза Панси.

— Но этот профессор, кто он? Какой предмет он ведёт? Я знаю его? — (ох, Салазар, неужели по школе ходит человек, который превратил меня в животное, а я спокойно хожу на его уроки?).

— Что ты, нет, — успокаивает меня Блейз, — его давно нет в Хогвартсе. На самом деле, это был не учитель, а беглый преступник под обороткой. Из Азкабана.

Не сказать, что слова Блейза успокоили меня. Оказывается, в Хогвартс берут на работу беглых преступников, превращающих учеников в хорьков посреди бела дня! И… Азкабан. Именно там, по словам мадам Помфри, отбывает срок мой отец. И я до сих пор не знаю, за что. Остаток пути мы проходим в молчании. Я думаю о том, как же мы с Гарри ненавидим друг друга, если я был способен напасть на него со спины, а ему было весело от того, что меня швыряют об землю. Сейчас я не чувствую в своём сердце никакой ненависти. Да и была ли она там когда-нибудь?

*****

После ужина (во время которого Уоррингтон и Ургхарт смотрят на меня, как на пустое место, что меня вполне устраивает), я предлагаю Винсу и Грегу прогуляться на восьмой этаж и поискать эту загадочную комнату, в которой меня, судя по всему, ждёт невыполненное задание. Парни охотно соглашаются, но как будто бы чего-то ждут, недоумённо уставившись на меня.

— Что? — не выдерживаю я.

— Разве ты не будешь поить нас тем странным зельем? — спрашивает Грег.

— Каким ещё зельем?

— Зельем для превращения в маленьких девочек, так, чтобы мы могли патрулировать коридоры, и нас никто не узнал, — объясняет Винс.

— Э-э, думаю, сегодня мы обойдёмся без этого, — решаю я, — возможно, мы даже не найдём вход в эту комнату.

— Она называется Выручай-Комната, — басит Грег.

— Кстати, о маленьких девочках, — строго говорю я, — и также о маленьких мальчиках. Мне бы хотелось, чтобы впредь вы не отбирали у детей посылки с конфетами.

— Но раньше ты позволял нам! — возмущается Винсент.

— А теперь передумал, — отрезаю я. — В противном случае забудьте о моей помощи с домашкой.

— Но Драко, — жалобно ноет Грег, — раньше ты делился с нами конфетами, которые тебе присылали из дома!

— А теперь что, не делюсь? — удивлённо спрашиваю я.

— Да нет, — машет рукой Грег, — просто на четвёртом курсе ты решил, что слишком взрослый для того, чтобы получать сладости из дома, и велел Нарциссе больше не отправлять тебе посылок.

— О, ну, я и насчёт этого передумал, — успокаиваю я своих приятелей-обжор. — Скоро мне придёт посылка из дома, и вы оба получите свои конфеты.

— Круто! — радуется Грег.

На лице Винса явственно читается, что ему гораздо больше понравилось бы по-прежнему терроризировать малышей, но он угрюмо молчит и топает за мной, недовольно сопя.

Коридор восьмого этажа абсолютно безлюден, и мы медленно идём вдоль стены. Внезапно мне чудится, что кроме нас здесь, в коридоре, ещё кто-то есть. Я не слышу ни шагов, ни чужого дыхания. Я просто чувствую. Это такое неприятное чувство, будто твою спину сверлит чей-то взгляд. Меня пробирает дрожь, но я ничего не говорю парням, опасаясь показаться ещё более чокнутым, чем я есть. Мы без толку бродим по коридору туда-сюда, но заветная дверь так и не появляется. Очевидно, всё дело в том, что я, как сказал Грег, обычно бормотал себе под нос какие-то слова. Но я, конечно же, не помню, что это были за слова.

*****

Мы возвращаемся в гостиную ни с чем. Панси ждёт меня, сидя с ногами на одном из массивных зелёных диванов. В руках у неё журнал «Ведьмополитен». Как я успел заметить, Панси не очень-то любит серьёзную литературу.

— Завтра наша с тобой очередь дежурить по школе, Драко, — напоминает она. — Мы должны будем вечером обойти все коридоры и проверить, не шатается ли кто-нибудь после отбоя, когда все уже должны сидеть по своим гостиным. Наверняка, наткнёмся на целующиеся парочки! — глаза Панси загораются хищным блеском. — Поснимаем баллы! Будет весело, дорогой, обещаю!

— Жду-не дождусь, — хмыкаю я. Будто меня и без этого недостаточно ненавидят в этой школе.

========== Глава шестая ==========

На следующий день после уроков я решаю прогуляться к Чёрному озеру. Один. Мне нужно многое обдумать, привести в порядок мысли, постараться сложить хоть какую-то картинку из тех кусочков паззла, что у меня есть к этому моменту. Скоро мне предстоит идти к мадам Помфри, чтобы отчитаться, как проходит процесс восстановления памяти, а я чувствую себя так, словно скоро экзамен, а я не знаю ответа ни на один вопрос.

Погода сегодня на удивление мягкая и тёплая. Проходя мимо густо посаженных ярких осенних цветов, я вижу парочку фей, вылетевших погреться на солнышке, и в моём мозгу вспыхивает воспоминание-картинка: я маленький мальчик, лет, наверное, пяти, плачу в саду около розовых кустов. Реву от того, что фея укусила меня за палец. Слышу женский голос, успокаивающий меня: «Не плачь, мой храбрый мальчик, это всего лишь глупая вздорная фея. Мама помажет зельем, и всё пройдёт». Чувствую прикосновение ласковой руки, гладящей меня по голове, тонкий аромат духов. Отчаянно хочу вспомнить лицо. Цепляюсь за эти ощущения, запах, голос, и… ничего. Я размышляю, стоит ли рассказать об этом Помфри, но решаю, что это слишком личное, чтобы делиться этим даже с целителем.