— У меня вопрос, — вскидывает руку Джинни Уизли.

— Да, мисс Уизли? — с подозрением во взгляде откликается Алекто.

— Могу я не участвовать в данном мероприятии? Ведь, насколько мне известно, на бал принято приходить с парой, а мой парень — магглорождённый, и его, по понятным причинам, нет в Хогвартсе!

Я обречённо закатываю глаза. Что, Уизли, не терпится снова повидаться со мной в кабинете для наказаний? Хорошо, что Кэрроу с некоторых пор уже не проверяют мою палочку, по крайней мере, не приходится больше мучить несчастных пауков.

Кэрроу объявляет, что присутствие на балу строго обязательно и неявка без уважительной причины будет истолкована, как намеренное злостное неповиновение.

Снейп вызывает меня в свой кабинет.

— Надеюсь, Вы, мистер Малфой, понимаете, что, как староста школы, обязаны являться примером для остальных студентов? Поэтому, настоятельно советую Вам найти для этого — (он едва уловимо кривится) — бала достойную пару.

*****

— Снова идём вместе? — понимающе хмыкает Панси. — Как на четвёртом курсе. Грёбаный Салазар, как же я была влюблена в тебя тогда, Драко!

— Ну, возможно, если бы ты не надела тогда ту жуткую ядовито-розовую мантию с рюшками… — улыбаюсь я, и Панси, смеясь, пребольно тыкает меня локтем в бок.

— Дурак! Ты уже тогда вовсю пускал слюни на своего Поттера. У меня не было ни единого крошечного шанса… Поттер — такой идиот! — внезапно взвизгивает она. — Как он мог бросить тебя? Тупой, ничего не видящий дальше своего геройского носа…

— Не надо, Панс, — останавливаю я её. Даже ей, моей лучшей подруге, я не могу рассказать, как обстоят дела на самом деле.

*****

Тео удивляет нас всех, появившись на Балу Чистой Крови с Луной Лавгуд. На ней ярко-жёлтая, слепящая глаза мантия, в ушах качаются серёжки-подсолнухи.

— Это потому, что в Хогвартсе сейчас почти совсем нет света, — объясняет Луна нам с Панси, когда Тео подходит с ней к нашему столику.

Танцевать нет настроения, и мы тихонько беседуем вчетвером, попивая пунш.

— Я не вернусь после рождественских каникул в Хогвартс, — сообщает Луна, — буду помогать папе с журналом.

Панси громко фыркает.

— О, — вскидывается Луна, — ты знаешь журнал моего отца, Панси? Он называется «Придира», — объясняет она нам. — Тебя непременно должна была заинтересовать папина статья об использовании вытяжки из рога морщерогого кизляка в косметических зельях! Фокус в том, что при наложении этого зелья на лицо нужно непременно танцевать вальс!

Я внезапно понимаю, что нам всем будет очень не хватать Луны Лавгуд.

— Но сейчас папа пишет совсем другие статьи, — доверительно шепчет Луна. — Они все о твоём парне, Драко!

— Поттер — вовсе не парень Драко! — резко, почти грубо говорит Панси. — Всем известно, что ваш ненаглядный Избранный бросил его!

— Тебе нужно срочно записаться к целителю, Панси, — безмятежно заявляет Луна, надкусывая шоколадный котелок, — в твоей голове чересчур много мозгошмыгов.

*****

Ночью после бала мне снится Гарри. Я не вижу его лица, только слышу голос:

«Если бы я мог сейчас быть здесь, с тобой, Драко, я покрыл бы твоё лицо поцелуями. Я целовал бы твои прикрытые в блаженстве веки, пылающие щёки, чуть вспотевшие виски. Я бы нежно перебирал твои мягкие волосы и ласкал горячим дыханием, губами и языком чувствительные места за ушками. Я шептал бы в эти ушки, как безумно люблю тебя, и слушал в ответ, как учащается твоё дыхание. Я бы поймал твои самые первые стоны губами, и они слились бы с моими собственными стонами. Я бы исступлённо целовал твою шею, плечи, ключицы. И твои соски, Драко. Я знаю, как ты любишь, чтобы я слегка, очень-очень нежно прикусил их, потянул, сжав губами, чтобы ты зашипел, а затем снова застонал, протяжно и сладко, распаляя меня, зажигая, сводя с ума…

Спустившись ниже, я бы уже не смог ограничиться только губами, я бы вылизал твой животик. Я так люблю твой животик, люблю прислониться к нему ухом, пошутить, что он бурчит совсем, как его хозяин, ты так забавно смущаешься и сердишься при этом, Драко! Я бы разрывался между желанием нежно погладить твои бёдра и сжать их до синяков, не отпуская, метя, присваивая… Знаю, знаю, что ты уже не смог бы спокойно лежать на месте, мой нетерпеливый, мой горячий, отзывчивый! Ты бы весь извертелся, извиваясь на скомканных простынях, вцепляясь в меня, подгоняя, чертыхаясь и умоляя.

О, да, я мог бы нежно-нежно, как ты любишь, сжать твои чуть прохладные яички, наслаждаясь их весом в моих ладонях и твоими просящими всхлипами. Я мог бы проложить дорожку из почти невесомых, дразнящих поцелуев от основания до мокрой, Мерлин! такой восхитительно мокрой головки и — да! взять в рот, смешивая свою слюну с твоей солоноватой смазкой. Я мог бы ласкать тебя, позволяя тебе неистово, жадно толкаться в мой рот до самого горла, и, когда ты был бы уже так близко…

Я бы оторвался от тебя, ухмыляясь твоим разочарованным, отчаянным стонам. Ещё не сейчас, Любовь моя! Я перевернул бы тебя на живот, поставил на четвереньки… Я мог бы кончить только от того, как ты тотчас прогнулся бы в пояснице, не смущаясь, доверяя, даря себя без остатка. Я бы покрыл поцелуями твои упругие ягодицы, словно созданные для того, чтобы я без устали ласкал их. Я бы прижался к ним щекой, замирая от восторга и неги.

А потом я мог бы войти в тебя языком, Драко, чтобы услышать, как ты кричишь, как повторяешь, словно в бреду, моё имя: «Гарри! Гарри!». Я мог бы ласкать и нежить тебя, пока не упаду без сил, но даже и тогда я продолжал бы сжимать тебя в объятиях, боясь отпустить хоть на миг…

Но я не могу, Драко. Я не могу сделать этого, ведь сначала я должен умереть!».

Я просыпаюсь с криком ужаса, в холодном поту. Дрожа всем телом, накладываю Очищающие на себя и простыни, медленно пью, стуча зубами о край стакана, а затем, ворочаюсь до самого утра, так и не сумев сомкнуть глаз.

========== Глава двадцать вторая ==========

Комментарий к Глава двадцать вторая

Поскольку Хвост у нас тут находится в отлучке с Волдемортом, то всю работу по освобождению пленников проделывает Добби.

— Ваша матушка очень волнуется за Вас и тоскует, мистер Малфой, — как всегда, без тени эмоций на лице, сообщает Снейп, вызвав меня мартовским вечером в свой кабинет. — Вы не соблаговолили почтить Малфой-Мэнор своим присутствием на Рождественских каникулах, и я настаиваю на том, что Пасхальные каникулы Вы должны провести дома.

— Но, сэр… — начинаю я.

— Количество гостей в Мэноре сейчас заметно поубавилось, — многозначительно говорит Снейп, и я сдаюсь:

— Спасибо, профессор.

Всё-таки, я очень соскучился по маме.

Снейп открывает для меня директорский камин, и вскоре я уже стою посреди большой гостиной в нашем поместье, отряхивая с мантии летучий порох. Вид этой гостиной оглушает меня жуткими воспоминаниями. Я практически слышу зловещее шуршание змеиного туловища, рассерженное шипение и грохот, с которым тело Чарити Бербидж упало на обеденный стол. На несколько секунд эти воспоминания так захлёстывают меня, что в животе скручивается узел. Неужели я больше никогда не смогу вспомнить, как в этот зал вносили мой именинный торт со свечками, как наряжали рождественскую ель, вешая игрушки вперемежку* — магией и собственными руками?

— Драко, сынок! — мама, неестественно бледная и осунувшаяся, спешит мне навстречу, но, не успевает коснуться моих ладоней своими изящными и — ох, Салазар! — какими же ледяными пальцами, как в гостиную чуть прыгающей походкой входит тётка Беллатрикс:

— Дорогой племянничек!

Возможно, когда-то, давным-давно это жуткий оскал был очаровательной улыбкой, но те времена остались далеко позади, там же, где и мой именинный торт и украшенная к Рождеству ель.

У мамы еле заметно дёргается бровь, но она быстро берёт себя в руки. По едва уловимому движению я понимаю, что она бы хотела, но не решается обнять меня, опасаясь услышать глумливые комментарии своей сестры насчёт «сопливых нежностей» и «маменькиного сыночка».