Я вынимаю из кармана раздутого заклинанием паука, и глаза Финнигана расширяются в изумлённом понимании.

— От тебя требуется только одно — орать. Как можно громче. Понял?

Он потрясённо и неверяще кивает.

— Не запори всё, Финниган! Не подставь меня и себя.

Я отменяю немоту и, внутренне содрогаясь, навожу палочку на паука. Паук беззвучно корчится, неестественно, судорожно дрыгая всеми восемью ногами, а Симус вопит, как съехавшая с катушек банши.* Это и немудрено: у него, как-никак, тоже ирландские корни. Когда в песочных часах, выданных мне Амикусом Кэрроу, падает вниз последняя песчинка, я опускаю палочку, и паук облегчённо вытягивает всё ещё подрагивающие конечности.

— Прости, приятель, — шепчу я, бережно укладывая его назад в карман.

Финниган вспотел и раскраснелся от своего дикого крика, и это просто то, что надо! Всё выглядит так, будто он и впрямь только что подвергся пытке.

— Эмм, — смущённо бормочет он, — понятия не имею, в какие игры ты играешь, Малфой, но… спасибо, что ли!

— Засунь своё «спасибо» себе знаешь куда? — бурчу я.

— Э, нет, я не по этой части! — смеётся он. — Предпочитаю, чтобы моя шикарная задница оставалась девственной и неприкосновенной.

— Придурок, — беззлобно отвечаю я. — Не забудь в красках живописать, каким ужасным мукам я тебя подверг!

— Не волнуйся, буду так кряхтеть и охать, что Кэрроу лопнет от восторга.

*****

С этого дня что-то неуловимо меняется. На меня больше не насылают исподтишка Заклятий Подножки, когда я иду по хогвартским лестницам, и я благополучно забываю, как мучительно распухают лицо, глаза и губы, когда в тебя попадает Жалящее.

Встречая меня в компании слизеринцев, ребята из ОД осыпают меня ужасными ругательствами, ухитряясь при этом украдкой подмигнуть мне или лукаво ухмыльнуться. А однажды, когда поздним вечером я иду на квиддичное поле, чтобы в одиночестве полетать на метле, то сталкиваюсь там с мелкой Уизли.

— Я вижу, что Гарри не зря верил тебе и в тебя, Малфой, — говорит она мне, внимательно изучая моё лицо прищуренными глазами, — мы по-прежнему собираемся с Отрядом Дамблдора в Выручай-Комнате, как и тогда, когда ты охотился на нас вместе с жабой Амбридж. Тебе, конечно, лучше не светиться рядом с нами, чтобы не вызвать подозрений, но я хочу, чтобы вот это было у тебя, — Джинни Уизли вкладывает в мою ладонь зачарованный галлеон. — Если тебе понадобится помощь, ты всегда можешь связаться с нами.

Комментарий к Глава двадцатая

*Банши - персонаж ирландского фольклора - фея, известная своими ужасными, душераздирающими криками.

========== Глава двадцать первая ==========

Грег застрял в Больничном Крыле. В последнее время он много нервничает из-за всего происходящего и особенно из-за разногласий с Винсентом, который не может нарадоваться на новые порядки и свои впечатляющие успехи в тёмной магии. А когда Грегу не по себе, он ещё больше, чем обычно, набивает свой живот.

— Вероятно, то, последнее тыквенное пирожное было лишним, — кряхтит он, корчась на больничной койке.

«Ага. И десяток до него», — думаю я, закатывая глаза.

— Ты заменишь меня в кабинете для наказаний, Драко? — волнуется Грег. — Если Алекто отправит Винса, он оторвётся на малышах по полной. Он очень зол, что ты подвинул его с поста инквизитора для старшекурсников.

— Конечно, заменю, Грег, — успокаиваю я.

Мы с Гойлом разработали целую систему по одурачиванию брата и сестры Кэрроу, и уже долгое время успешно делаем вид, что и впрямь пытаем мелких.

*****

Когда дверь в кабинет для наказаний с опаской приоткрывается, я вижу ещё более бледную, чем обычно, Риону Пиквери.

— Драко! — взвизгивает она от радости, увидев меня, и тут же мрачнеет: — Мне назначили наказание!

— Что ты сделала? — интересуюсь я.

— Алекто, профессор Кэрроу, увидела, как я кормлю своих фениксов, ну, то есть, я, конечно, понимаю, что на самом деле это зарянки, — покорно вздыхает девочка, — и она спросила… спросила, зачем я приваживаю этих тварей, которые только и умеют, что мерзко чирикать и повсюду гадить. А я не выдержала и сказала, что профессор Дамблдор тоже любил птиц, что у него был свой феникс, Фоукс! Тогда она… она назвала Дамблдора свихнувшимся старым клоуном и сказала, что давно пора было столкнуть его с Астрономической Башни! А я… я закричала, что профессор Дамблдор никогда не умрёт, что он будет жить в наших сердцах вечно, как феникс, и… и она отправила меня в кабинет наказаний.

— Ох, — я успокаивающе обнимаю расстроенную девочку, — бедняга! Но ты можешь не бояться, ничего страшного здесь с тобой не произойдёт, у меня всё под контролем. Давай сюда свой сопроводительный пергамент.

«Написать фразу «Фениксы умирают» столько раз, сколько потребуется, чтобы смысл впечатался и таким образом дошёл до провинившейся.».

Я озадаченно пялюсь в пергамент. Такого наказания ещё никому не назначали. Строчки? Серьёзно? Всего лишь написать строчки?!

— Вот этим пером, — говорит Риона, протягивая мне острое чёрное перо. — Алекто сказала, что чернил для него не нужно.

Я пожимаю плечами и, взяв один чистый пергамент из лежащей на столе стопки, кладу его перед Рионой.

— Я не хочу писать такое! — в глазах Рионы стоят слёзы.

— Это ничего не значит! — пытаюсь я успокоить её. — Просто глупые слова. Ты ведь всё равно знаешь, что фениксы не могут по-настоящему умереть! Просто напиши несколько раз эту чушь, чтобы Кэрроу отстала от тебя. А потом, после того, как я покажу ей твои строчки, мы припишем «не» перед словом «умирают».

— Ну, хорошо, — слабая улыбка трогает губы Рионы, и она, собравшись с духом, аккуратно выводит: «Фениксы умирают».

Вдруг девочка вскрикивает от боли, и я с ужасом вижу, что слова появились не только на пергаменте, но и на правой руке Рионы, точно вырезанные невидимым скальпелем. В тот же миг, прямо на моих глазах, их затягивает гладкая кожа. Остаётся лишь небольшая краснота. И тут я вспоминаю! Вспоминаю, как Гарри рассказывал мне историю появления на его руке странной, пугающей надписи: «Я не должен лгать». Чёртова карга Кэрроу! Она дала Рионе такое же зачарованное перо, что и Амбридж Поттеру на пятом курсе!

— Что это, Драко? — потрясённо спрашивает Риона.

Я понимаю, что мы в ловушке. Нам никак, при всём желании не избежать этого наказания! У меня пересыхает в горле. Как я объясню Рионе, что подвёл её? Разве я только что, каких-то десять минут назад не обещал ей, что ничего плохого с ней в этом кабинете не случится?

— Драко, — дёргает она меня за рукав мантии.

— Вот что мы сделаем, — твёрдым голосом говорю я. — Дай-ка мне сюда это перо. Джеминио! — я создаю копию этого чёртового пера, беру с учительского стола второй пергамент и сажусь рядом с Рионой. — Возьми меня за руку! — (Как удачно, что я левша!). — На счёт «три». Раз, два, три!

Мы синхронно выводим на пергаментах заданные строчки, шипя и морщась от боли. На пятый раз надписи на руках больше не исчезают, оставаясь на них красными, воспалёнными шрамами.

— Уф, кажется, всё, — облегчённо выдыхаю я. Кожу сильно саднит. — Ты как, малышка?

Риона упрямо сжимает губы и хмурит брови, словно принимая какое-то важное решение.

— Перо-копия ведь останется у тебя, да, Драко? — наконец спрашивает она.

— Д-да, наверное, — недоумеваю я. — А зачем тебе…

— Когда Алекто засчитает наказание, я хочу написать этим пером «не» перед словом «умирают». А ты? Ты тоже напишешь?

— Конечно, — обещаю я.

*****

В начале декабря нам объявляют, что перед рождественскими каникулами в Хогвартсе будет организован Бал Чистой Крови.

— Цель этого бала, — говорит Алекто Кэрроу, — помочь молодым чистокровным магам найти свою половинку среди достойнейших, столь же безупречно чистокровных. Надеюсь, все вы хорошо проведёте время, повеселитесь и отдохнёте, чтобы затем с удвоенным усердием строить новый, лучший мир, где воцарится ничем не осквернённая магия, и где не будет места ни одному маггловскому выродку.