*****

Однажды тёплым июльским днём Тёмный Лорд объявляет, что к ужину нам следует ожидать гостей. Яксли и Снейп прибудут, чтобы сообщить важные сведения из Министерства Магии и «о мальчишке Поттере». Моё сердце ухает с высоты прямо в пятки. Пожалуйста, пожалуйста, ведь они не поймали его, правда? Я так боюсь этих новостей, что у меня даже мелькает трусливая мысль сказаться больным и поужинать в своей комнате, но я тут же одёргиваю себя: неизвестность в два счёта прикончит меня.

Когда я после долгих колебаний спускаюсь к ужину, то обнаруживаю в зале ещё одну «гостью», и приветственные слова застревают у меня в горле. Над столом, медленно кружась, словно на невидимой верёвке, вниз головой висит моя учительница маггловедения, профессор Чарити Бербидж.

— О, Драко! — как сквозь толщу воды, слышу я весёлый голос Лорда. — Ты, должно быть, рад видеть свою учительницу? Садись же рядышком с ней, как примерный ученик. Вдруг она во время ужина не сочтёт за труд проконсультировать тебя по своему предмету?

Глумливый хохот Пожирателей заполняет зал. Я на негнущихся ногах подхожу к столу и сажусь на указанное мне Лордом место. Я не могу перестать каждую минуту бросать взгляд на висящее почти прямо надо мной безжизненное тело.

— Яксли, Снейп! — приветствует Лорд входящих в зал двух мужчин. — Ещё немного, и вы опоздали бы!

Борясь с неуклонно подступающей дурнотой, я вполуха слушаю отчёт Яксли о наложенном на какую-то министерскую шишку Империусе и открывающихся в связи с этим перспективах. Но тут в разговоре мелькает имя Поттера, и я, вздрогнув, начинаю с тревогой прислушиваться.

— Мой Лорд, Орден Феникса намеревается перевести Гарри Поттера из его нынешнего укрытия в субботу, при наступлении вечера, — рапортует Снейп.

— В Отдел магического транспорта уже внедрено несколько наших агентов, — вклинивается Яксли, намереваясь добиться похвалы Хозяина, — если Поттер аппарирует или попытается воспользоваться Сетью летучего пороха, мы сразу узнаем об этом.

— Он не сделает ни того, ни другого, — холодно возражает Снейп, — Орден остерегается любого вида транспорта, находящегося в ведении Министерства.

— Тем лучше! — объявляет Лорд. — Ему придётся передвигаться в открытую, а значит, нам будет легче взять его. Я займусь мальчишкой лично!

Видимо, заметив по моему зеленоватому лицу, что я уже на грани, Снейп, пользуясь связью, установившейся между нами на занятиях окклюменцией, украдкой передаёт мне мысленный сигнал: «Успокойтесь, Драко, с Поттером всё будет именно так, как Вам угодно!».

Беллатрикс перехватывает эту понятную только нам со Снейпом фразу и оскаливается в жуткой улыбке, обнажая испорченные в Азкабане зубы:

— А ты кровожаден, любимый племянничек! Что, не терпится увидеть труп школьного врага?

Тёмный Лорд пригвождает её к месту гневным взглядом, и Беллатрикс испуганно умолкает.

— Итак, — продолжает Тёмный Лорд, всё ещё недовольный тем, что его так бесцеремонно перебили, — теперь мне многое стало ясно. Например, прежде, чем я отправлюсь убивать Поттера, мне придётся позаимствовать у одного из вас палочку.

Все тут же инстинктивно вцепляются в свои палочки. На лицах отражается ужас.

— Добровольцы, как я вижу, отсутствуют? — констатирует Тёмный Лорд, и его ледяной взгляд обращается к моему отцу: — Ну что же… Люциус, я не вижу причин, по которым тебе может в дальнейшем понадобиться твоя палочка.

Лорда, по всей видимости, изрядно забавляет потрясённо-испуганный вид некогда гордого Люциуса Малфоя и его невнятное блеяние: «Внутри неё сердечная жила дракона, мой Лорд!». Приняв палочку из рук моего безостановочно трясущегося отца, Лорд достаёт свою собственную, чтобы сравнить их длины. На какую-то секунду у отца мелькает безумная надежда, что Тёмный Лорд отдаст ему свою палочку взамен одолженной, но эта надежда тут же в муках умирает, исхлёстанная глумливым смехом остальных Пожирателей и гневным, свистящим шёпотом Хозяина:

— Я вернул тебе свободу, Люциус! По-твоему, этого мало?

Отец поспешно и подобострастно склоняет голову, а к моему горлу вновь подкатывает тошнота. Змея, разбуженная громким хохотом, недовольно шипя, выползает из-под стола. Она поднимается и поднимается, словно её длинному туловищу нет конца, пока, успокоившись, не укладывается на плечи Лорду. Тот рассеянно гладит её длинными тонкими пальцами.

Покачивающаяся надо мной Чарити Бербидж наконец приходит в себя и с усилием открывает глаза. Это не укрывается от Тёмного Лорда.

— Позвольте представить вам нашу сегодняшнюю почётную гостью! — провозглашает он. — Прошу любить и жаловать — Чарити Бербидж, состоявшая до недавнего времени преподавательницей в школе чародейства и волшебства Хогвартс. Драко, не соблаговолишь ли ты сообщить присутствующим, какой именно предмет преподавала вам глубокоуважаемая профессор Бербидж?

— Маггловедение, — хрипло говорю я.

— Драко, — еле слышно произносит профессор Бербидж, поймав мой взгляд.

Я вспоминаю, с каким терпением профессор Бербидж объясняла нам, чистокровным, ничего не смыслящим в жизни магглов, устройство холодильника, утюга, стиральной машины и прочих загадочных агрегатов, с помощью которых магглы облегчают свою лишённую магии жизнь:

— Электрический ток подобен потоку магии, именно он заставляет все эти предметы служить магглам, ведь они не могут воспользоваться ни Охлаждающими, ни Чистящими, ни Разглаживающими, ни Помешивающими Чарами. Однако, не владея магией, они изобрели массу удивительных вещей, что, безусловно, заслуживает огромного уважения…

— Да, профессор Бербидж сообщала детям волшебников сведения о магглах. Объясняла, что магглы не так уж и сильно отличаются от нас и даже заслуживают уважения! — чуть ли не визжит Алекто Кэрроу.

Красные глаза Лорда опасно сужаются.

— Драко, — снова шепчет профессор Бербидж.

Меня сковывает ужас. Однажды на урок маггловедения профессор принесла нам маггловские живописные полотна. Люди, изображённые на них, выглядели, словно живые, хотя и оставались совершенно неподвижными. Нарисованные цветы, казалось, источали аромат, а фрукты истекали соком. Непривычно, но совсем неплохо!

Но одна из картин потрясла меня настолько, что, даже представляя её вечером перед сном, я почувствовал безотчётный, душераздирающий ужас. Взглянув же на неё впервые, в классе, я вспомнил дементоров, остановивших Хогвартс-Экспресс тогда, на третьем курсе, когда Гарри потерял сознание. Гарри рассказывал мне, что при приближении этих тварей слышит предсмертный крик своей матери. Именно так и называлась та картина: «Крик». Кричащая в отчаянии человеческая фигура на фоне кроваво-красного неба.

Чарити Бербидж поведала нам, застывшим в оцепенении, как было создано это произведение:

«Я шёл по тропинке с двумя друзьями, — рассказывал художник Эдвард Мунк, — солнце садилось — неожиданно небо стало кроваво-красным, я приостановился, чувствуя изнеможение, и опёрся о забор. Я смотрел на кровь и языки пламени над синевато-чёрным фьордом и городом. Мои друзья пошли дальше, а я стоял, дрожа от волнения, ощущая бесконечный крик, пронзающий природу.».

Открытый в отчаянном крике рот встаёт перед моими глазами, когда я смотрю на лицо Чарити Бербидж, по которому текут слёзы. Я и сам чувствую себя, как эта изломанная фигура на картине.

— Профессору Бербидж показалось мало грязнить и развращать сознание детей чародеев, — вкрадчиво говорит Тёмный Лорд, — поэтому на прошлой неделе она напечатала в «Ежедневном Пророке» страстную статью, посвящённую защите грязнокровок. Профессор Бербидж, очевидно, была бы только рада, если бы мы вовсю спаривались с магглами…

В голосе Лорда слышны нарастающий гнев и презрение. Даже Алекто и Беллатрикс перестают хихикать и испуганно умолкают.

— Авада Кедавра! — зелёный свет, полыхнув, освещает каждый уголок полутёмного зала. Тело Чарити Бербидж с ужасающим грохотом падает на стол, прямо на кубки с вином и полные нетронутой еды тарелки. — Нагайна, ужин подан! — объявляет Тёмный Лорд.