Панси взвизгивает от еле сдерживаемого хохота.
— Что с ним? — одними губами спрашиваю я у Гарри.
— Приворотное! — со вздохом машет он рукой. — Помнишь ту коробку «Шоколадных котелков», что подарила мне Ромильда Вейн? Он наелся их и — вот результат!
— Гарри, — нетерпеливо хнычет Рональд, — кончай любезничать со своим Хорьком! Ромильда может не дождаться меня и уйти, а я не переживу этого!
*****
На завтраке ни Гарри, ни Уизли не видно, и по растерянному лицу Гермионы я понимаю, что она понятия не имеет, куда запропастились её друзья. В середине завтрака в Зал влетают почтовые совы, и одна из них роняет в мою тарелку конверт. Это не письмо от мамы, а я не знаю больше никого, кто мог бы написать мне. Я кладу конверт в карман мантии, на всякий случай решив не распечатывать его сейчас, когда с одной стороны на меня с любопытством косится Панси, а с другой таращится Грегори Гойл.
Гарри не появляется и после завтрака, и вскоре по школе расползаются странные слухи, что Рональд отравился медовухой в кабинете профессора Слагхорна. Пока Гарри сидит в Больничном Крыле у постели друга, я решаю прочитать загадочное письмо.
«Время истекает, Малфой, а воз и ныне там! — от этих строчек мои волосы встают дыбом, а кожа покрывается мурашками. Кто бы ни прислал мне это письмо, очевидно, что он весьма недоволен мной. — Ты так и не отчитался, получил ли назад яблоко. Пора проверить, хорошо ли ты потрудился и способен ли шкаф перемещать живые существа. Сегодня же пришли живое, и упаси тебя Мерлин снова начать тянуть время. Его у тебя больше нет. Надеемся, что ты любящий сын и не захочешь, чтобы с твоей дорогой матушкой что-то случилось. Крайний срок — сегодня до полуночи.»
Понимание сверкает слепящей молнией. Исчезательный Шкаф! Вот что я чинил! Это и было моим заданием. Но зачем? Для кого? Кто-то хочет иметь возможность передавать посылки в Хогвартс, минуя совиную почту? Кто бы ни были эти люди, ясно одно — если я не выполню их требования, они навредят моей матери. У меня сводит живот и слабеют колени. Что делать? Должен ли я рассказать об этом кому-нибудь? Кому? Панси? Гарри? Декану Снейпу? Директору Дамблдору? А если этим я сделаю только хуже, и мою маму… Нет, я должен… должен сам… Живое, живое… Что живое я могу послать этим людям? Мой мозг лихорадочно ищет решение.
Клубкопух Генри просыпается в моём кармане и недовольно попискивает, намекая, что я совсем забыл о нём. Нет, я не могу засунуть в Исчезательный Шкаф Генри, ведь это подарок Гарри! Вдруг что-то пойдёт не так, и мой клубкопух застрянет в этом проклятом шкафу на полпути между Хогвартсом и избушкой Мордредовой бабушки, где сидят отправители этого злосчастного письма? Думай, Драко, думай!
Мимо пробегает стайка малышни в рейвенкловских мантиях, по виду ровесники Рионы. Птички Рионы! У неё много птичек, и если я на время, только на время возьму одну из них, она даже ничего не заметит! Птичка благополучно вернётся назад, как и то чёртово яблоко, и я отнесу её обратно к теплицам. Пожалуйста, пожалуйста, прости, Риона, у меня просто нет другого выхода!
Зарянки слетаются ко мне, едва завидев. Они давно привыкли, что я вместе с Рионой прихожу угощать их сушёными ягодами. Пёрышки некоторых из них всё ещё отливают золотым — отголоски Риониных экспериментов по превращению их в «фениксов». Рассыпаю ягоды перед собой, и все «понарошку-фениксы» слетаются на пир. Одна птичка, самая бойкая, садится мне на ладонь, и я усыпляю её заклинанием, чтобы не волновать. Опускаю тёплое тельце в карман мантии и с колотящимся сердцем спешу на восьмой этаж, от всей души надеясь не встретить по пути Риону. Сейчас я точно не смогу посмотреть ей в глаза.
Пройдясь по безлюдному коридору, мысленно прошу о возможности воспользоваться Исчезательным Шкафом. Выручай-Комната открывает мне свои двери, и вскоре я кладу крепко спящую птичку в шкаф и с замиранием сердца жду её возвращения. Надеюсь, я хорошо наложил сонное заклинание, и бедняжка не успеет проснуться и напугаться. Двадцать томительных минут я меряю пустое пространство комнаты нервными шагами. Наконец шкаф начинает тихонько сотрясаться. Я открываю дверцу. Вернувшаяся птичка всё ещё неподвижна, но я сразу понимаю, что с ней что-то не так. Головка её неестественно повёрнута вбок, глаза открыты и выпучены. И тут до меня доходит, что у неё свёрнута шейка! Вот как на том конце мне дали понять, что шкаф исправно работает!
Я в ужасе смотрю на мёртвую птичку, к горлу подкатывает тошнота, и меня неудержимо рвёт прямо в проклятый Исчезательный Шкаф. Голову пронзает боль, а затем… я вспоминаю.
Я стою в комнате, в моём родном мэноре, перед красноглазым колдуном, у которого почему-то нет носа. Он медленно поглаживает свою лысую голову и почти ласково обращается ко мне:
— Итак, Драко, ты хочешь стать одним из нас и принять Тёмную Метку. Что ж, это весьма похвальное желание, и я не вижу причин не удовлетворить его. Однако, прежде, чем ты будешь удостоен такой великой чести, ты должен доказать, что заслуживаешь её, показать мне, что ты достаточно силён духом, что в твоём юном сердце нет страха и жалости, а рука твоя не дрогнет в ответственный момент. Убей эту птицу!
Тёмный Лорд взмахивает палочкой, и вот уже передо мной по полу скачет весёлая серенькая птичка с оранжевой грудкой. Она бесстрашно приближается ко мне, очевидно, ожидая угощения.
— Как… как я должен убить эту птицу, Милорд? — дрожащим голосом уточняю я.
— Сверни ей шею, — велит Тёмный Лорд.
Птичка с любопытством смотрит на меня глазками-бусинками.
— Я… я не могу, Милорд, — губы не слушаются меня, я падаю на колени, — нельзя ли… нельзя ли мне сделать что-нибудь другое?
— Другое? — высоким голосом смеётся Лорд, и этот смех — самое жуткое, что мне доводилось слышать в своей жизни. — Как же ты жалок и слаб, Драко Малфой, совсем как твой никчемный отец! Одни слова, пустые слова, а как доходит до дела… Ты не способен свернуть шею жалкой чирикающей твари, как же ты собирался вершить правосудие и избавлять магический мир от нечистой крови? Авада Кедавра! — небрежный взмах палочкой, и беззаботно прыгающая птичка падает замертво, подавившись своей незамысловатой песенкой.
— Милорд, — в комнату змеёй вползает моя полубезумная тётка Беллатрикс, — мой племянник прошёл испытание? Он получил Тёмную Метку? — она с фанатичным блеском в глазах хватает меня за руку, закатывает рукав и разочарованно смотрит на чистое предплечье. — Но почему? Неужели он…
— Твой племянник — жалкий слабак, — презрительно цедит Лорд. — Но я научу его быть достойным Пожирателем Смерти.
— О, дайте ему возможность реабилитироваться в Ваших глазах, Милорд! Поручите Драко какое-нибудь дело, и я лично прослежу, чтобы он как следует выполнил его. Он не подведёт, ручаюсь Вам, Милорд!
Я медленно опускаюсь на пол. Я вспоминаю всё. Память возвращается ко мне на крыльях крошечной погибшей по моей вине птички, как и предрекала профессор Трелони. Теперь я знаю, что мне поручено. Это я сам ещё в сентябре наложил Империус на хозяйку «Трёх мётел» мадам Розмерту и велел ей при случае незаметно передать кому-нибудь из студенток Хогвартса проклятое ожерелье с просьбой отнести его директору Дамблдору. Это я приказал ей всучить профессору Слагхорну отравленную медовуху и посоветовать подарить её на Рождество директору Дамблдору. Вот только Гораций приберёг эту медовуху для себя и, ни о чём не подозревая, видимо, угостил сегодня Рональда, чуть не отправив его на тот свет. А значит, это я чуть не убил Кэти Белл и Рональда Уизли.
Я должен убить директора Дамблдора и впустить Пожирателей Смерти в Хогвартс через Исчезательный Шкаф. Я не могу остановиться и прекратить это, потому что жизнь моей мамы в руках этой своры. Я предатель и убийца, и Гарри никогда не простит меня.
Я вспоминаю, как был зол на Гарри, когда из-за него мой отец оказался в Азкабане и впал в немилость к Тёмному Лорду.
Вспоминаю, как хотел доказать Поттеру, что тоже могу стать Избранным, только с другой стороны, достойным, сильным противником не только в детской игре в квиддич, но и в настоящей битве не на жизнь, а на смерть.
