Вспоминаю, как отчаянная детская влюблённость вспыхнула ненавистью, как я сломал Гарри нос, а потом во сне вымаливал и вымаливал у него прощение, раз за разом просыпаясь на мокрых простынях.

Я вспоминаю, как Гарри, не раздумывая ни секунды, бросился защищать меня тогда, в ванне старост, как крепко прижал к себе, как робко поцеловал.

Вспоминаю все наши разговоры, прогулки, поцелуи, как он дрожал от наслаждения, шепча моё имя: «Драко… Драко… Дра…-ах!» — и мне хочется кинуться к нему, но я понимаю, что это конец. Больше нет Гарри и Драко. И Драко тоже больше нет. Есть Малфой-младший, гнусный предатель, успешно сдающий экзамен на Пожирателя Смерти, в качестве тестовых заданий почти прикончивший Кэти Белл и Рональда Уизли.

========== Глава четырнадцатая ==========

Я не справлюсь с этой болью, не выдержу, мне кажется, она разорвёт меня изнутри. Я должен выплеснуть хоть немного этой раздирающей душу боли, поделиться ею, но с кем? Я не рассказывал о своём задании ни Панси, ни Блейзу, не могу рассказать и сейчас. А Гарри? Я даже подумать боюсь, что будет, когда Гарри узнает… Я чувствую, что ещё немного, и я задохнусь в этих стенах, жадно глотаю воздух, выйдя в коридор, но и тут не нахожу облегчения.

Внезапно я вспоминаю, с кем делился своими страхами и тревогами в начале учебного года, когда только начал кропотливую работу по починке шкафа. Плакса Миртл! Нелепая и капризная девочка-привидение была единственной, кому я, не стесняясь, мог излить душу. Ноги сами несут меня в туалет на седьмом этаже, тот самый, где так любит проводить время Миртл, и где я не раз представал перед ней слабым, сомневающимся, уязвимым и плачущим. Таким, каким бы я не посмел показаться даже моей Панси. Уроки кончились, классы и коридоры давно опустели, и вряд ли кому-то приспичит отправлять свои потребности на седьмом этаже, поэтому, влетев в туалет, я, даже не осматриваясь вокруг, кидаюсь к раковине и, включив холодную воду, плещу себе в лицо. Пробую попить, но рыдания так сжимают горло, что не могу сделать и глотка. Где носит эту Миртл, когда она так нужна мне?

— О, Драко, ты пришёл! — раздаётся над моим ухом радостный голос. — Снова плачешь? Ты давно не плакал! Что стряслось? Неужели Гарри-герой бросил тебя?

— Нет, — выдавливаю я, — пока нет. Но можно считать, что уже бросил.

— Так ты поэтому так горько плачешь? Несчастная любовь! — воодушевляется Миртл. — Это та-ак трогательно.

— Нет, — хриплю я, — нет, то есть, да, но не только это… Не только… Я… — мои плечи ходят ходуном, я захлёбываюсь рыданиями и водой, которой тщетно пытаюсь смочить судорожно сжатое горло.

— Ну не надо! — проникновенно говорит Миртл. — Не надо. Расскажи, что ещё тебя мучает. Я тебе помогу.

— Никто мне не поможет, — я содрогаюсь всем телом, меня безостановочно трясёт. — Я не смогу… не смогу сделать это. А если не сделаю, он убьёт мою мать.

— О, ты должен сделать что-то плохое? Ужасное? — догадывается Миртл.

— Да. Ужасное, — я больше не в силах удерживать это в себе. — Я должен… должен убить профессора Дамблдора. И впустить в Хогвартс Пожирателей Смерти через тот шкаф, что я чинил осенью. И из-за моих попыток… из-за меня пострадали Кэти Белл и Рональд Уизли…

Миртл смотрит куда-то поверх моей головы, я поднимаю заплаканное лицо и в отражении надтреснутого зеркала вижу застывшее, искажённое гневом и болью лицо Гарри. Как же я мог забыть, что он всегда, всегда непостижимым образом находит меня?

— Малфой? — неверяще говорит Гарри, и мой мир осыпается осколками, каждый из которых впивается в кожу. Малфой. Не Драко. Драко больше нет.

— Так всё это время это был ты? — почти спокойно уточняет Гарри, и по тому, как сталью звенит его голос, я понимаю, что в нём закипает ярость.

— Гарри, послушай… — ещё пытаюсь что-то проблеять я. Мне просто необходимо объяснить, рассказать, предупредить. Однако следующие слова Гарри, как удар под дых:

— Так это был фарс, да? Там, в ванной старост?

— Что? — недоумённо сиплю я. — Нет…

— Конечно, как я сразу не понял? Всё это с самого начала было инсценировкой! Уоррингтон и Ургхарт ведь твои приятели, да? И ты решил подговорить их притвориться, что они пристают к тебе, чтобы заставить меня броситься на помощь, и таким образом подобраться ко мне поближе. Подобраться поближе, чтобы разведать, разнюхать… Поэтому ты выспрашивал, чем я занимаюсь с Дамблдором, да? А я-то наивный идиот!

— Гарри, нет…

— Не смей! Не смей называть меня по имени, ты, жалкий предатель! — он швыряет заклятие в лампу, и на пол сыпется дождь из мелких осколков. Второе заклятие попадает в туалетный бачок. Миртл пронзительно визжит, а пол мгновенно заливает вода. — Левикорпус! — а это уже летит в меня.

Я чудом успеваю выхватить палочку и выставить щит. Мне так больно! А я-то думал, что хуже уже быть не может. Гарри не просто считает меня предателем, он уверен, что наши отношения были фарсом, что я подстроил всё для того, чтобы подобраться к Дамблдору!

— Ах ты, гадёныш! — продолжает бушевать Гарри. — Поверить не могу, что целовал тебя, отвратительный, скользкий…

Я больше не могу вынести этого. Этих жестоких слов, этой ненависти во взгляде, этого сожаления о том, что у нас было. Как он может, как может кричать мне всё это после того, как я…

— Мерлин, ты был готов даже отсосать мне, лишь бы приблизиться к своей цели, да, Драко?

Мне сносит крышу от того, каким издевательским тоном эти губы выплёвывают моё имя. Имя, которое они шептали с такой нежностью, с такой любовью. Да пусть ему будет так же больно, как и мне сейчас! Я поднимаю палочку:

— Круци…

— Сектумсемпра! — бешеным зверем ревёт Гарри, взмахивая своей палочкой.

Невидимый меч рассекает мою грудь, но в первый миг я даже не чувствую боли. К тому моменту, как я в полной мере ощущаю её, кровь уже хлещет из моей груди, пропитывая рубашку, заливая пол, превращая всё вокруг в алое море. Меня качает назад, и я с громким плеском шлёпаюсь спиной в это море, выронив палочку из ослабевшей руки. Я пытаюсь приложить ладони к груди, чтобы удержать внутри хоть немного крови, но моё тело так сотрясается, что они безвольно падают.

— Убийство! Убийство! В туалете убийство! — истошно вопит Плакса Миртл.

— Но ведь я ещё никого не убил, — пытаюсь оправдаться я, но губы не слушаются.

Последнее, что я вижу — как Гарри бросается на колени возле меня, а потом сознание уплывает, услужливо унося меня с собой в страну грёз и воспоминаний, подальше от этого затопленного туалета.

Я протягиваю руку мальчику с удивительными зелёными глазами.

— Я Малфой. Драко Малфой. Я объясню тебе, с кем здесь стоит общаться.

— Я сам разберусь, с кем мне дружить, Драко, — с холодным достоинством отвечает мальчик и зачем-то повторяет всё громче: — Драко. Драко! Очнись, Драко, любимый! Скажи что-нибудь, Драко!

Гарри плачет и зовёт меня, просит прощения и говорит, что любит. Какой чудесный предсмертный сон! И зачем только в этот сон врывается несносный профессор Снейп? Он грубо отталкивает моего Гарри и начинает выводить замысловатые пассы палочкой над моим израненным телом, напевно заклиная: «Vulnera Sanentur, Vulnera Sanentur, Vulnera Sanentur!».

Края ран понемногу стягиваются, сознание возвращается ко мне вместе с саднящей болью, железистым запахом крови и неприятными ощущениями от мокрой, прилипшей к телу одежды.

— Драко, прости меня, прости, я не знал, не думал, я не хотел… — заламывает руки Гарри.

Кажется, я поторопился с выводами. Моё сознание, по-видимому, всё ещё спутано и выдаёт желаемое за действительное. Профессор Снейп поднимает меня на ноги.

— Вам нужно в Больничное Крыло, — сухо говорит он. — Мадам Помфри обработает Ваши раны бадьяном. Угрозы для жизни больше нет, но кое-какие шрамы, возможно, останутся. А Вы, Поттер, — оборачивается Снейп к Гарри и с холодной яростью в голосе цедит: — Ждите меня здесь.

*****

Когда действие сонного зелья заканчивается, я открываю глаза и вижу у своей постели Альбуса Дамблдора.