Из жилищ, доносились голоса самых разных национальностей: России, Восточной и Центральной Европы, с востока и юга. Все они кое-как научились передавать друг другу информацию, как-то разговаривать, порой бурно жестикулирую для большей понятливости.

Технику припарковали на значительных размеров стоянке, на которой машины были уплотнены не хуже людей в домах.

На таком количестве техники, не могло уместиться и половины из живущих в этом лагере людей. Большинству во время переходов, наверняка приходилось идти пешком.

Пленников буквально вытолкали из автобуса, и погнали по тропам, хер пойми куда. Нормально обращались лишь к Лёше, ну и немного к его отцу. Остальных, в том числе беременную и больную Арину, не жалели, толкали и пинали при малейшей задержке.

Вадим огрызался на вооружённых бойцов каждый раз, когда они трогали Арину, и получал за это дополнительные удары, но не добивался хоть какого-то внимания жены.

В лагерь свезли больше дюжины людей. Девять из автобуса, шесть из больницы и столько же неизвестно откуда. На них смотрели не добро, с укором.

Народ стекался со всего лагеря, чтобы глянуть на новичков, а может ещё по какой причине. Они все молчали и тихонько шли за шествием из невольников.

Через минуту стало ясно, куда вели пойманных. В центре стойбища стоял шатёр, больше всех остальных, по размерам сравнимый с избами, что находились от него в сторонке, словно не смея приблизиться. Да и вообще, ни одна постройка не прижималась к этому шатру.

Его охраняло двое караульных со спрятанными за маски лицами с нарисованными на них животными оскалами.

Вход в шатёр венчала самодельная арка, украшенная виденными ранее цветками.

Пленных остановили и окружили охраной, а тех в полукруг взяли простые люди.

Капитан решивший помиловать и привезти сюда Вадима и его близких, отделился от общей кучки и прошагал к палатке. Охранники не сразу допустили офицера. Сперва они прослушали цель его визита и только потом ушли с пути.

Офицер исчез за пологом шатра, скрывающим тьму. Свет не попадал внутрь. Тот, кто в нём проживал, видимо любил проводить досуг во мраке.

Секундная стрелка наручных часов Вадима, не успела пройти полный круг, когда капитан выскочил из шатра и объявил:

— Великий сейчас выйдет!

Люди зашептались, у некоторых на лицах появились улыбки.

Васильев был сбит с толку таким поведением людей. Если каждый из них прошёл тот приёмный экзамен, что он видел в больнице, то эти лица должны выражать страх, а не радость. Странный народец, видно, что недоедающий, истощённый прожитым, но при этом лыбящейся, будто и вправду счастливый. А ещё у них у всех было какое-то странное покраснение на лбу, да и вроде под волосами, и на руках, порой с мелкими волдырями. Чем это их так?

— На колени! — Чуть ли не рыча приказали пленникам, тыча в них стволами автоматов.

Вадим помог Арине опуститься. Девушка при этом не скрывала своё неудовольствие. Она держала слово, не прощала мужа.

Из-за полога появилась рука и отодвинула его. В проходе стояла фигура скрываемая мраком.

Ропот прекратился. Люди вонзили взгляды в фигуру.

Наружу вышел не молодой мужчина с лицом поеденным старостью. Лысый, с кустистыми чёрными бровями, помаленьку покрывающимися сединой. С таким же, как и у всех покраснением на руках и голове, охватывающую ту обручем. Глазами, разного цвета. Правым карим и левым неестественно зелёным… как у Лёши.

На мужчину был одет парадный генеральский китель с серым пиджаком и синими брюками. Всю грудь мужчины, украшали награды за все возможные подвиги: за доблесть, за храбрость, за героизм. И за обе Афганских и за всякое другое, по мелочи.

Стража шатра приклонила колени и опустила головы перед стоящим с офицерской выправкой лидером.

— Великий! — Волнами пронеслось по толпе.

Вадим не знал, что ожидал увидеть, но явно не это. Он представлял себе фанатично выглядящего проповедника с бородой и в рясе, ну, или Чарльза Мэнсона на крайняк, а это скорее был Муссолини.

Великий взмахнул рукой, и люди вновь замолкли, как будто кто-то нажал на кнопку выключения звука. Так вот резко это было.

— Вот этот мальчик. — К пленным подбежал знакомый капитан и указал пальцем на Лёшу.

Марк обнял сына покрепче и прикрыл собой.

Лидер сфокусировал взгляд на мальчишке не спеша подошёл к нему и с минуту стал рассматривать его, скрестив руки на груди. Смотрел он свысока, приподняв подбородок, не моргая глазами, принадлежащими разным мирам.

Никто не смел, мешать своему мессии, даже когда молчание затянулось, как и его зрительный контакт с мальчиком.

— Как он получил такие глаза? — Наконец спросил Великий.

Послышались тихие вздохи по толпе. Люди ждали слов лидера, задержав дыхание, и при первых же изданных им звуках стали выдыхать с облегчением.

Марк не спешил отвечать. Дрожащий от страха отец, ещё больше спрятал сына за собой.

— Его похитили твари! — Выпалил без разрешения Стёпа. — Схватили и утащили к себе, а там, в кокон спрятали!

— Заткнись. — Огрызнулся Марк на парня.

Стёпа замолк.

Великий не обратил внимания на краткую перепалку.

— Иди сюда мальчик. — Дружелюбно и улыбнувшись, сказал он Лёше.

Тот не стал возражать, или прятаться за спиной отца. Даже наоборот Марку пришлось удерживать сына, хватать за руки и тянуть на себя. И он не прекращал это делать, пока ему не ударили прикладом по затылку.

Марк, вскрикнув, упал лицом в грязь.

Лидер взял Лёшу за руку и приблизил к себе. Его улыбка стала ещё шире, ещё более ласковой, словно отеческой.

— Люди! — Пробасил он, подняв взгляд на подопечных. — Этот мальчик, тот, кого мы так долго искали! Избранник Древа Жизни, благословлённый печатью его! Посмотрите на этого ребёнка, на глаза его, и вы узрите, что я прав! — Толпа как по приказу начала присматриваться к мальчику. — Наконец-то мы достигли своей цели! Добились благословления Древа! Получили знак, что мы делаем всё правильно! Слава Древу Жизни! Слава нашей вере в него!

— Слава Древу Жизни! Слава нашей вере в него! — Проскандировал народ.

— Сегодня вечером, устроим праздник в честь столь знаменательного события! — Продолжал Великий. — Одних слов не достаточно, чтобы восславить Древо и дар его! В благодарность мы должны дать ему жертвы! Зарежем пса! — Этот человек говорил таким тоном, пользовался таким тембром голоса, что даже у Вадима бежали мурашки по коже. — И примем в наши ряды новоприбывших.

Толпа заулюлюкала, радостная, возбуждённая новостью.

Так всех новичков, без спроса решили запихнуть в ебучую секту. А может, кто спросит, хочет ли Вадим вступать в ряды фанатиков, покланяться какому-то Древу?

У Васильева всё сжималось в груди, но он не протестовал. Ему была известна альтернатива. По его мнению, пускай уж лучше он, Арина и их будущая дочь покланяются неизвестному деревцу, чем висят на виселице.

Пленников резко, пинками подняли и погнали к месту, где они должны были подождать инициации. Этим местом являлся сарай с просевшей крышей.

Лёшу Великий оставил себе. Да собственно мальчик и не рвался к отцу и, похоже, сам собирался побеседовать с лидером. Зато Марк ещё как рвался к сыну, да так, что его вновь пришлось усмирять ударами прикладов и кулаков.

В сарайчике хватило места для всех. Каждому по паре метров досталось.

Алес и Ксеня уложили Арину на сено. Муженька это сделать не дала медичка. «Тебе лучше сейчас к ней не подходить. Ей плохо от тебя» — сказала Вадиму Ксения на просьбы помочь.

Васильев отошёл в сторонку и сел возле покосившейся стенки. Марк в полубредовом состоянии лежал рядом, упрашивал давно ушедших охранников дать ему пойти к сыну.

— Эй, Вадим, — к Васильеву подошёл Рустам и сел на корты, — чего делать-то будем, как считаешь?

— А хуй его знает Рустам. — Устало ответил Вадим. — Я видел как этих, — он кивнул на шестерых пленников из больницы, — заставляли своих на дереве вешать. Типа всем места не хватит, так что решайте, вешать, или тоже подыхать. И с нами могут такое провернуть. «Экзамечик» блять.