«Увы, пока не отыскали. В Пещере Совета и в тайных логовах Латиры следов Нимрина нет. А с песни Равновесия прошло уже девять дней, чужаку нужно что-то есть, как-то греться. Умеет ли он добывать себе дичь и ночевать в снегу, как один из нас? Что ты скажешь об этом, Вильяра?»
«Нимрин не из тех чужаков, кто сразу гибнут в снегах. Но и не из тех, кому снега — дом родной. Ты же знаешь, как Лемба нашёл его?»
«Знаю: замёрзшим в ледышку. Думаешь, он снова так же заледенел?»
«Хорошо, если так, а не насмерть!» — вырвалось у Вильяры. — «Но зверям-то всё равно, какую мерзлятину грызть. Если Нимрин не спрятался в достаточно надёжное убежище…»
«Я думал об этом. Мы очень хорошо поискали вокруг всех Зачарованных Камней, откуда он мог выйти. Замороженных тел не нашёл никто. Зато мудрый Стира заметил очень приметный следок, и знаешь, где? Над домом твоего Лембы, по тропе от Зачарованного Камня!»
«След!? Ты говоришь, след?» — едва не выкрикнула Вильяра.
«Да, след, ведущий прямиком в дом. И след кто-то замёл, но не настолько умело, чтобы Стира не разглядел отпечатки босых ступней.»
«Почему босых?» — самый глупый вопрос, который можно задать, но все умные куда-то поразбежались. Вильяра рада, так рада следу живого Нимрина, да ещё в своих угодьях! Так-то она знает: с поющими песнь Равновесия случается всякое. Сказывают, мудрый Канрара вышел из круга нагим, будто из чрева матери…
Альдира улыбается: «Увидишь своего воина, расспроси его об этом сама. Кто-то из охотников спрятал его в доме, и даже Лембе ничего не сказал. Стира не стал доискиваться, я не велел ему.»
«Но почему?»
«Твой воин, твои охотники, ты с ними и разбирайся, о мудрая Вильяра! Разговоры разговаривать тебе уже по силам. Ты же сможешь сходить туда изнанкой сна? Или я провожу?»
Вильяра закрыла глаза, стремительно проваливаясь в колдовской сон… Её резко встряхнули, потревожив рану — разбудили: «Эй, ну зачем же так спешить! Талари ещё не отпустила тебя, о мудрая Вильяра. День-другой терпит…»
«А если Нимрин болеет? Подобно Канраре, или хуже?»
«Нимрин пришёл в дом своими ногами и уговорил, чтоб его там спрятали. Подранок в логове — не суйся, пока не вылезет сам.»
«А если он там умрёт?»
«А у тебя есть для него лекарство?»
«Я не знаю, но… Вдруг, за ним придут те, кто искал его смерти?»
«Вот об этом ты, Вильяра, можешь вовсе не беспокоиться! Тем поганцам сейчас не до глупостей, а за домом кузнеца приглядывает Стира,» — пристальный взгляд. — «Ты всё ещё рвёшься к своему воину?»
Вильяра поспешно кивает: «Да, о мудрый Альдира, я не хочу откладывать до завтра. Давай, ты быстро отнесёшь меня в дом Травников. Я поем и отдохну, целители ещё раз осмотрят меня, а вечером я навещу дом Лембы.»
«Одна?»
«Да. Так мне будет проще расспрашивать охотников и говорить с Нимрином, если он сможет говорить. И хорошо бы, к моему приходу Стира с Лембой отбыли куда-нибудь из дома, если они ещё там.»
«Я позабочусь об этом,» — хитро улыбается Альдира.
«А ты будешь приглядишь за нами с изнанки сна?» — отвечает ему Вильяра такой же улыбкой.
«Непременно, о моя временная ученица!»
«Благодарю тебя за заботу, о мой временный наставник!»
Альдира подмигивает, потом оглядывается, окликая знахарку:
— Талари, мы будем ждать тебя в доме! — а сам уносит Вильяру на изнанку сна, чтобы зря не топтать длинную, извилистую тропу к подножию Рыбьей горы.
Кто баюкает Вильяру на огромной горячей ладони? Чей взгляд пронзает насквозь, но не ранит? Чей бесплотный голос ласково зовёт её?
«Приветствую тебя, о Пращур!» — отзывается ему колдунья.
«Ты умница, беляночка, что так спешишь к своему воину! Хотя он и поганое отродье Тьмы, но заслужил благодарность и очень нуждается в твоей помощи. А если ты, беляночка, вспомнишь, что подобное лечится подобным, то, возможно, и ты найдёшь через Иули своё совершенное исцеление.»
«Я знаю, некоторые знахари лечат подобное подобным. Но моя мама не жаловала этот подход, и в доме Травников ему не следуют,» — ой, Вильяра не хотела спорить, но для Пращура все её мысли — мысленная речь, и он спокойно отвечает.
«Иули изувечили тебя, беляночка. Но Иули может стать и лекарством. Главное, правильно то лекарство приготовить и применить. Слушай, беляночка, моё слово, слово Пращура! Да пребудешь ты в моей деснице несчётные года, да послужишь ты достойно своему клану!» — голос ласков, но даже ласка причиняет боль, проходясь по свежей ране!
«И что же ты мне посоветуешь делать, о Пращур?»
Спрашивать у него совета — страшновато. Вильяра с убийственной отчётливостью понимает: закон и обычаи ныне живущих — не указ первопредку. Пращур помнит времена, когда одичалых колдунов ежегодно резали на алтарях. И многое другое творили, от чего у нынешних шерсть дыбом. Пращур может такое ей подсказать… Однако если у Вильяриного исцеления имеется цена, колдунья желает знать эту цену!
«Помоги своему Иули поскорее оправиться, поставь его на ноги. А когда он встретит свой Камень и получит обратно колдовской дар и силу, тогда ты узнаешь, что делать дальше.»
Ну, вот, и даже ничего ужасного… Пока?
«А ты подскажешь мне, что делать дальше, о Пращур?»
«Я подскажу, или ты сама догадаешься.»
«Но почему ты не говоришь мне этого прямо сейчас?»
Лёгкая усмешка окутывает теплом и уютом: «Пусть Альдира научит тебя гадательным раскладам старейших. Если ты станешь прилежной ученицей, ты поймёшь, что до поры, до времени, никакого «дальше» просто не существует. Когда встаёт солнце, тогда и рассвет.»
«Да, о Пращур, мудрый Латира рассказывал мне про неопределённые расклады.»
«Ты запомнила со слов наставника, а когда выучишься, поймёшь сама… Будь здорова беляночка! Тебя сейчас разбудят. И напоминаю, никому-никому не говори о наших беседах…»
***
Альдира принёс Вильяру в дом Травников и не захотел будить, пока не подадут предписанную целителями еду. Колдунья так крепко и сладко почивала в кольце его рук: любовался бы ею и любовался.
Больше не страшно, что жизнь покинет прекраснейшую от единого неловкого прикосновения. Мудрый рад, что белая колдунья уже не глядит на щуровы тропы, а уверено выздоравливает, по крайней мере, телесно. И всё же Альдире мерещится, будто он залюбовался свежим снежком поверх гиблой трясины. Блестит, искрится снег на солнце, манит проторить стёжку по сияющей белизне…
Мудрый сморгнул, прогоняя видение вместе с непрошено накатившей дремотой. Он, конечно, устал, но спать будет тогда и так, как сочтёт нужным… А солнце-то ему, однако, не померещилось: лицо спящей словно озарено изнутри.
— Вильяра! Вильяра!
Она мгновенно распахнула глаза — солнечные искры вспыхнули и угасли в зрачках.
— Вильяра, скажи мне, что тебе сейчас снилось? — спросил Альдира и сразу же понял: зря. Спугнул.
Колдунья прищурилась, отвела взгляд:
— А? Ничего… Я не помню, Альдира.
— Ладно, значит, мне просто показалось.
— И что же? Что тебе показалось, о мудрый Альдира?
Прошмыги и прошмыгины воспитанницы отлично ловятся на любопытство! Но Альдира пока опасается тянуть из ученицы тайну её снов. В свою очередь щурится и отводит глаза.
— Ничего. Просто показалось.
Миг — обижено надутые губы, взгляд исподлобья, и тут же Вильяра сделала спокойное лицо, а в следующий миг успокоилась внутренне: быстрая, как блики на воде.
— Мудрый Альдира, ты научишь меня гадательным раскладам старейших? Мой наставник Наритьяра говорил, будто женская голова для такого вовсе не годна, а ты сказал, я умная и вмещу.
— Думаю, вместишь: рано или поздно. Но начинать мы с тобой будем со счёта. Купеческим владеешь? А на пальцах? А на доске? А знаками?
К тому времени, как охотники принесли мудрым еду, Альдира выяснил, что Вильяра ловко считает по-купечески: складывает, вычитает, умножает и делит. О счёте мудрых она слышала лишь краем уха, но без сомнения, выучит и его: Альдира обзавёлся толковой ученицей. Но почему её вдруг именно сейчас потянуло на сложные гадания? Она не объяснила. А главная загадка: солнечные отметины на её затенённой ауре. Самая свежая отметина появилась во время сна, о котором Вильяра промолчала.
