– Тебе-то что? – фыркнул Пашка. Он старался, чтобы его голос не сорвался, и у него это довольно хорошо получалось.

– Мне не нравится, что возле тебя ошиваются такие! – он слишком близко, черт возьми! Пашка сглотнул, пытаясь унять бешено бьющееся сердце.

– А тебе какое дело вообще? – зло прошипел Коротков. – Тебя вообще не должно ебать, с кем и как я общаюсь!

– Ты не прав, – ухмыльнулся Титов. – Меня это еще как ебет. И что вообще за выражения, Короткий? С каких пор ты материшься?

– С тех самых, – огрызнулся Пашка. А ведь правда, Коротков ни разу не матерился при Косте, а тут прямо несло из него как из рога изобилия. – Че вообще пристал ко мне? У тебя своя жизнь, у меня своя. Мы уже не друзья, забыл?

– Я все помню. И я буду решать, кто мы и когда ими станем.

– А ты не прихуел ли часом? – изогнул бровь Пашка. – С хера ли лезешь в мою жизнь?

– Я тебя предупредил, – процедил Костя. – Никаких больше вот этих самых!

– Да пошел ты, – Пашка дернулся и вырвался из цепких рук Титова.

– Я предупредил, – крикнул Костя в спину, но Пашка только показал средний палец, уходя в толпу.

Конечно, никого уже Пашка не нашел и домой возвращался в одиночестве. На ребят он не обижался, прекрасно понимал, что никто за него не вступится. Не успел он обзавестись такими нужными социальными связями за это время вынужденного одиночества, поэтому уже привык справляться со всеми проблемами сам. Но было жутко, жутко обидно.

Именно сегодня стало горько до слез. Пашка шел по дороге домой, ссутулившись, засунув руки в карманы ветровки. Шел быстро, надеясь, что при таком ритме его не захлестнут эмоции и он не расплачется. Последний раз он плакал в тот день, когда они с Костей были в больнице, когда окончательно разругались. Ночью лежал на койке, кусал одеяло, глотая слезы, льющиеся по щекам. Было жутко обидно, что многолетняя дружба завершилась так погано. Сейчас было жутко обидно, что бывший друг – нынешний враг пытается лезть в его жизнь. Да какое вообще он имеет на это право! Пашка сам всегда решал, с кем и как общаться, кому доверять, а кого посылать. И никто не мог им командовать. А сейчас что это вообще? Костя хочет, чтобы вся его жизнь в универе прошла в полной изоляции? Сначала лишил девушки, теперь лишает друзей.

Пашка сжал кулаки до боли в костяшках. Никому он не позволит так с собой обращаться. Никто не будем ему запрещать, решать за него. А если Титов снова начнет эту песню, тогда даст ему в морду. Если же он начнет что-то плести Олегу и Витьку и те не захотят иметь никаких дел с Коротковым, то тоже ничего. Подумаешь, год переждать. А дальше – свободная жизнь. И никакого Титова.

Все было бы прекрасно, если бы они с Титовым не жили в одном доме. В одном подъезде. Хорошо, хоть этажи разные. Пашка, подходя к дому, вытер накатившиеся слезы, убрал мокрые дорожки с щек рукавом и глубоко вздохнул. Вот еще, из-за козла этого рыдать! Не достоин он Пашкиных слез! И вообще, никто не достоин! Фу, блять, как пафосно!

Видно, мысли очень сильно материализуются, потому что Костя стоял возле подъезда в уже привычной для Пашки позе, подпирая стену. В руке он держал сигарету. Надо же, курить начал. А ведь Пашка знал, что его новая компания до добра не доведет. Небось и колется еще. Почему-то эта мысль вообще не придала злорадства, наоборот, кольнула в груди очень неприятно.

– Ну вот и стоило от меня убегать? – хриплым голосом сказал Костя с улыбкой, глубоко затягиваясь.

– Как научишься манерам, глядишь, и бегать не буду, – парировал Пашка, подходя ближе. – Пропусти.

– А волшебное слово?

– А хуяку в сраку?

– А ты сможешь?

И наглая такая ухмылочка. Пашкин запал сразу потух, иссяк и вообще. Да что ж такое! Ну хоть раз можно завершить разговор так, как хочется Короткову, а не Косте!

– Слушай, пропусти, а? Мне надоело весь день собачится. А уж видеть тебя тем более надоело.

– Эх, Короткий, совсем ты испоганился, – ухмыльнулся Костя, притворно вздохнув. Но, хвала небесам, от двери отлип.

Пашка коротко кивнул и уже было зашел в подъезд, когда Костя схватил его за плечи, прижал к себе, жестко вцепившись пальцами в кожу и прохрипел на ухо:

– Я серьезно тебе говорю, Паша. Если вокруг тебя будут вертеться эти придурки, то я за себя не ручаюсь.

– Не твое дело, – пискнул Пашка, вырываясь и стремительно поднимаясь по лестнице. К черту лифт! Пока дождешься, Костя его точно изнасилует. Прямо перед лифтом.

И вообще, что это за рукоприкладство! Второй раз за день ощущать такую близость было физически больно. Наверняка на ребрах остались синяки, а на плечах следы от пальцев. Жуть какая. Пашка остановился возле своей двери, сгибаясь в попытке перевести дыхание. Нет, это ненормально. Это очень ненормально.

Всю следующую неделю Костя не отсвечивал на горизонте, и Пашка даже мог вздохнуть с облегчением. Никто не напрягает, не сверлит взглядом, не бросает колкости, не прижимает к стене. Красота просто!

Олег и Витек не отлипали от Пашки ни на секунду. Сначала осторожно подходили, оглядываясь по сторонам, а потом и вовсе отбросили все меры предосторожности. С упоением обсуждали предстоящую вылазку на природу.

– Место вообще отличное, – вдохновенно вещал Олег, активно размахивая руками. Большой дом на берегу реки, лесок небольшой. Там и качели, и место для мангала и свой собственный пляж. Еще тепло, купаться можно.

– Там часто бываешь? – спросил Пашка. Нарисованная в воображении картина ему уже нравилась. Что может быть лучше природы, веселой компании? Правильно, ничего. А если еще и спать можно будет в нормальной кровати, а не где-то в спальнике – вообще отлично.

– Не так часто, как хотелось бы. Это дом Карины, она с журналистики. Хорошая девчонка.

Карину с журналистики Паша знал. Не то, чтобы лично, так, поверхностно. Но хотел узнать получше. Фигуристая, миниатюрная брюнетка была очень даже во вкусе Паши, и частенько он за ней наблюдал, вздыхая, когда девушка шла по коридору или сидела в столовой со своими подружками. Первым Пашка подходить стеснялся, памятуя о прекрасном событии двухгодичной давности, поэтому не хотел ни перед кем светить своим интересом. А то некоторые личности опять заходят изгадить всю малину.

Но тут же предоставлялся уникальный случай: тихий плеск воды, розовый закат, легкий ветерок, щекочущий кожу, они с Кариной вдвоем стоят на берегу, обнявшись. Вот Пашка наклоняется, Карина тянется к нему, их губы всего в нескольких миллиметрах и…

– Пашка, так ты с нами точно? Не сольешься в последний момент?

Вопрос вывел Пашку из состояния блаженства. Оглядев внимательно смотрящих на него ребят, Пашка кивнул. Может, мечты перестанут быть мечтами и станут чем-то большим?

В общем, настроение у Пашки всю неделю было довольно приподнятым. Кроме одного. Что-то внутри у него скребло и не давало полного покоя. Что именно, Пашка не мог понять до самого утра пятницы.

Не хватало Титова. Где носило этого козла, Пашка не представлял, но в пятницу он о себе напомнил. И только когда они пересеклись взглядами у подъезда, когда Пашка увидел ехидную ухмылочку на божественно красивом лице, в тот же миг понял, что его так торкало всю неделю. И все лето до этого. Отсутствие Титова – вот что было.

Как ни прискорбно это было признавать, но Пашка был рад его увидеть. На миг даже мелькнула радостная улыбка, но воспоминания были быстрее радости. Улыбка погасла, так и не успев нарисоваться, Пашка нахмурился. Так и стояли они друг против друга. Пашка у двери в подъезд, Костя – облокотившись на трубу, держащую козырек над входом.

– Привет, Короткий, – с милым оскалом произнес Костя, делая затяжку. Опять с сигаретой.

– Угу, и тебе того же тем же местом, – буркнул Пашка.

– Как дела?

– Отлично просто. Тебе не видел целую неделю – жизнь заиграла яркими красками. А ты где вообще был? Или учеба для тебя уже не важна?

– А ты че, скучал по мне? – Костя затянулся, выпуская сизый дым. – По делам ездил, поэтому и не было.