И Чонгука отпустили.
Как оказалось, этим мужчиной был старейшина шаманов, а также его будущий наставник, Им Сэджун. Чонгук обрёл свой новый приют — гадальный дом, он же «чом чип». Там никто не смотрел на родословную, никто не судил внешне, были важны лишь труд и верность, и Чонгук нашёл себя. Опухоль, начинающая разрастаться, была извлечена из него, и спустя несколько лет он спокойно и умело обращался с магией; палочка, обвитая волшебным растениями, стала продолжением руки.
Спустя три испытательных года, на протяжении которых его посвящали в тайны колдовства, обычаи, привычки и слабые стороны всех классов корейского общества, Чонгук стал членом общины колдунов Сеула, и он, по правде, был сильным и умелым волшебником. Он был счастлив находиться здесь, ведь его ценили, уважали, даже боялись, его внутреннее «я» млело и влюблялось в жизнь, как никогда прежде.
Чонгук был поистине слепым колдуном и не видел того ужаса, что творился в стенах храма. Мудан, женщины-волшебницы, редко оставались живы — для того, чтобы стать настоящей колдуньей и членом общины, девушке или женщине требовалось заполучить магическое призвание и доказать, что она действительно достойная. Призвание, имеющее большое значение, основывалось на осознании, что демон овладел женщиной и вселился в неё настолько прочно, что подчинил себе её волю. Девушки начинали по ночам видеть особенные сны: драконы, радуга, персиковое дерево или вооружённый человек, превращающийся в какого-то зверя. Чаще всего в змею.
Колдунья должна оказаться сильнее демона внутри неё. Но если она разрывала общение с близкими и родными, повиновалась демоническому зову, то её убивали, тем самым изгоняя демона навсегда. Авада всегда была спутником членов общины, как и круциатус. Но им удавалось обходить все наказания, и Чонгук никогда не задумывался о том, что эти заклятия считались непростительными. Он следовал правилам, написанным в великом томе, который шёл вдоль поколений от самого первого шамана Южной Кореи и божества — Сандже. Именно ему поклонялся Чонгук, веровал в него, следовал его указаниям и учился у него магии, ведь Сандже обладал властью над всеми видами стихий. Была легенда, что это божество обратилось в водного змея, обретя вечную жизнь.
Однажды он познакомился с длинноволосым юношей, который гулял у окрестностей гадального дома. Чонгук позвал его, желая завербовать к себе в общину, и прикрыл это деяние под любезностью. Он предложил погадать; Вушуй, именно так звали этого прекрасного юношу, согласился. Но как только Чонгук сел за красивый дубовый стол, китаец хлопнул ладонями по деревянной поверхности и взглянул в глаза юноше.
— Сколько тебе лет?
— Что? — удивился Чонгук и оттянул ворот ханбока, словно ему стало жарко. — Уже девятнадцать…
— Они выколят тебе глаза через несколько месяцев, и если ты будешь страдать, они просто убьют тебя, — грозно зазвенел голос вегугина. Чонгук обомлел и напрягся. — Уходи отсюда.
— Я не стану… Не уйду, — он покачал головой. — Они не сделают этого. Почему? Кто ты такой?
— Ты ведь нарёкся быть пансу, верно? Слепым колдуном? Это не просто наименованием, дорогой мальчик, — шептал загадочно Ву. — Сбеги. Я направляюсь сейчас в одно место. Думаю, тебе помогут, если я попрошу.
— Но…
— Ты хочешь рискнуть? Скажи мне, почему все парни старше двадцати лет здесь слепы? Такова их судьба? Рождены? Несчастные случаи? Это ненужный «обряд», которому следуют маразматики. Ты добр. Мил. У тебя тяжёлая судьба, — Вушуй видел его насквозь, видел его ауру, и она не была такой, как у других шаманов. Китаец взял юношу за правую руку и задрал рукав — кожа была в татуировках, которые означали преданность общине. Стоит мальчику предать их, как рисунки станут жечь, словно раскалённая сталь. Прикосновения к коже на всю жизнь будут для него болезненными, как наказание за предательство.
— Кто вы?
— Я тебе всё расскажу позже. Ты сможешь отсюда уйти, если совершишь обряд ухода, — китаец стал запинаться, боясь, что его услышат. — Для этого… тебе придётся убить мудан. Так ты сможешь дать обещание не рассказывать. Если кто-то узнает о том, что действительно происходит здесь, то тебя схватят тоже. У тебя не будет причин сдавать остальных.
Чонгук поджал губы и почувствовал слёзы. Он снова был под давлением, которое выбивало воздух из лёгких и заставляло задыхаться. Китаец схватил его за щёки и поднял, огромными чёрными глазами Чонгук уставился в чужие блекло-карие.
— Откуда ты знаешь обо всём?
— Я знаю о многом, мальчик. Я потом расскажу тебе, кто я. Через три дня ты будешь освобождён, и тогда я буду ждать тебя у врат. Пообещай. Я не могу оставить твою ауру тут.
— Я не стану обещать.
Чонгук всегда был упёрт. Особенно тогда. Он дёрнул головой, разозлился, почувствовал вместо страха ярость, выгнал вегугина с территории гадального дома и проследил, чтобы тот исчез далеко за деревьями и дорогами. Он не знал, что за ним следил старейшина.
2022
— И… что ты сделал?
— Убил, — Чонгук разбился на тысячи частиц. Теперь он не мог скрыть своё настоящее нутро. — Я монстр, Бомгю. Я не знаю, почему меня приняли сюда как преподавателя. Это всё заслуга Вушуя. Я ему обязан жизнью.
— Ты не монстр, — юноша переметнулся вперёд, сел напротив, потряс за плечи, заставляя поднять голову. Глаза учителя были словно слепы. В них было слишком много слёз. — Тебя вынудили. Ты не хотел. Иначе бы убили тебя.
— Лучше бы меня и убили. Из-за того, что я здесь, вынужден страдать и ты, — вымолвил из последних сил мужчина, подняв руку и едва коснувшись ею ладони мальчика. Положил свои пальцы поверх. — Скажи мне, это, правда, сделал ты? Убил своего друга?
— Ты знаешь ответ, хён. Ты считаешь, что это я?
— Нет, конечно нет, — покачал он головой. — Я просто хотел убедиться. Я не знаю, что бы со мной было, будь это действительно ты.
Бомгю замолчал, обдумывая сказанное, и взял старшего за руку, крепко переплетя пальцы, сжал сильно, отчего учитель даже поморщился.
— Поэтому ты меня отталкивал? Поэтому?
— Мне нечего тебе сказать, — Чон помотал головой. — Просто я…
Чонгуку оборвали возможность говорить. Бом приблизился слишком резко, заставил дёрнуться, и сначала коснулся губами щёк, острых худых скул, носа, а затем сухих обветренных губ. Учитель нахмурился, зажмурил глаза и сжал челюсть, боясь, что перенапряжение снова вызовет новые слёзы. Но он не хотел отдаляться. Это было словно исцеление. И карма. И яд. И грех. Чонгук осторожно вывернулся, потёр глаза, сдержал всхлип.
— Хён… после всего этого мы уже не сможем быть вместе, да?
— Я… я думаю уехать на этой неделе.
— Инспектор не даст.
— Тогда я уеду потом. Уволюсь и уеду.
— Но куда?
Губы Чонгука скривились.
— В гадальный дом.
⟡ ⟡ ⟡
— Здравствуйте, господин Ву, — вежливо постучалась Джихо, сопровождаемая Пак Сонхуном.
Алхимик прямо сейчас работал в своей лаборатории, занимался каким-то химическими препаратами, которые бурлили в склянках, где-то кипела кислота, где-то — зелье удачи, где-то — вовсе противоядие от укуса пикси. Учитель попросил нежданных гостей закрыть за собой дверь и подождать немного на диване возле окна, пока он закончит. Так они и сделали.
Однако Вушуй вернулся аж через полчаса, запыханный и уставший, но в целом довольный проделанной работой. Он был явно не в себе. Из-за стресса он начинал уходить в алхимию с головой, чтобы не думать больше ни о чём, и мог запросто подорвать здание академии, случайно добавив не ту кислоту. Но сейчас всё было неплохо, даже едкого запаха тут не было.
— Как там Бомгю? — спросил заинтересованно Ву, вспоминая, что видел мальчика относительно недавно, но так он и не понял, как тот себя чувствовал. Однако выглядел правда неважно.
— Колдомедик сказал, что у него эмоциональное истощение, — Джихо переглянулась с Сонхуном и нервно заёрзала. — У нас к вам срочное дело. Про арканум.
Вушуй, поднёсший ко рту стакан воды, подавился и выплюнул её на пол, пролил часть из ёмкости на себя и пришёл в ужас. Он закрыл дверь на защёлку и палочкой опустил ставни на огромные окна, проверил чары шумоизоляции — был совсем не таким, как тогда, когда поведал о тайнах арканума дорогим экзорцистам. Это сравнение подкосило учителя, и он сокрушённо сел в кресло.
