«Плещется вода через край – боль мою обратно отдай, в край зеркальный снова вернись, пусть течёт по-прежнему жизнь».

В тот же миг она почувствовала, как капли теплеют и испаряются под её пальцами. Колдовство, которое она придумала, сработало! Доппельгангер помахал ей из зеркала рукой и счастливо улыбнулся:

– Я есть снова на свой мест! Ведьма друг! Я прислать для ти гостинец во знак благодарность.

Тайка хотела улыбнуться в ответ, но, охнув, скривилась: зубная боль прострелила челюсть с новой силой. Она успела только кивнуть прежде, чем доппельгангер исчез. Наверное, отправился дальше бродить по зеркалам, чтобы вдохновлять писателей и поэтов…

Тайка очень надеялась, что он не будет вспоминать Дивнозёрье дурным словом.

– Вот что мне стоило сначала выслушать его, а не сразу проклятиями кидаться? – она громко шмыгнула носом. – Ни за что ни про что обидела хорошего парня… Но я ни о чём другом и думать не могла – только об этом ужасном Безликом. К местной-то нечисти я давно привычная, а заморской почему-то побаиваюсь. Но, кажется, теперь поняла, что они ничем не отличаются от нас. Эх, вот бы нам как-нибудь устроить в Дивнозёрье международный слёт нечисти мира по обмену премудростями! Глядишь, ещё подружились бы…

– А хорошая идея! – Пушок наконец-то осмелился выбраться из-под одеяла. – Только не слёт, а симпозиум. Так звучит солиднее.

– Хорошо, пусть будет симпозиум.

Коловерша ткнулся макушкой в её ладонь и довольно заурчал:

– Ты, главное, не кори себя, Тая! Испытывать страх перед неизвестностью – это нормально. Я вот тоже много чего боюсь. Уф, хорошо, что это оказался не Безликий! Зато после всего случившегося нам теперь никакой стоматолог не страшен, правда?

– Ага, – Тайка кивнула. – Вот пойду и прямо сейчас запишусь! Чего тянуть?

Утро началось с того, что Никифор с Пушком опять поцапались из-за сущей ерунды. Домовой только что прибрался, а бестолковый коловерша ввалился в дом и наследил всюду грязными лапами, а когда Никифор кинул в него полотенцем, смертельно обиделся. Мол, его тут в грош не ставят, шпыняют вечно, а он, между прочим, дом охранял всю ночь, замаялся. Домовой же ответил, что видел, как тот охранял: дрых опять на яблоне, аж листья от храпа тряслись. В общем, слово за слово – и наговорили друг другу лишнего. Тайка пыталась было вмешаться, да куда там! Эти двое и слушать её не стали. Хоть не подрались, и на том спасибо…

Теперь каждый сидел и дулся в своём углу, а Тайка заново мыла полы и вздыхала.

Конечно, именно в этот момент приспичило появиться гостям: за окном вдруг стукнула калитка, послышались торопливые шаги, а затем и осторожный стук в дверь.

Тайка разогнулась, вытерла вспотевший лоб и бросила в ведро мокрую тряпку.

– Ну кто там? Заходите!

Она ожидала увидеть Марьяну или деда Фёдора (ну а кто ещё к ней ходит чаще всех?), но, к её удивлению, на пороге возник Лёха – гитарист, заводила и предводитель окрестных хулиганов, головная боль всех деятельных бабулек и участкового дяди Семёна.

– Привет, – он мялся на пороге, не решаясь ступить на только что вымытый пол.

– Ой, это ты? – Тайка вытерла мокрые руки о фартук. – Какими судьбами?

Не то чтобы они с Лёхой часто общались. Пару раз он звал её прийти на лавочки, где каждый вечер собиралась местная молодёжь, но Тайка не очень-то любила шумные сборища, поэтому чаще всего отказывалась под каким-нибудь благовидным предлогом. Вскоре Лёха и сам отстал. Да и приглашал-то, небось, больше из вежливости.

– Ты только не обижайся… – протянул он, взъерошив пятернёй русый ёжик на макушке. – Люди в деревне болтают, что ты – ведьма. Ты только не подумай, что я верю во всякую потустороннюю чепуху, но… в общем, совет мне нужен.

– Да ты проходи, садись, только кроссовки сними, ладно? Может, чайку?

От чая Лёха отказался. Даже странно было видеть грозу Дивнозёрья в таком смущении. Он опустился на краешек табурета, по привычке закинув ногу на ногу, и понизил голос до шёпота, как будто бы кто-то чужой мог их подслушать:

– Слышь, а бывает так, что дома заводится какая-нибудь дрянь? Ну, типа барабашки.

– Всякое бывает, – невозмутимо ответила Тайка, усаживаясь напротив с кружкой кофе. – А что?

– Да батя с мамой и прежде собачились, – Лёха шумно вздохнул, – а тут прям оба как с цепи сорвались. Ругаются с пеной у рта, на Таньку малую орут. Вчера по заднице ей надавали ни за что. Я вступился – так и мне досталось на орехи.

Он потрогал покрасневшее левое ухо, которое, действительно, выглядело немного больше правого.

– А почему ты решил, что тут дело нечисто? – Тайка пожала плечами. – Сам же говоришь, что дружно они не жили. Да и я слыхала, как твой папка на домашних орёт. Голос-то у него зычный, на пол-улицы разносится.

– Да не, он просто громогласный. Поорёт и перестанет. Я-то думал, что за столько лет уже привык, а вчера вдруг таким гневом меня накрыло… думал, убью его прямо там. Еле сдержался.

А вот это и впрямь было уже подозрительно. Лёха, может, и бедовый парень был, но вообще-то не злой. Помнится, когда Тайка ещё в школу не ходила, показывал ей слепых котят, которых сам из пипетки молоком выкармливал. И за местную малышню всегда вступался, если кто обижал.

– Я думал из дома свалить от греха подальше, переждать. Но, боюсь, у них и без меня скоро до смертоубийства дойдёт, – он глянул на Тайку с такой надеждой, что та не смогла отказать.

– Ладно, посмотрю я, что там у вас завелось. Может, и правда барабашка. Но придётся тебе меня в гости позвать. И лучше бы тайком, чтобы родители не видели.

– Не выйдет, – Лёха вмиг погрустнел. – У бати сейчас отпуск, дома сидит. А мать – так вообще на больничном, у неё артрит, ноги… Могу тебя разве что пригласить к нам на ужин. Ну, как свою девчонку. Типа познакомиться.

– С ума сошёл? – щёки у Тайки вспыхнули.

– А чё такова? Это же понарошку будет. Потом скажем, мол, прошла любовь, завяли помидоры.

Идеи получше всё равно не было, так что пришлось Тайке скрепя сердце согласиться.

– Я приду, – буркнула она. – Но если вздумаешь руки распускать, прокляну, понял?

Кажется, Лёха и впрямь испугался, потому что попрощался тихо и как-то скомканно, поспешив побыстрее улизнуть. А может, и впрямь торопился домой, кто его знает?

К вечеру Тайка неохотно вылезла из любимых джинсов и надела платье, которое ей прислала мама из города. Если уж она собиралась предстать перед родителями «жениха», то нужно было соблюсти хотя бы видимость приличий. Впрочем, она и не думала обольщаться на свой счёт: такая невеста вряд ли кому понравится. Не зря же ведьмой кличут! Раньше бабку Таисью боялись, а теперь вот Тайку сторонятся…

Пушок, конечно же, увязался следом. Вот же настырный шельмец: и захочешь – не избавишься. С Никифором они, к слову, так и не помирились. Не помогли даже пирожки, которые Тайка состряпала к обеду. Что ж, теперь эти же пирожки пригодились в качестве гостинца: негоже на смотрины – пускай даже и не настоящие – с пустыми руками идти.

Улыбающийся Лёха встретил её у калитки в чистой футболке и с зализанными назад волосами – типа тоже принарядился.

– Слушай, они там ваще обалдели! Мать салатов накрошила, запеканку картофельную стряпает. А батю я еле отговорил шашлыки затевать.

– Так они помирились, что ли? – Тайка поджала губы. Ей очень не хотелось думать, что она пришла зря.

– Не-а, – мотнул головой Лёха. – Только пуще разругались, но при тебе обещали вести себя мирно. Мол, неча сор из избы выносить. А то «что Таюшка о нас подумает»…

– Хм… а я-то думала, меня в деревне не любят, – от того, что к её приходу готовились, Тайке стало совсем неудобно. Пусть всё это и было ради благой цели, но, как ни крути, они собирались соврать Лёхиным родителям.

– Тебя, может, и не любят. А вот домик твой и участок всем очень даже по нраву. Мамаша-то твоя из города в деревню ни за что не вернётся. А значит, бабка тебе наследство отписала. Так что по местным меркам ты теперь, как ни крути, а завидная невеста получаешься – с приданым, – хохотнул Лёха.