Трактир был полон света, тепла, алкоголя и аппетитного запаха зажаренного рогатого вепря. Я сел за круглым деревянным столом, пропитанным медовухой. Поразительно, но в таких местах шум пьяной драки под сопровождение кривой музыки пьяных музыкантов вовсе не мешает сконцентрироваться, даже наоборот, помогает лучше мыслить. Вот и я думаю, что бы мне себе взять. Это было очень важно, ведь трактирщики – большие сплетники, придирающиеся ко всем мелочам, в том числе и к тому, что едят их гости. Мне нельзя выделяться. Я всего лишь усталый путник. Мне бы чего-нибудь вкусного и сытного, но не очень дорогого. Пить я должен что-нибудь расслабляющее, чтобы спать крепко и полностью отдохнуть, но не слишком расслабляющего, чтобы утром рано отправиться в путь. Итак, ко мне подошла не молодая женщина с очень усталым и безразличным видом лица. Движения ее были как-то расплывчаты. Еле разборчивым голосом она спросила, чего я изволил бы поесть. Без замедления я сразу же ответил:

– Мне, пожалуйста, мясного рагу, пару кусков черствого хлеба и эль «Бородатый шмель».

– «Бородатого шмеля» у нас не осталось, могу вам предложить «Хромого гуся».

– Может, тогда у вас есть пиво «Усатый козел»?

– Да, конечно, сейчас все принесу.

Должен признаться, рагу было очень вкусным, хотя они так и не ответили, что за мясо там было. Ну, а выпив «Усатого козла», меня окончательно охватила послеобеденная лень. Пьяный трактир все глубже погружался в темноту ночного леса, порой даже казалось, что мрак за окном пожирает свет. Музыка начала понемногу стихать, а дебоширы уснули непробудным сном после парочки хороших ударов в голову. За столами остались лишь самые трезвые и самые пьяные. Я сразу же решил снять комнату, пока остальные не проснулись и не сделали то же самое, заодно решив разузнать про объект моих поисков. Спросив об Одебурге, трактирщик приподнял бровь, подумал и, сделав неглубокий вдох, указал на столик у камина. Подойдя к столику, мне представилась следующая картина: мужчина средних лет, с пышными и в то же время мокрыми от выпивки рыжими усами, практически лежал на столе. Как только я присел к нему за один столик, он сразу же начал бормотать:

– Я не сплю, я только лишь прикрыл глаза, не вздумай у меня что-либо украсть.

– Боже упаси, я не вор. Я лишь выпить с вами хочу.

– Чтожжж, в таком случье, я не откажусь от вашей компании.

– Да, и еще, я угощаю.

– ЧТО? Правда? Меня? Брат, я не заслуживаю такой доброты, но твое внимание меня просто поражает. Эй вы! Мне два большшых кружки самого крепкого эля. И побыстрей, а моему другу чего он хочет, и побыстрей! Так что же тебя привело сюда, мой добрый друг?

– Я всего лишь путешественник, который идет туда, куда сам пока не знает.

– Хех, прям как в той песне, где горит очаг и мне до него последний шаг, хык.

– Да, прямо как в той песне. Знаешь, в последнее время люди все говорят про какой-то город Одебург. Может и ты тоже слышал о таком?

– Нет, только не называй этот проклятый город, ааа, слышать не могу, не могуу!

– Спокойнее, я просто поинтересовался. А что случилось? Разве что-то не так с этим городом?

– С этим городом все не так. В этих проклятых руинах не найдешь ничего кроме безумия и порчи на свою судьбу.

– Руины? Проклятье?

– В деревне, из которой я родом, все знали про печальную легенду Одебурга. Город, построенный на пороке, но стремившийся к очищению. Сказки для святош. Не помню точно, я ее слышал в детстве, но от Одебурга остались лишь руины.

– А где находится твоя деревня?

– Наша деревня была бедна. В окружении холодных лесов единственное, чем можно было заниматься – это охотой и тупым собирательством. Но иногда, некоторые старатели отправлялись в руины некого Одебурга, там можно было найти довольно ценные вещи, их мы продавали. Таким же старателем был и мой отец. Но однажды, старик Мэлрой, который частенько ходил к руинам, захворал. Сначала слабость, а потом жар, лихорадка. В конце концов, на его теле начали расти отвратительные круглые наросты, они двигались, извивались, мерзкое зрелище. В предсмертном бреду старик то и дело, что бормотал про руины, про то, как его заразили мертвые лица. Безумие охватило Мэлроя, он бросался на всех, а из миазмов, выросших на теле сильно исхудавшего старика, сочилась какая-то мерзость. Последними в деревне остались мы и еще пара семей. Первым заразился мой отец. Боль от прорастания миазмов не давала ему покоя, он сильно исхудал. Чтобы не заразить нас, отец спал не в доме, а в сарае. В одну из тех ночей он пропал, наверное, сам ушел, прежде чем обезуметь. Мать моя тоже заболела, мы уже остались последними в нашей глухой деревушке. Она понимала, чем все закончится и посадила меня маленького на одну из немногих лошадей в нашей деревне, лошадь знала куда идти. А моя мать, мамочка моя, осталась там одна, один на один со страшной болезнью, в холодном доме, никто за ней не ухаживал…

И в этот момент он оцепенел. Его лицо покрылось потом, широко раскрытые глаза покраснели. Не молодой мужчина с пышными усами медленно встал из-за стола и поднялся в свою комнату. Трактирщик рассказал, что этого мужчину зовут Агейл и он уже несколько дней снимает ночлег в трактире. Мне нужно было все обдумать. Я отправился в свою комнату.

Следопыт задумчиво поднялся в свою комнату. Будучи крайне осторожным и даже в какой-то степени параноиком, Аркул наглухо запер дверь и подложил стул. Кровать он подвинул к темному углу, подальше от бледного свечения полной луны. Желая быть всегда готовым, этот бывалый следопыт, не раздеваясь, в сапогах, устало провалился в кровать, лицом к двери, снял шляпу и достал один из своих кремниевых пистолетов, незаметно направив в сторону вымышленного противника. Аркул погрузился в свой мир, мрачный и вязкий как болото. Почему именно так? Мысли о прошлом затягивали, а история Агейла заставила его задуматься. Почему же никто не бежал из деревни, как сам Агейл? Что за болезнь уничтожила деревню? Где находится Одебург и почему он в руинах? Эти вопросы нарушали все его логические цепочки и даже вызывали некоторое смущение, возможно страх.

Пока Аркул погружался в вязкую трясину своих мыслей, густой и тяжелый туман ворвался в вечно дремлющий лес, на мгновение, нарушив его покой. Бледный свет безмолвной и печальной луны обливал своим свечением сквозь туман. Звери замолкли, свет таверны погас. На месте пронзительной тишины вдруг возник тихий гул. Следопыт узнал его. Как же давно он его не слышал. Этот гул – секрет, ответ на который искали многие ученые. Некоторые считают, что гул возникает от движения воздушных масс сквозь тесные стволы деревьев. Другие предполагают, что под лесами находится огромная система пещер, из которых на поверхность вырываются разного рода шумы. Пещеры и вправду есть, но гул совсем не от этого. У него есть одна интересная способность, если долго вслушиваться, то человек может просто уйти в лес, будто во сне, или под гипнозом. Те немногие, что вернулись, были в недоумении, они утверждали, что никуда не уходили и все время отсутствия занимались своими делами. Аркул слышал этот гул раньше и боялся, что в молодости с ним могло случиться то же самое.

Лес все глубже тонул в густом тумане, гул прекратился, настала полная тишина, абсолютная. Аркул не мог заснуть в такой тишине, тишина его раздражала, но в итоге усталость взяла вверх. Веки тяжело упали на засохшие глаза, а рука его крепко держала пистолет.

Проснувшись рано утром, я в первую очередь поинтересовался Агейлом, оставившим вчера множество вопросов. Трактирщик, не выдавая своего волнения, сказал, что тот посреди ночи ушел в лес, в сторону оленьей тропы. Я не мог упустить его, ибо он, возможно, был единственным, кто хоть что-то знает про Одебург. К счастью следы его хорошо отпечатались на грязной земле. Я запряг лошадь, купил в трактире все необходимое и свернул с основной дороги на так называемую оленью тропу.