– Наги…

– Но это правда. Я пытаюсь рассудить, как они. К тому же мне уже не будет снисхождения, я же ведь теперь совершеннолетняя.

– И что с того? Это причина делать из тебя преступника?

Такой меня видит общество, и этого не отнять. Лишь сейчас, побывав в шкуре злодея, пусть и принудительно, я поняла, что происхождение действительно играет большую роль. Ярлык тебе дается при рождении. Как бы ты ни пытался исправиться, одно неверное движение, и тебе конец. Будь на моем месте герой или студент ЮЭЙ с безупречной репутацией, любой одноклассник Шото, ему бы выказали сожаления, безоговорочно объявив жертвой. От Тартара меня спас храбрый поступок Шото. Может, он и воспринимал это, как ужасный грех, который будет изводить его долгие месяцы, на деле подобная жестокость оказалась для меня единственным спасением.

Уж не знаю, что за люди сидят в комитете безопасности, но если искупление по средству сжигания заживо в их понимании недостаточное наказание… Да пусть они лесом идут.

– Гадать об этом не стоит, – высвободив руку, я не удержалась и пригладила волосы парня, надеясь придать прическе аккуратный вид. – Я рада, что с тобой все хорошо… насколько это возможно. Лучше тебе сил набираться, а то ввалилась я посреди ночи.

– Ну, сейчас поздний вечер. Ты останешься?

Вот и как отказать, когда на тебя смотрят такими милыми молящими глазами? Хитрюга. Да и, честно говоря, вновь сталкиваться с этими ребятами из комитета безопасности отчаянно не хотелось, поэтому, улыбнувшись, даже спорить не стала.

Койка заскрипела от одной только попытки взобраться на нее, но она выдержала испытание и позволила мне прилечь рядом с парнем. Места, чтобы развернуться, оказалось впритык, пришлось лечь на бок, поэтому наши с Шото лица разделяли считанные сантиметры. Его теплое тихое дыхание щекотало кожу, пусть в комнате и царил полумрак, я отчетливо видела выражение его лица, с какой мольбой во взгляде он смотрел на меня.

– Что?

– Что?

– Что ты на меня так смотришь?

Он протянул руку и накрыл ладонью мою щеку. От теплого прикосновения меня наполнило чувство уюта и спокойствия. Закрыв глаза, я была готова раствориться в этой нежной, легкой ласке.

– Я просто рад, что ты здесь, – прошептал парень, очертя большим пальцем контур моих губ. – Я могу поцеловать тебя?

Ухмыльнувшись, игриво уточнила:

– А если скажу «нет», что ты будешь делать?

Маленькая провокация ничуть не смутила Шото и не изменила в настрое, он помедлил мгновение, прежде чем податься вперед и поцеловать. Так осторожно и мягко, словно боясь, что малейшее движение оставит на мне трещины, как на хрустальной вазе. Честно говоря, действительно хотелось заплакать от счастья, в последний раз я чувствовала столь нежные чувства довольно давно. Поэтому, как голодный волк, хотела попробовать как можно больше и углубила поцелуй. Шото ничуть не удивился, а словно надеялся на большее, но когда попытался развернуть меня на спину и залезть сверху, скривился и болезненно зашипел.

– В порядке, говоришь? – одарила я парня недовольным взглядом. – Давай, ложись, ты сейчас развалишься.

– Я в порядке. Просто резко поднялся.

– Угу, – не поверив услышанному, я заставила Шото лечь на койку, и судя по облегчению на его лице, раны действительно его беспокоили. Но когда я поднялась, он вдруг схватил меня за руку. – Ты чего?

– Останься. Я хочу, чтобы ты осталась.

Удивительно, как ему удавалось сочетать повелительный тон с мольбой, это и будоражило, и умиляло. Пришлось немного извертеться, чтобы залезть под одеяло, и я думала приобнять парня, но он отодвинулся и заставил меня лечь на бок, чтобы самому заточить меня в объятия. И, признаться, сила и чувственность, с которыми Шото прижал меня к себе, немного испугали. Я чувствовала спиной, как быстро бьется его сердце, как горячее дыхание щекотало шею. Казалось, он боялся, что кто-то отнимет меня и больше не вернет, мы никогда не увидимся.

– Как ты… как ты себя чувствуешь? Я имею в виду не физически, а… то, что Даби оказался твоим старшим братом?

Вопрос довольно щекотливый, но не спросить об этом я не могла, хотя понимала, что ответ будет далеко не радостным.

– Я в замешательстве. Я помню его, но мы с ним мало общались в детстве. Ты знала, что это он?

– Догадалась, хоть и были сомнения. Но это многое объясняло, например, почему он так тесно сотрудничал с моей сестрой, почему так хотел заполучить меня. По факту его не столь интересовала возможность обладать цербером, сколько причинить боль Старателю. Не знаю, правда, получилось ли… На мой взгляд, куда сильнее это задело тебя. Если не сказать, что только тебя.

Помолчав немного, Шото напряженно выдохнул и неуверенно произнес:

– Может, это и не видно, но отец беспокоился. Он… пытается измениться, наладить с нами отношения. Я верю, что он искренне желает этого. Честно говоря, я тоже, но я никогда не смогу простить его, а уж тем более забыть то, как он измывался над мамой, как игнорировал Нацуо и Фуюми. Он до последнего не понимал, что обязан и перед тобой. Нацуо так и сказал ему в лицо, что ему следует подумать и о тебе, извиниться перед тобой.

– Если Старатель начнет передо мной извиняться, я, скорее, испугаюсь, мне даже представить это сложно.

– Появление Тои… точнее, осознание, что он жив, и стал… таким, какой он есть сейчас, еще сильнее повлияло на него.

– Дети, оказавшиеся без семьи, наедине с жестоким миром, наполнены ненавистью.

Фраза спонтанно пришла в голову и явно застала парня врасплох.

– Ну, я к тому, что Даби… Тоя и Аямэ очень похожи, возможно, это также помогло им найти общий язык. Пробыв это время с ними, пообщавшись с сестрой, увидев, какой она стала… Первое время мне было больно от того, как она со мной обращалась, и я была близка к тому, чтобы возненавидеть ее. Но… даже после того, что она со мной сделала, я не могу ненавидеть ее, мне ее жаль.

– Но она хотела тебя калекой сделать. Она фактически отдала тебя Лиге злодеев.

– Я… могу ошибаться, – зажавшись и крепче обняв руку парня, лежавшую у меня на груди, я привела в порядок мысли, прежде чем озвучить их. – Семья Юмемия строго придерживалась традиций, внутренних правил. Мою маму отдали отцу в знак мира между Юмемия и ее кланом, словно вещь, ценное приобретение. Отец… любил нас, своих детей, но в какой-то степени он держал любовь в ежовых рукавицах, первостепенно заботясь о клане. Главой должен был стать Якуши, мой младший брат, поэтому он был любимцем отца, я помню, как он радовался его рождению. Меня, как единственного цербера, готовили к участи… ну, скажем так, ценного козыря, товара, черт его знает. Поэтому мама больше всего жалела меня, она понимала, как сложно мне придется, через какой ужас я пройду, поэтому очень много времени проводила со мной и баловала. И так вышло, что Аямэ…

Помолчав, я даже не знала, как лучше продолжить, потому что могла и ошибаться в догадках. В какой-то степени хотелось умолкнуть, однако, начав мысль, нужно ее закончить. И Шото словно почувствовал мою растерянность, погладил меня по руке.

– Аямэ, старший ребенок в семье, отец возлагал на нее много задач, растил, как главу, но явно не хотел передавать бразды правления. Он воспитывал Аямэ, как опору для Якуши, и она очень старалась, и теперь я понимаю, как ей было тяжело. Она вкладывалась в семью, беспрекословно исполняла все задачи и трудилась, но в итоге… отец видел лишь своего сына, а мама заботилась и уделяла больше времени мне. Аямэ жаждала быть любимой, хотела заслужить уважение и признание родителей. Для нее клан был превыше всего, поэтому она подавляла зависть и злость. И после того, как Старатель сжег нашу семью, для Аямэ предстала цель – восстановить клан, вернуть меня. У нее в голове не укладывается, как я могу идти против семьи… Она любит меня, потому что так надо, но и понимает, что я стала предателем. Она сделала все, чтобы заслужить одобрение родителей: несмотря на события десятилетней давности, она возродила Юмемия из пепла. И для этого ей пришлось продать свою душу Все-за-Одного, стать частью Лиги злодеев.