При этом немцы немедленно ощутили на себе упорство и героизм наших солдат. Что не помешало им профессионально оценить, как состояние, так и действия РККА в этот период как «посредственное». К сожалению, спорить с этим трудно, учитывая и то самое мирное благоденствие, царившее в войсках под приказом: «не провоцировать». А ведь в спорте есть хорошее выражение: «Порядок бьёт класс». Оно означает, что средняя по мастерству, но организованная, подготовленная, дисциплинированная и выполняющая установки тренера команда-футбольная, хоккейная и так далее-нередко играет на равных, а порой и одерживает верх над более классной, талантливой и мастеровитой, имеющей в своём составе настоящих «звёздных» игроков. К этому можно добавить: «не умеешь играть-бегай». В смысле, бери не мастерством, а физической подготовкой. Немецкая армия, безусловно, была самой «классной» в то время. Однако это не означает, что она добилась бы серьёзного успеха-не говоря уже о таком разгроме-если бы в Красной армии были элементарный порядок, организация и подготовка. К сожалению, и пресловутый порядок был тоже на стороне германской армии, а Директива № 3 буквально лишила РККА всех шансов на успех в приграничных сражениях.

Возникает вопрос: а какой же орган вообще руководит действиями фронтов РККА в первые дни войны, ведь практически весь Генштаб разогнан Сталиным, а его офицеры направлены на фронты? 23 июня постановлением Совета Народных Комиссаров и Верховного Совета СССР № 825 был создан «Чрезвычайный орган военного управления для стратегического руководства вооружёнными силами СССР в ходе войны»-Ставка Главного командования. В неё вошли: Сталин и Молотов, Жуков и Тимошенко, Ворошилов и Будённый, а также Нарком флота Кузнецов. Председателем же её стал… Тот, кто назовёт Сталина, видимо, не читал предыдущих глав. Потому что Сталин был-пока что-лишь «скромным» членом Ставки, а председателем её назначили Тимошенко. Кто его назначил, тоже не секрет. Сталин. Потому что ещё не время, ведь приграничные сражения могут пойти не по успешному, а по иному, плохому сценарию и Сталину совершенно не хочется нести за это ответственность. Он, как всегда, «просчитан» до мелочей… При этом Сталин, по воспоминаниям адмирала Кузнецова, вообще в первые дни на заседаниях Ставки под председательством Тимошенко не появлялся, нивелируя таким образом её значимость и по-прежнему уходя от любой ответственности. Кузнецов добавляет: «Функции каждого были неясны – положения о Ставке не существовало. Люди, входившие в её состав, совсем и не собирались подчиняться наркому обороны. Они требовали от него докладов, информации, даже отчёта о его действиях. С. К. Тимошенко и Г. К. Жуков докладывали о положении на сухопутных фронтах…» Комментарии излишни.

В то же время в Кремле в первые дни Тимошенко и Жуков, вернувшийся 26 июня с Юго-Западного фронта, часами просиживали в приемной Сталина, ожидая аудиенции. Обстановка на тех самых фронтах менялась каждую минуту, но Сталин никуда не торопился. Когда их наконец принимали, приходили уже новые неутешительные доклады. И так каждый час и каждый день. Впрочем, сколько верёвочке не виться… а петелька-петля уже свивается и к концу июня катастрофа принимает зримые очертания. Которые Сталин начинает видеть. И это, кроме всего прочего, очень недобрый знак для него лично. Однако он готов и к такому ходу событий и запускает очередную хорошо-и давно-продуманную акцию. Пока солдаты и офицеры героически стоят насмерть, «вождь» решает заняться вопросом концентрации всей власти в своих руках. Самое время, правда? Не войной же заниматься лидеру державы…

Итак, пока всё шло «по плану» и, «гремя огнём» шли машины, Сталин оставался хмурым, но спокойным. Однако после того, как стали понятными примерные масштабы катастрофы приграничных сражений, тучи над вождём стали сгущаться. Его план ответного блицкрига так же молниеносно-а иного было и не дано! – провалился и, вместо успешного широкого наступления, привёл к глобальному разгрому приграничной группировки РККА. И тут Сталина в первую-впрочем, как и всегда-очередь тревожил вопрос личной власти. После многочисленных и прилюдных признаний в «обмане Гитлером» и последовавшим за этим разгромом армии в приграничных сражениях, авторитет Сталина несомненно пошатнулся. Его нужно было срочно восстанавливать, укреплять свою личную власть и «брать» её всю без остатка уже в новых условиях.

Однако Сталин предвидел возможность негативного хода начального этапа войны и был к этому готов. У него был загодя подготовлен план и на этот случай. План на сей раз был рассчитан на «ближний круг» соратников, которые прекрасно знали, кто до последнего тормозил подготовку страны и армии к войне и кто отдал приказ наступать уже 22 июня. Однако эти их мысли Сталин легко «считывал». И готовил для них небольшую авторскую трагедию. На сей раз задача перед ним стояла непростая. Скажем, «три в одном». Во-первых, снять ответственность с себя не только за само нападение, но уже и за военный провал первой военной недели. Второе: одновременно найти виновников и того и другого. И третий: окончательно захватить всю власть. Другими словами, Сталин готовит уже второй за неполных два месяца государственный переворот. Первый закончился, как мы помним, «мирным», но громким снятием Молотова с поста Председателя СНК в апреле-мае. На этот раз Сталин готовит новый, который можно с полным правом назвать военным переворотом.

Итак, сценариев развития событий у Сталина на этот раз было два и он устраивает спектакль, чтобы выбрать один из них. Занавес открывается и представление начинается… Оставив железное спокойствие и хмурую неторопливость первых военных дней, вождь примерно с 27 июня мрачнел на глазах. Всем стало понятным, что снова «планируются казни». Осталось решить, кого именно казнить. «Ближние», как водится, немедленно организовали для Тимошенко и Жукова, а заодно и для Ворошилова, «вакуум общения» и насторожились. Хотя на самом-то деле сильнее всех насторожился и, возможно, впал в отчаяние… верный друг и соратник Молотов! А он-то с чего, спросим мы? О, очень даже с того! Скоро расскажем. А пока Кремль замер в ожидании. Долго ждать не пришлось. Когда Западный фронт, лишённый танков и авиации, стал рушиться и 28 июня пал Минск, тучи прорвались громом и молниями. Метал их, конечно же, «непогрешимый военный гений и вождь» Сталин.

Итак, вопреки мифам, сорвался Сталин не в первые дни войны, а 29 июня. Естественно «сорвался» Сталин намеренно. Грубо и рассчитано. В этот день он дважды приехал в Генштаб и на второй раз устроил военным разнос. Досталось прежде всего Жукова которого Сталин даже грозился расстрелять, вроде бы найдя того самого крайнего. Жуков об этом пишет обтекаемо, конечно: «29 июня И. В. Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны, в Ставку Главного Командования, и оба раза крайне резко реагировал на сложившуюся обстановку на западном стратегическом направлении». Но это всё якобы. Истерики вождя были всегда тонко рассчитаны. Разыграв безобразную сцену в Генштабе, Сталин неожиданно всё бросает и уезжает на дачу. На первый взгляд, решение спонтанное, вызванное чисто человеческим, нервным срывом. Однако это не так. Нервные срывы вождя также всегда были чётко просчитаны. Вот и мы их просчитаем… Ведь Сталин не просто «срывается» и уезжает. Нет, конечно. Перед отъездом он идёт дальше и втягивает весь «узкий круг» руководства страны в орбиту вины. Он заявляет уже партийным деятелям о том, что «Мы»-ну, естественно, не он один, а все-«просрали государство, которое нам Ленин доверил». Таким образом, разделив со всеми ответственность за неудачи первой недели войны, Сталин просто отстраняется от руководства и уезжает «в расстроенных чувствах» на дачу. Якобы в прострации, а на самом деле внимательно-как всегда-наблюдая даже не за запуганными военными, а за «ближним кругом» советских управленцев.