Кроме пилотских, в кабине управления было еще два штурманских кресла, из которых в полете также должно было быть занято одно – Главным штурманом капитаном Садостановым или его помощником. Размещалось в кабине и рабочее место инженера-программиста капитана Кислякова, отвечающего за взаимодействие с электронным мозгом. Имелось еще кресло начальника турбинной группы – руководителя термоядерных двигателей капитан-лейтенанта Извозчикова, и гамак Главного физика – тувалинского академика Дзахан-Поллы, главного изобретателя пространственно-временного Скачка. Наличествовали в кабине персональные кресла командира корабля, его первого заместителя – начальника штаба, заместителя по технике и вооружениям и заместителя по духу. Кресла командира и заместителей были предназначены для их присутствия во время старта, финиша, и – при особых ситуациях.
***
«Русь» кружила на околоземной орбите, почти готовая к старту. Помещения шести боковых корпусов, кроме могучих термоядерных двигателей, были также заполнены запасами провианта, различными механизмами и машинами (включая несколько самолетов, вертолетов, ракетных катеров, танков и прочей техники), строительными материалами для возведения первых сооружений на планете, жилвагончиками, хозблоками, горючим и прочими необходимыми атрибутами космической жизни. Впрочем, до конца знать, что скрывают в себе недра «Русии», было не дано знать никому, даже командиру Чудову и вездесущему начальнику безопасности Елдырину. Дело в том, что корпуса используемых лодок содержали законопаченные трюмы и помещения, которые не рискнули вскрывать инженеры, что собирали циклопическую конструкцию воедино. Можно было лишь предполагать, что причудливый лабиринт из вновь образованных переходов, коридоров, ответвлений и отсеков способен свести с ума и запутать даже наимудрейшего творца отечественных нанотехнологий Виктора Беломордина.
Главный же – центральный корпус «Ц» космического корабля, был отдан под помещения, в которых протекала жизнь экипажа и экспедиционного корпуса.
***
Уже неделю не выходили из кабины звездолета второй пилот капитан Лисенкин, третий пилот поручик Грош, и Главный штурман капитан Садостанов. Делать было решительно нечего. Илья прослушивал книги, думал о Крыстине, вспоминал мать, деда…
Капитаны резались в подкидного дурака на щелчки.
Садостанова мучил кашель – то ли от курения, то ли – от простуды. Эх, сейчас бы засосать триста, сесть на мотолыжи, да вжарить под двести – мигом бы кашель прошел. А потом – с девками в сауну!
Лисенкин нервничал. Когда он только заселился на линкор, любопытство привело его в корпус «Д». Он некоторое время слонялся там отсекам, пока не наткнулся на открытый походный дацан, который оборудовался для корабельного горниста Арамо Габре-Ламы.
Никого… Похоже, рабочих срочно перебросили в другое место, и они собирались позднее вернуться. Рассматривая обстановку недооборудованного отсека дацана, Лисенкин присел на один из ящиков. Под его массивным телом подгнившие изнутри доски подломились, и он провалился своим тазом в ящичное нутро. Выбираясь, ознакомился с содержимым. Оказалось, что ящик заполнен маринованными грибами в полиэтиленовых пакетах. Да не обычными, а мухоморами! Некоторые пакеты протекали. Собственно говоря, их маринованное полужидкое содержимое и оказалось причиной гнилости досок изнутри.
– Эге-ге, – только и произнес Лисенкин.
Вот оно как, значит. Значит, горнист заготовил мухоморы. А для чего? Понятно, для чего – чтобы их есть. Больше – незачем. Витаминчики-с! Но, коли горнисту можно, значит, и другие не отравятся. Тем более, Лисенкин слышал от знающих людей, что мухоморы стимулируют. Развивают мышление, так сказать. Не хуже мака и конопли. Даже лучше.
– Даже лучше, – пробормотал Лисенкин, и тут же рука его сама собой зачерпнула аппетитного красавца. Лисенкин оценил гриб. Хорош! Похож на сладкий красный перец из братской Гагаузии, только с белыми крапинами. Это ничего, что с крапинами – все равно надо попробовать.
Лисенкин попробовал.
… Полет в образе орла был необычайно приятен. Лисенкин, раскинув крылья, наблюдал над миром с высоты десятка километров. Внизу проплывали красивые розовые облака, освещенные заходящим солнцем, а между ними от земной поверхности тянулись вверх деревья неземной красоты, похожие на маки. Деревья-маки вращались вокруг стеблей-стволов и пели песни без слов. Причем – хотя и без слов, но Лисенкин понимал, о чем они поют. Они пели о Красоте, о Доблестях, о Прекрасных Дамах и Звезде Героя…
Как он добрался до койки, Лисенкин не помнил, однако потом, сколько не пытался пробраться в дацан – не мог, поскольку люк был заперт. А мухоморы были нужны позарез – хотелось снова стать орлом!
Поэтому Лисенкин нервничал и размышлял, как вскрыть замок горниста.
***
Зампобыту капитан Валентиненко считал необходимым проводить и совещания, и учения. Особенно доставалось от него старшему прапорщику Слону и старшему лейтенанту Борщю. Их он заставлял самолично утилизовать пищевые отходы с корабельного камбуза. Втроем с утра они начинали обходить трюмы и коридоры корабля, и Валентиненко придирчиво высматривал мусор и посторонние предметы.
Между тем у старшего прапорщика Слона и посудомойки Марины Пряновой начинался любовный роман, и Слону было совершенно не до отходов. Из-за слабой силы тяжести он – даже на Земле не отличавшийся излишней худобой – стал совершенно огромным, и походил на патлато-белобрысого слона без хобота, бивней и хвоста. Он не спал ночами, и постоянно изыскивал предлоги, как чаще бывать на камбузе. Валентиненко отвлекал от любви. К тому же действовали жесткие антилюбовные предписания замполита-духовника Пургиняна. А ведь давно пора жениться, думал начальник рекуперации. Сколько можно быть девственником?!
Слон, комплексующий из-за необъятного живота, писал посудомойке письма, назначал свидания, и советовался с Борщем, как лучше совершить Акт Близости?
Особенно его смущало, что все разговоры о любви Пряновая сводила к политике.
– Что ты думаешь про любовь? – подступал Слон к посудомойке.
– Учебник истории Русии – это история любви к Русии.
– У нас – тоже, как бы любовь, Мариша. Может, займемся сексом?
– У нас, во-первых, полно иностранных агентов, которые занимаются этим. А нам с тобой, дорогой, ихнее мнение должно быть фиолетово. У нас секса нет. Вот если бы ты мне яблок достал…
– Пойдем к тебе в подсобку, а?
– Позже, Аркаша. Я еще не все кастрюли перемыла. Кстати, отчего ты не пользуешься дезодорантом против пота?
– Эти штуки – всякие дезодоранты и одеколоны – для «голубых». Типа Борща. А я считаю, что от настоящего мужчины должен исходить естественный мужской потный запах.
– Это верно, Аркаша. Но вонять-то зачем? И волосы у тебя вечно какие-то свалявшиеся. Ты голову-то моешь когда-нибудь?
Слон обижался. Ей – о любви, а она – про запах, яблоки или – политику. И к Борщу явно не равнодушна, хоть он и того-с…
– Ты вот, по простоте думаешь, что дезодоранты и «голубые» – это не страшно? Неправда! Это тебе не тарелки мыть! Вот на город Челябинск упал метеорит. А почему упал? Это было предостережение против «голубого лобби». Дескать, хватит заниматься непотребством, займитесь нормальным сексом. А ты на Борща смотришь все время, подмигиваешь. Так-то. Пошли в подсобку!
У главного ассенизатора старлея Борща была другая проблема – где разместить в ограниченном пространстве огромные личные парфюмерные запасы пудры, лосьонов, кремов, мазей и кружевных платков? Причем, разместить так, чтобы никто из членов команды не пронюхал, и не украл. Особенно опасен матрос Пушковцев, у которого кончился пихтовый лосьон. Ходит и нюхает воздух: где Борщевские запасы парфюмерии? Вонючий негодяй! Еще эта его непрестанная болтовня, как он отмечал день рождения с Императором… жалко, в гальюне не морозно, а то бы можно было заставить Пушковцева круглые сутки долбить ломом заледенелый продукт.
Обезапасить запасы, и – заняться Кандальной, думал Борщ. Она уже давно строит глазки. Вот только Слон с Валентиненко под ногами все время путаются, не дают делом заняться!