Император должен Острову. Император не хочет платить. Совет решит, каким образом взыскать долг. И каждая монета вернется в сундуки Совета Золота и Серебра, умножаясь процентами.

— Не нравится? — сумрачно вопросил мастер.

— Нет, — честно сказал бретер.

Выбор в мастерской был хорош, однако Раньян пока не встретил ничего, что могло бы заменить его испытанную, подогнанную по фигуре кирасу из вываренной в воске кожи. Кольчуги боец не любил, считая несоразмерно тяжелыми, а пластинчатый доспех надевал редко, чтобы не сковывать движения.

Раньян не планировал обзаводиться снаряжением, но если ты останавливаешься на ночь в городе, славном бронниками, грех не пройтись по лавкам и мастерским, может на что глаз и упадет. Как выяснилось, не упал.

— Товар хорош, — вежливо сказал он, еще раз пробежав глазами по доспехам на «болванах». Мастерская была не настолько богата, чтобы делать и продавать цельные гарнитуры, однако шлемы и панцири, а также парные наборы вроде перчаток действительно имели пристойное качество. — Но к сожалению…

Где-то и когда-то, будучи юнцом, Раньян услышал от кого-то, что вежливость стоит дешево, а продается дорого. Ему это понравилось, и с той поры боец всегда старался быть вежливым. Он решил не углубляться в речи, подвесив неопределенное «к сожалению» будто стертый годами знак на дорожном столбе.

— Ну… — вздохнул мастер. — Тогда извольте на это вот глянуть.

Он завозился в большом сундуке. Стучало как-то не металлически, Раньян поневоле заинтересовался. Мастер вытащил из сундука нечто, похожее на бочонок, завернутый в рогожу. Раньян сразу опознал кирасу без наплечников и заинтересовался еще больше — мастер держал предмет слишком легко для размеров «бочонка».

— Вот, — бронник положил вещь на верстак и развернул грубую ткань. — Тогда оцените.

Раньян оценил, и броню, и то, как мастер использовал «вы» будто говорил с дворянином. Смотрелась кираса, в самом деле, оригинально. По конструкции она соответствовала обычной защите корпуса из двух частей на ремнях и петлях, только скрытого ношения, без выдающегося вперед срединного ребра. Но вот материал… Казалось, что кто-то взял рубашку очень крупного плетения, почти как рыболовная сеть, а затем поливал ее то ли смолой, то ли жидким стеклом коричневого цвета. В итоге образовалась полупрозрачная броня на тканевой основе. Кираса отражала свет больших свечей как огромная бутылка. Раньян стукнул ногтем по гладкой поверхности. Звук вышел чистым, хотя и более глухим по сравнению со стеклом.

— Можете испытать, — мастер со сдержанной гордостью показал на царапины, выделявшиеся белыми черточками на коричневой поверхности. — Прочно!

— Смоляной доспех, — не столько спросил, сколько отметил вслух бретер.

— Он самый. Я научился делать.

— Смола южная, это понятно. А сера из Пустошей? — остро глянул на бронника воин.

— Нет, — опустил тот голову, понимая, что обманывать бессмысленно. — Слишком дорого, на нее монополия у маларсидских торгашей. Но я придумал, как обычную серу использовать и с чем ее мешать. Получается немного хуже и намного дешевле.

Раньян отметил упор на «немного» и «намного».

— Примерю, — сказал он. — Испытаю.

— Извольте, — сдержанно улыбнулся бронник. Похоже, мастер был уверен в качестве изделия. — Очень хороша для скрытного ношения. Удар держит хуже стали, но лучше кожи. И главное, легкая.

— А почему отбоя нет от покупателей? — спросил бретер, затягивая ремни. Кираса и в самом деле была удобна, прямо как по заказу. Можно поверх куртки надеть, можно скрыть под одеждой.

— Непривычно, — погрустнел бронник. — Всем сталь подавай, да чтоб клейма сталеварен поизвестнее. А это «стекляшкой» обзывают! Дескать для девчонок только годится.

Кажется, мастеру было искренне обидно за свою работу.

— Так что отдам недорого, только чтобы расходы покрыть. Свое доберу потом, когда распробуют да во вкус войдут. А вам в Мильвессе пригодится.

— Да? — неопределенно хмыкнул бретер, подпрыгивая и вращая руками, чтобы проверить свободу движений.

— А куда же еще? — бронник понял, что сболтнул лишнее и пытался сгладить, — Отсюда дорога одна, в столицу, да и Турнир на носу. Так что коли приехали с севера да при оружии, значит дорога только на юг, веру испытывать.

— Действительно… — так же неопределенно отозвался Раньян. — В чем еще подвох?

— Не чинится, — бронник уже понял, что для коммерции придется быть совсем честным. — Удары держит хорошо, чуть пружинит, но если уж пробита или трещинами пошла, то все. Разве что пластину стальную наклеить.

— Ясно.

Раньян снял кирасу, положил на верстак, вынул из ножен длинный кинжал с широким перекрестием.

— Придержи, испытаю.

— А пожалуйста, — теперь улыбка бронника сияла горделивой уверенностью. — Этим не пробить!

Став беднее на несколько золотых монет и богаче на один предмет брони, воин покинул мастерскую. Слуга и одновременно телохранитель ждал у ворот, молча, терпеливо, как привидение.

— Завтра с рассветом доставят покупку от него, — Раньян указал большим пальцем за спину, в сторону деревянной вывески с выжженным рисунком латной перчатки. — И сразу отправимся.

— До Города всего две недели пути, — отметил Грималь без всякого выражения. — Мы все-таки спешим?

— Да, — Раньян запахнул плащ, укрываясь от вечерней сырости. Зима хоть и припозднилась, после заката напоминала о скором визите. — Оружные люди всегда привлекают внимание.

— Турнир близко. Люди с оружием никого не удивят, — Грималь не спорил с хозяином, а скорее добросовестно перебирал возражения. — Но вот банда в спешке, это уже привлечет внимание.

— Она мне нужна без сторонних ушей и глаз. И как можно скорее. Слишком много времени уже потеряно. Я боюсь, что нас опередят.

Раньян помолчал, сжав рукоять кинжала.

— Много времени потеряно, — глухо повторил бретер.

Мурье сидел у борта, думая, как же ему хочется спать. И как хочется убить Люнну. Ловаг дурно переносил морские путешествия, его одновременно укачивало и усыпляло. Но долг вассала… кроме того, мелкий дворянин очень скромного происхождения имеет мало возможностей подняться. Мурье хорошо понимал, что беззаветная и верная служба дочери могущественного Вартенслебена — счастливый шанс, скорее всего первый и последний. Поэтому ловаг никогда не жаловался, всегда был начеку, стойко преодолевал трудности. И даже регулярные доносы старому герцогу составлял честно, однако с оглядкой — что чуть сгладить, а о чем следует умолчать.

Госпоже — очередная ночь развлечений. Верному слуге — бдение в страже. Таков естественный ход вещей, на который бесполезно роптать. Пантократор решил, кому в чьей семье суждено родиться, а Бога проклинать нет смысла. Остается лишь служить, день за днем, становиться незаменимым помощником, десницей высокородного повелителя… или повелительницы. Так, чтобы пришел день, когда сам возвысишься и сумеешь отведать все удовольствия, в которых было отказано прежде.

Мурье посмотрел на одежды, брошенные в беспорядке поверх досок палубы. На темное небо, которое не скоро окрасится цветами рассвета. Сегодня была особенная, редкая ночь, когда луна почти скрылась за пеленой туч, но звезды сияли необычно ярко. Астрологи изыскивали множество толкований такому феномену, но приземленный ловаг в них не верил ни на пол-ногтя.

Мурье вздохнул, сплюнул за борт, глянул в сторону каюты. Мокрые следы, идущие двойной цепочкой от носа к двери кормовой каюты на верхней палубе, все еще не высохли. Дисциплинированная команда сидела на нижней палубе, ожидая утра и сигнала к подъему.

Ловаг достал меч, выполнил несколько ударов, изобразил выпад в пустоту, представляя, что там находится голозадая лекарка. Телохранитель не мог выразить словами, но инстинктом чувствовал — от распутной лошади будут лишь неприятности. Больше всего на свете он сейчас хотел убить стерву. Ловаг постоял, чуть раскачиваясь на крепких ногах, меч подрагивал в его руках, как осиное жало.