— Прежде чем взять в руки меч, ты научишься Игре кинжала. А прежде чем показать эту Игру, я научу тебя Шагам.

Чертежник показал на больший круг, чей радиус соответствовал длине вытянутой руки ученицы плюс около метра.

— Это — Круг Жизни. Пространство длинного клинка.

Затем Фигуэредо отметил меньший круг, на пару ладоней короче вытянутой руки.

— Это — Круг Смерти, последний рубеж схватки, когда в ход наравне с оружием идут захваты, заломы, кулаки, ногти, зубы и все остальное, что подскажет тебе желание не умереть.

Чертежник поочередно указал на восемь лучей, разбегающихся из точки под ногами Елены.

— Это — Звезда Восьми Направлений. Правильное движение всегда следует вдоль правильно выбранной линии. Правильная атака должна поражать врага меж его Направлений, потому что там располагаются Уязвимости, где движение медленнее, удар слабее, равновесие более шатко.

Чертежник сделал движение. Чуть сместился в сторону, качнулся наподобие боксера, бьющего хук с левой, обозначил удар ладонью сверху вниз, словно рубил мечом. Воздух ощутимо шлепнул Елену по лицу, девушка моргнула и только после этого сообразила, что комбинацию фехтмейстера она увидела… и совершенно не осознала, настолько быстро все произошло. Сигнал прошел по нервам от глаз к мозгу, но прежде чем разбежался дальше по нейронам, все уже закончилось. Снова заныла правая рука, напоминая, с какой небрежной ловкостью и легкостью Фигуэредо сломал ее тонкой палкой. Но в то же время, прокручивая в голове комбинацию шага и удара Чертежника, Елена поняла суть идеи.

Удар она в любом случае не успела бы отбить, а тем более увернуться. Но благодаря короткому смещению в сторону действие фехтмейстера вышло максимально неудобным для мишени, и если бы тут шел бой хоть сколь-нибудь на равных, этот неудобство вполне могло бы стать пылинкой, что перевесит нужную чашу.

— Каждый шаг, каждое Положение должно строиться подобно точному чертежу, чтобы твои Направления могли поражать чужие Уязвимости.

Что ж, теперь понятно, отчего у старого фехтмейстера появилось такое необычное прозвище.

— А теперь начнем. Но прежде…

Чертежник шагнул почти вплотную к ученице, глянул пронизывающе, словно мог заглянуть в самую глубину души.

- Àrd-Ealain похоже на демона старого мира, из тех времен, когда Пантократор еще не озарил этот мир своей волей. Оно алчно и не ведает пощады. Оно требует служения и жертв. Мне ты будешь отдавать деньги. Но само Искусство бретера принимает в оплату лишь кровь. Были те, кто думал, что сумеет покинуть путь меча, но они ошибались. Даже Венсан, лучший бретер в своем поколении, не ушел от расплаты, и с него была взыскана очень высокая цена. Я спрошу последний раз — это ли путь, который ты выбираешь?

Елена вскинула голову и замерла, плотно сжав губы. Девушка думала, что хорошо скрывает чувства, но старый убийца читал лица, как раскрытые книги, он видел, что крашеная девчонка замерла на тонкой грани между Желанием и Решением. И Фигуэредо, прозванный Чертежником, терпеливо ждал, потому что такой момент случается только раз в жизни, а выбор, который предстояло совершить, настолько значим, что достоин раздумий и сомнений.

И Елена…

«Я видел сон…»

— Что, мой господин?

Герцог вскинул голову и понял, что последнюю фразу произнес вслух.

— Я видел сон, — повторил он с неожиданностью для себя. Повторил и замолк, глядя на травертиновый пол и рисунок родового герба, выложенный мелкими восьмиугольными плитками.

Управляющий замер, почтительно склонившись. Один из немногих, кому герцог доверял, настолько, что даже изредка делился сокровенными мыслями. Человек низкого сословия, возвышенный по воле господина настолько, что многие дворяне и мечтать не могли. Упитанный дядька в одежде неярких, сдержанных тонов (правитель не должен думать, что подданные роскошествуют сверх меры) терпеливо ждал, не соизволит ли патрон развить мысль. Но герцог молчал, замерев подобно статуе из фамильной галереи.

«Флесса, младшая дочь… Вот уж много месяцев как ты покинула родовой замок и живешь в столице, представляя нашу семью, ведя тайные дела»

Белая мантия тяжко свисала, давя на худые плечи с выступающими костями. Герцог знал, что со стороны это выглядит сурово и представительно, но тяжесть не давала вздохнуть, гнула к земле. Грузом прожитых лет, тяжелых решений, необходимых предательств, расчетливой жестокости. Старый владетель подумал, что уже три года не надевал доспехи, даже для конного выезда. И скорее всего, больше никогда не наденет, разве что новые, «смоляные», вполовину легче стальных. Говорили, что в Мильвессе это становится модным — броню, похожую на коричневое стекло с тканевой основой, покрывали тончайшей фольгой, чтобы казалась со стороны настоящей сталью. Добрые, прибыльные вести, потому что четверть смоляных доспехов всей Ойкумены уже делалась в мастерских Малэрсида из особой серы, что добывали на Пустошах.

«Флесса… жестокая, порывистая, властная, умная… настоящий отпрыск Вартенслебенов. Единственная, кто удержит мое наследие! Единственная ли?»

Единственная. Какое неприятное, категоричное слово. В нем горький привкус неизбежности, завершенности. Сколь грустно его произносить, даже думать. И все же… Есть ли выход?

Диабал — судебник и свод законов новой Империи — строго разграничивал вопросы наследования. Первый ребенок получает все недвижимое имущество за вычетом «женской доли». Второй обретает личное наследство матери, а также выплаты на содержание из семейной казны. Третий идет в духовное служение или — если Церковь не прельщает — может купить место в хорошем, почтенном цехе. Все остальные не получают ничего, кроме коня, оружия и титула. Поэтому, согласно новым судебникам, герцогство должна унаследовать старшая дочь.

Должна… Если бы у нее имелось желание править!

С другой стороны, если немного поколдовать с прочтением запутанных юридических формул, то можно попробовать сделать наследником Кая. Так поступали многие, апеллируя к тому, что «наследник» созвучно «первенцу», то есть речь идет не просто о первом ребенке, но о первом мальчике. Да, такое возможно.

Возможно… Если бы у Кая имелась хоть капля таланта владетеля!

Однако есть и третья сторона.

Герцогство Вартенслебен издавна жило сообразно Партидам, сводам законов Старой Империи. Ну, как бы сказать точнее… герцоги декларировали приверженность благородной старине в ущерб Диабалу. На самом деле, разумеется, как и положено хорошему правителю, Вартенслебены по необходимости совали нос в оба корыта, но сейчас репутация сторонников давних традиций может хорошо послужить. В Партидах сказано прямо, что владетельный господин, у которого за плечами не менее десяти поколений благородных предков со всеми подтверждениями знатности, может пользоваться некоторыми привилегиями сенатора. В том числе, женить и разводить детей, а также выбирать наследника личной волей, сообразно интересам фамилии. И даром, что сенат не собирался триста лет, если не больше. То, что начертано перьями законотворцев Старой Империи, крепче стали и ценнее золота.

Десять поколений у фамилии Вартенслебен имеются — слава Пантократору, который отмерял основателям рода короткие жизни. Но и здесь все непросто. Обосновать, тем более, защитить претензию будет нелегко, ведь традиционно подобной привилегией пользовались Приматоры, к коим дом Вартенслебенов пока не относился. Логично, как ни крути: старым домам — старые правила.

Да, будет непросто. Здесь окажется к месту помощь островитян, которые поддержат притязания герцога, укрепят их авторитетом настоящего старого дома и армией юристов. Но возможно. И пора бы уже начать что-то получать с негласного, тайного союза.

Или подождать?..

Флесса умна, в меру жестока, расчетлива. И уже давно играет в семейные забавы, тщательно выстраивая собственную сеть шпионов. Если начать действовать, девочка может возомнить о себе куда больше положенного. С другой стороны, дела законные творятся медленно, так что имеет смысл начать пораньше. Дабы в случае чего…