— Госпожа, — позвал сверху ловаг, дождавшись, когда расстояние между бойцами окажется достаточно велико, так, чтобы не отвлечь женщину в момент опасности. — Ваша победа неоспорима, кровь пущена. Дозвольте нам закончить!

Тюремщик поиграл кнутом, молясь, чтобы высокородная дура согласилась. То, что бабе сейчас расколют голову как старое корыто или вспорют брюхо — и хрен бы с ней, но ведь приличных людей за собой в могилу потащит, коза дурная!

Флесса не ответила, сберегая дыхание. А еще — не желая нарушить великолепие момента. Теперь она понимала, что влечет рыцарей в бой снова и снова, откуда это пристрастие к смертоубийству. Страх смешался с азартом, разлился по жилам, даря восхитительные переживания на грани жизни. Ее могли убить, ее почти убили, ее могут убить и сейчас. И все равно, Флесса аусф Вартенслебен превзойдет врага. Потому что быстрее, умнее и жестче! Потому что она лучше!

— Поганая… мразь… — выдохнул бандит, и это были первые слова, что он вымолвил с начала поединка. — Грязная шлюха с фруктовым ножиком.

Рана была не опасна, однако с каждым шагом поединщик терял кровь, а вместе с ней и силу. С хорошим лекарем, да еще бы отлежаться — шансы выжить неплохие. Но достаточно было одного взгляда в глаза гибкой сильной женщины с хищным взглядом гиены, чтобы не ждать ни лекаря, ни покоя.

Они встали друг против друга, жестко, оба смертельно уставшие, не в силах маневрировать. Рваные холщовые штаны на арестанте вымокли и покраснели как фартук мясника. Флесса хватала воздух раскрытым ртом, молясь, чтобы хватило дыхания. Дуэлянты обменялись еще несколькими ударами. Бандит перехватил рукоять двумя руками, попробовал прием с выносом клинка высоко вверх и в сторону, но в итоге просто рубанул широко и сильно. Флесса неосторожно парировала, и кисть онемела от жесткого сотрясения. Женщина не удержалась от гримасы, и ободренный злодей ударил снова. Не успевая отступить, не имея возможности «слить» вражеский меч, Флесса опять отбила прямо и безыскусно, на сей раз, подпирая обух тесака левым плечом. При этом она едва не насадилась на собственный кинжал, однако прием удался. Вражеский тесак хрупнул, глубокая трещина пробежала по стальной поверхности, как не переломился клинок, осталось загадкой безвестного кузнеца.

— З-заканчивай, тварь, — прохрипел уголовник, бессильно уронив руку с мечом. Левой он зажал рану, не в силах остановить струйки алой жидкости.

Это было прекрасно сыграно, Флесса почти поверила. Но бретер, который учил ее, честно отрабатывал золото Вартенслебенов. Помимо чистого фехтмейстерства он открыл ученице некоторые приемы уличной схватки, которым не обучают юных дев. А заодно поведал не столь уж давнюю — и семи лет не прошло — но уже ставшую легендой историю дуэли между пятым сыном Пиэвиелльэ, блестящим фехтовальщиком на саблях, и неким бретером по имени Раньян, которого, несмотря на молодость, в ту пору уже называли преемником Лунного Жнеца. Причем бретер рассказал обе версии легенды, и придуманную семьей покойного, и другую, настоящую, что передавали друг другу мастера меча.

Та история назидательно раскрывала, с какой легкостью победа оборачивается поражением, так что Флесса удвоила внимание. Крепче сжала рукоять, обтянутую жесткой кожей, почувствовала даже сквозь перчатку стежки крепкой нити. Сделала два шага назад и замерла в классической стойке, прижав локоть к боку, чтобы меньше нагружать уставшую руку. Поняв, что его последний ход разгадан и предупрежден, уголовник застонал, теперь уж непритворно. И ринулся в последнюю атаку. Тюремщик заорал, раскручивая кнут, ловаг тоже завопил, напрягая мышцы для прыжка в бассейн. Бандит плеснул в лицо женщине пригоршню крови, в то же время, занося меч. Перехватил рукоять над головой уже двумя руками и ударил, сверху вниз, выкладываясь без остатка.

Окажись здесь живописец или даже скульптор, он вдохновился бы зрелищем и возможно, после долгих трудов, создал шедевр, потому что в эти мгновения уголовник был по-своему прекрасен. Яркий свет волшебной лампы высветил каждую черточку напряженного тела, идеально обрисовал игрой тени мышцы, видимые сквозь рваную одежду. Превратил грязную физиономию бесчестного убийцы в маску человека, бросившего вызов судьбе. Бандит, чье имя давно забылось под грузом кличек, достиг совершенства в тот миг, когда все его упрямство, жажда жизни, ненависть, силы, бойцовские навыки — все полыхнуло огнем чистого, запредельного усилия.

Парирование Флессы вызвало бы одобрительный кивок у любого фехтмейстера. Оно вышло безукоризненно грамотным — классический «слив» вражеского клинка по своему, когда вместо жесткого блока сила вражеского удара направляется в сторону, подобно струе воды в отводном желобе. А затем — возврат в прежнюю позицию и быстрый шаг вперед с уколом в шею, под кадык. Флесса понимала, что даже убитый, в сущности, противник по-прежнему тяжелее и сильнее ее, так что не стала пытаться удержать его «на клинке». Почувствовав, поймав тот момент, когда тесак дрогнул в руке, разрезая плоть, женщина выпустила рукоять и плавно скользнула в сторону. Шаги ее были легкими, силы, казалось, вливались в утомленное тело, как вода из родника в пустой мех. Душа пела, наслаждаясь победой.

Два шага в сторону, кинжал уже наготове, полуповорот… Как раз, чтобы заметить, как длинный меч ловага разрубает голову павшего на четвереньки уголовника. Ну что ж, надо отметить, вмешательство получилось своевременным, ни раньше, ни позже чем следовало. Флесса закрыла глаза, постаралась успокоить дыхание, вспоминая непередаваемое ощущение, когда изогнутая сталь встретила сопротивление, упершись в шею мертвеца, как преодолела его, проникая в ямку чуть выше ключиц, туда, где скрыт пучок кровеносных жил и любая рана смертельна.

Тюремщик прыгал наверху, орал уже в голос, изрыгал богохульства, не смущаясь присутствия сразу двух особ «с родословными». Но его вопли не задевали, а только приятно контрастировали с уходящим жаром боя. Флесса, по-прежнему не открывая глаз, мотнула головой, думая, что двадцатилетие определенно удалось. Будет еще время пира с участием юных гостей из хороших фамилий. Чинный банкет непременно затянется и перейдет в веселое непотребство, что продлится до самого утра. И это славно!

Но здесь еще не все закончено.

— Мне нужна ванна, — приказала она, точно зная, что все приготовления уже выполнены.

Тюремщик шумно возился, спуская лестницу. Телохранитель галантно подал руку, помогая взойти на первую ступеньку.

— Ванна, одежда, — сказала Флесса, расстегивая на ходу воротник бойцовской куртки. — И особая услуга, как договаривались.

— Разумеется, все будет исполнено в лучшем виде, — отдувался тюремщик, готовый, если понадобится, лично исполнить все пожелания гостьи.

Покойник лежал на каменном столе, нагой как в момент выхода из материнской утробы. Тело успели обмыть, так что бледный мертвец не осквернял каменный стол пятнами грязи. Когда-то за плитой из белого мрамора с черно-серыми прожилками вкушали изысканные яства бономы Старой Империи. Теперь здесь оказывали особые услуги, устраивая анатомические представления для лекарей, Демиургов и богатых посетителей, чья любознательность подкреплялась платежеспособностью.

Сегодня зал труповскрытия принадлежал только ей, Флессе Вартенслебен. И мертвецу, на которого она пожелала взглянуть всесторонне. Женщина смыла пот, заменила стеганую защиту на более приличествующие одеяния, однако жар минувшей схватки все не унимался, он расходился по жилам, покалывал кончики пальцев, отзывался тревожным гулом крови в низу живота.

— Сколько еще я буду ждать? — поджала она губу.

Тюремщик рассыпался в извинениях, обещая, что лекарь, он же квалифицированный анатом, вот-вот будет здесь. Тюрьма есть тюрьма, понимаете ли, здесь умирают люди, иногда совершенно внезапно. А интерес владетельной госпожи, разумеется, достоин удовлетворить только наилучший, самый грамотный мастер, который вскроет покойника легко и нежно, как родного брата.