Но я также пойму, что люблю нежность, ощущение дома, семьи и поддержки, отчаянно нуждаюсь в этом. А вот с этим как раз у нас будет напряженка – я надеюсь, временная.
Зря я что ли «Дом-2» когда-то на больничном смотрел? Построй свою любовь, и вот это вот все.
– Похоже на Бромптон, – Артур выпрямился, и я наконец смог вдохнуть свободно. Он потянулся к телефону. – Сейчас покажу, делал фотки прошлой весной, один в один почти.
На заставке телефона у него стояло изображение кота. Злобно прищуренная черная туча с ушами-кисточками и длиннющей шерстью.
– Опасный зверь, – заметил я.
– Это Харон, он добродушный, – отмахнулся Артур.
Добродушным Харон может показаться разве что по сравнению с разъяренной бойцовской собакой. Он ненавидит всех, кроме Артура, бросается под ноги, царапается, когда я или Вик пытаемся подойти к лотку или к миске, шипит в любой непонятной ситуации и даже просто так, чтобы показать всю степень своего морального страдания. Харон явно считает, что мы с Виком лишние на этом празднике жизни и они с Артуром – вот та самая ячейка общества, которая достойна стать счастливой. Просто глупые двуногие никак не дотумкают.
В общем, Харон, как и я, изо всех сил борется за свое счастье.
Исчадье ада.
Артур как раз показывал мне фото старой части Бромптона – пейзаж и правда был похож на тот, что наколот у меня на руке, – когда дверь открылась и вошел Вик.
Я мгновенно напрягся, как будто меня поймали с поличным. Мы с Артуром действительно выглядели, наверное, странно: я сидел в его кресле, он наклонился и держал в руке телефон перед моим лицом. Приблизился при этом Артур почти вплотную ко мне – когда-то я читал, что так, нарушением территории, животные демонстрируют доминирование.
От этой беспардонности у меня мурашки бегали по коже. В любой другой ситуации я поспешил бы отодвинуться, но сейчас почему-то кайфовал от положения, которое вдруг стало казаться уязвимым, подчиненным.
Увидев стоящего на пороге Вика, Артур выпрямился. Скрестил руки на груди.
– У тебя документы неправильно составлены, Вить. По ним тут все что угодно можно спереть, и никому ничего за это не будет.
Ну ничего себе заявочки!
Да если бы мне кто-то сказал, что я неправильно работаю, я бы… Ну, наверное, на свой счет бы это не воспринял, все-таки я не начальник отдела, я просто делаю то, что мне говорят.
А вот мой шеф, если бы такое услышал… Ох, он бы разошелся.
Вик сжал челюсть, мне показалось, что я даже с такого расстояния услышал, как скрипнули его зубы.
– А ты пока в своем Оксфорде сидел, работать на практике не разучился? – спросил Вик наконец.
Ого! И это диалог коллег? Больше похоже на выяснение отношений в подворотне, где главный вопрос «Закурить есть?»
– Как видишь, нет, – ответил Артур.
Лица его я не видел, только Вика, и мне казалось, что воздух в комнате сгустился до такой степени, что хоть топор вешай, не упадет.
– Я уже полчаса жду кого-то из сисадминов, – рявкнул Вик, посмотрев на меня. – Мне нужно работать, а я не могу ни одного сообщения прочитать. Ни ответа ни привета, трубку хоть бы кто взял.
Я вскочил от испуга, но тут же заставил себя сесть на место. К лицу и к ушам прилила краска.
– Прошу прощения, Георгий Степанович сегодня вне офиса, а у Коли сессия… Я сейчас… пять минут… – я бросил отчаянный взгляд на монитор, где упрямый ползунок перезагрузки системы завис на середине. – Пятнадцать, – поправился я, отбросив лишний оптимизм. – Нужно дождаться, пока процесс завершится.
Вик поднял взгляд на Артура, замер, и у меня сложилось ощущение, что они о чем-то без слов поговорили.
– Гоша пока помогает мне обустроиться, – сказал Артур мягко и положил ладонь мне на плечо. Легко, как будто бабочка прикоснулась, а затем сжал, так что я дернулся от неожиданности. – У тебя красивые татуировки. А это что, Биг-Бен на левом предплечье?
Я закатал рукав повыше, и Артур тут же дотронулся до выбитого на моей коже циферблата. Странный, вот все ему надо потрогать, как будто он живет на ощупь, а зрение – это так, дело десятое. По кладбищу моему пальцами водил, теперь вот по Биг-Бену.
Наверное, надо это прекратить, просто неприлично уже: сижу тут, расставив ноги, и позволяю наклонившемуся надо мной Артуру трогать мою кожу, водить по ней пальцами, сжимать плечо. Это же явно уже выходит за рамки, мы не любовники и даже не друзья, я его вообще впервые увидел час назад!
Артур, кажется, наслаждался происходящим: провел подушечками пальцев от запястья до локтевого сгиба, дотронулся до закатанного рукава толстовки, пытаясь поднять его еще выше, там, где продолжается мелкая вязь надписи. Что-то длинное и на латыни, я, по правде сказать, забыл, что этот набор слов значит. Артур выглядел любопытным, сытым. Он будто чувствовал мое смущение и беспомощность, упивался ими.
Мое восприятие как будто раздвоилось: с одной стороны, мне было некомфортно из-за близости Артура и его прикосновений, с другой – он не делал ничего такого, из-за чего стоило бы психовать и бить морду.
Члену, правда, было по фигу на растерявшееся восприятие: он стоял по стойке смирно, и я надеялся, что, пока я сижу, это хотя бы не слишком заметно.
Когда Вик вышел, хлопнув дверью, Артур выпрямился и снова отошел к окну. Как будто ничего и не было.
А ты, Гоша, сиди опять как дурак, и думай, что произошло и произошло ли вообще хоть что-то.
***
Вик теперь переселился в кабинет на два этажа выше того, где сидели юристы. Меня потряхивало, когда я вышел из лифта и направился к нему. Нервы были в раздрае, состояние – непонятное. Напьюсь сегодня. И напишу кому-нибудь. Потрахаюсь наконец.
И вообще попробую уже найти себе кого-нибудь… слово «отношения» произносить даже про себя было страшновато, но хотелось мне именно этого.
А то мерещится уже черти что на работе, куда это годится? Этак мне скоро будет казаться, что со мной шеф заигрывает, а ему вообще-то за пятьдесят, он глубоко женат и бесповоротно гетеросексуален.
– Привет, хм… Вик, – я откашлялся. Было бы проще, если бы Вика нужно было называть по имени и отчеству, но он с самого начала попросил – на ты и Вик. Ему так было удобнее, не только со мной, как я сначала понадеялся, а со всеми вообще. – Покажи, пожалуйста, что у тебя сломалось.
Кабинет у Вика теперь был небольшой, но тоже светлый, и сидел он тут один. В приемной, которая примыкала к кабинету, работали эйчар 2и еще парень, которого я не знал. Из-за тонкой стеклянной двери я слышал приглушенный женский голос, который уговаривал кого-то прийти на собеседование.
– Почта, – сказал Вик и встал. – Мне не приходят письма.
И ты, конечно, ничего не нажимал?
– Разберемся, – попытался я непринужденно улыбнуться.
На Вике был тот же джемпер сливочного цвета, что и в нашу прошлую встречу, и я не мог избавиться от воспоминаний о том, какой он мягкий на ощупь, какая кожа Вика под ним гладкая, и как черные волоски на груди, которые я чувствовал только пальцами, наверняка выделялись бы на ней тонкими мазками, если бы мне повезло увидеть Вика без одежды. На языке ощущался вкус его кожи, щеками я чувствовал колкость щетины…
Так. Стоп. Надо себе кого-то найти. Боже, скорее бы домой, хоть порнушку посмотреть и немного пар сбросить. Сил уже никаких нет.
– Сейчас хочешь? – спросил Вик, приблизившись ко мне вплотную.
– Чего?
Вик дернул плечом, как будто приглашал меня покурить на балкон. Сам, мол, знаешь.
Я не знал. В горле пересохло, я отступил на шаг и уперся спиной в дверь.
Вик шагнул еще вперед, так что теперь я мог бы пересчитать его ресницы, если бы такая ерунда пришла мне в голову. Он был немного ниже меня, всего на полголовы, но намного мощнее, шире в плечах и крупнее в кости. Вик серьезно сказал, глядя мне в глаза:
– Ты если не хочешь – только скажи.
Да сейчас! Вот же… умеет вопрос правильно сформулировать. Если бы он спросил, хочу ли я трахнуться здесь и сейчас, я бы сказал «нет». Я хочу там, где есть кровать, и не на ходу, и не раз. Но как я, интересно, могу сказать, что не хочу вообще, в принципе?