– Как звать-то тебя, красавица? – зачарованно спросил казак, разглядывая кольцо, сияющее в лунном свете.

– Марья, – отвечает та.

– Ты, чай, замёрзла? – замотал головой казак, пытаясь согнать наваждение. – Щас одеялкой тебя укутаю, у меня там, в телеге… А то ты в одном платье, а ночь холодная…

А девица смеётся. И вдруг понимает казак, что что-то не так в ней. Каким-то красноватым отливом светятся глаза. Взгляд немигающий. И смех её странный, неживой. И тут будто пелена спала с глаз Ильи.

– Господи, спаси и сохрани… – залепетал казак со страхом. И кольцо пытается с пальца снять. А оно не снимается. – Изыди, нечисть!.. Христом Богом прошу! – кричит казак, осеняя себя и девицу крестом православным, и видит, как гримаса боли изуродовала её лицо.

– Зря ты так, – стонет девица и руки к казаку тянет. – Я ведь с тобой по-хорошему хотела…

А Илья знай одно лепечет с жуткого страху:

– Спаси, Господи! Изыди, нечисть!..

Вспомнил про нательный крестик на шее. Схватился за него так, что крестик в руке и остался вместе со шнурком.

– Изыди!.. – кричит на существо в саване со страшной гримасой вместо лица и крестик перед собой держит.

Опустила девица руки. И вещает нечеловеческим голосом:

– Теперь ты пожалеешь, Илья!.. – и завыла, словно зверь какой, и скрылась в облаке восставшего тумана.

И видит казак перед собой вместо девицы большого белого волка и ещё сильнее крестится. От страха зажмурил глаза и про ружьё своё забыл. И вдруг – тишина. Ни птица ночная не кричит, ни филин не ухает, ни волк не воет. Когда открыл глаза Илья, видит: только плотный белый туман вместо волка и девицы по земле стелется. Вихрем сорвался с места Илья и, кажется, в один миг пробежал две версты до дома. Заперся в хате, только тогда и смог разжать ладонь, в которой держал православный крестик. Глядит, а на безымянном пальце кольцо…

До утра не сомкнул казак глаз, сидел в углу под иконкой с шашкой в одной руке, с православным крестиком в другой. Сидел и смотрел на злополучное кольцо, которое будто вросло в палец до боли. Всё твердил, пока петухи не запели: «Оставь меня, ведьма! Оставь меня…»

Бандит вернулся утром в мыле, с побитыми ногами и остатками порванной упряжи. Завёл его Илья в сарай, промыл раны керосином, дал воды и овса. А конь есть отказывается, шарахается от хозяина, со страхом косит глазом на руку с кольцом.

Весь день Илья не выходил из хаты, не отпирал окон и дверей. Весь день пытался снять с пальца окаянный подарок ведьмы. И тёр мылом руку, и опускал в масло палец, и пытался просунуть под кольцо нитку шёлковую – всё напрасно. Под конец дня решился точить кольцо рашпилем. Но хоть по виду казалось оно золотым, даже царапин на нём не оставалось от грубого острого металла. Всё нипочём. Понял казак, что заколдовано это кольцо. Посмотрел в окно, а на улице уже смеркается.

Страшась наступления ночи, решил Илья напиться до беспамятства. Поставил на стол бутыль самогона, шмальнул шашкой добрый ломоть сала от засоленного куска, отломил хлеба чёрного. И стал пить. Одну чарку за другой. И вроде бы и пьянеть начал, но потом чем больше пил, тем трезвее становился. А время уж к ночи клонилось.

Подошёл к окну Илья, глянул через край занавески на улицу. Солнце уж скрылось за горизонтом. В пепельно-розовом небе появились первые звёзды. Береговой камыш, поле и степь купаются в серебристом мареве – это Дон-батюшка парит вечерним туманом. За хутором у поворота на шлях видна остроугольная верхушка часовни с крестом, а за ней на возвышении погост с крестами да старыми вербами. Ночь уж скоро. Как быть-то? Вдруг нечистая явится? Нет, не посмеет ведьма на хутор сунуться! Люди тут. Между хутором и погостом часовня стоит с крестом православным и иконами. А от всякой нечисти у развилки дорог большой деревянный крест поклонный ещё дедами поставлен. Не посмеет ведьма явиться!

Такие думы одолевали казака. А за окном сгущались сумерки.

Слышит казак, как на улице его хуторские товарищи с молодыми казачками на несколько голосов выводят звонкую лихую песню. Открыл Илья окно поглядеть. А товарищи его кличут:

– Что сидишь бирюком, Илья? Выходи на игрище! Костёр будем палить! В переглядки с девками играть! Весело будет!

Посмотрел на кольцо на пальце Илья и отвечает:

– Благодарствуйте! Занемог я нынче что-то, братки. Устал.

А девчата его зовут:

– Мы до зари гулять будем. Вылечим твою усталость! Чего одному куковать? Айда с нами!

«И то правда!» – решился казак.

– Ладно, – говорит, – сейчас выйду.

Но лишь успел Илья дверь на улицу распахнуть, как вдруг откуда ни возьмись поднялся сильный ветер, и над крышей почернело небо. А рядом с хатой ударила в землю сухая молния, и по округе разнеслись громовые перекаты – будто небо раскололось. За громом расслышал Илья женские визги. Хлынул дождь. Глядит казак, разбежались его товарищи и товарки.

«Надо же! – удивился Илья. – Ничего не предвещало грозы! Придётся в хате ночь пересиживать. Ну, не страшно. Казак я или не казак?! У меня и шашка, и свечи церковные есть! И икона».

Воротился казак в хату, дверь на засов запер. Зажёг свечи, что в чулане нашёл, расставил их по углам и у окон и стал молиться перед иконой, прося защиты, и чтобы кольцо это окаянное с пальца снять! К каждому шороху, к еле слышному потрескиванию свечи прислушивался.

Стук в дверь заставил Илью схватиться за шашку.

– Кого там принесло на ночь глядя? – крикнул Илья.

И слышит голос соседа:

– Это дед Митяй! Чего дверь на засове держишь? Отворяй! Сыро тут.

Обрадовался живой душе Илья, отворил дверь и спрашивает:

– Ты один, дед Митяй?

– Да один, один… А ты ждёшь кого-то? Или опасаешься кого? – Сосед прошёл в хату, стряхивая с фуражки капли дождя, осмотрелся и спрашивает: – А чегой-то у тебя, словно в церкви, свечей понаставлено?

И хитро так смотрит, прищурившись, будто знает чего.

– Да оно как-то боязно в грозу-то. Хотя кого мне опасаться? – отвечает Илья, отводя взгляд.

– Значит, грозы боишься? Ну, тебе виднее… – усмехается дед Митяй и крестится на икону в углу. – Да, льёт-то нынче с небес! И гремит, будто Господь гневается на нас грешных!

– Может, и гневается! – неуверенно говорит Илья и приглашает соседа к столу.

Дед Митяй садится за стол и снова так хитро щурится, спрашивает:

– Не помешал? Гляжу, ты гостей поджидаешь?

Куда деваться Илье, а правду сказать боязно – не поверит дед. Илья и говорит:

– Да хотел покутить с казаками этой ночью. А тут гроза, не ко времени! Вот ты и будь моим гостем, дед Митяй!

Налил дед Митяй самогона в две чарки, положил кусок сала на хлеб, сверху лучком присыпал, причмокнул от удовольствия и произнёс:

– Любо, коли так! Давай выпьем по-соседски!

Илья чарку полную взял.

– За что выпьем?

А дед Митяй, подумавши, отвечает:

– За родителей твоих усопших. Царствие им небесное!

– Земля вам пухом, батюшка и матушка! – говорит Илья и залпом выпивает чарку.

Дед Митяй после чарки закусывает и начинает рассказывать:

– А я ведь знавал твоих родителей хорошо. Помню ещё, как ты на свет появился, Илюшка, мы с батькой твоим вместе в походе турка рубили!.. Лихой был казак, твой батька. Жаль, рано сгинул от турецкой пули. Тогда тебе только десятый годок шёл. И мамку твою вдову Дарью-красавишну помню молодой. Женихались к ней наши хуторские. Да всё зря. Любила твоего батьку, и никто ей больше был не нужен. Жаль, тоже не по годам рано ушла. Тебе тогда двадцать годков стукнуло. Не спутал я чего?

– Не спутал. В позапрошлом лете схоронил я мамку на погосте, – говорит Илья, а сам на деда смотрит с вопросом.

– Да-а… Я что заглянул-то, Илюша… – будто вспомнил чего дед Митяй и замолчал, глядя в сторону окна.

Молчит дед Митяй, о чём-то думает, а молодого казака одолевают всякие тревожные мысли. Наконец не выдержал Илья:

– Так ты чего пришёл-то, дед? – спрашивает.

Очнулся от задумчивости дед Митяй, серьёзно так посмотрел на Илью и говорит: