Рауль встряхнул головой, уверенный, что сон продолжается, потому что в кресле у его постели сидела Мэри. Тусклый свет камина едва очерчивал ее фигуру, но ошибиться он не мог.

-Вы кричали,- сказала она.- Я испугалась. С вами теперь все в порядке?

Он машинально кивнул и разжал стиснутые пальцы.

- Мне приснился кошмар,- объяснил он.- Простите, что я вас разбудил, мне казалось, что ваша комната далеко от моей.

- Не настолько далеко, - тихо сказала Мэри.- Я всегда слышу, когда вы не спите. Вы часто кричите.

- Простите,- покачал он головой.- После ранения мне постоянно снятся кошмары, не знаю уж почему. Завтра я прикажу приготовить для вас другую комнату, более спокойную. Я сейчас провожу вас. Простите меня.

- Не надо, - еще тише сказала она. – Я сама доберусь до своей комнаты. Спите, Рауль. Я вам снилась.

И, наклонившись, поцеловала его в лоб и беззвучно скользнула за дверь.

Второй раз он проснулся, когда солнце было уже высоко. События минувшей ночи казались сном. Он медленно оделся и вышел на улицу, все еще размышляя над тем, что произошло.

С той минуты, как ледяным февральским утром Рауль сумел самостоятельно дойти до порога своей спальни, отец и де Гиш, которые всегда относились друг к другу прохладно и слегка настороженно, казалось, заключили союз, единственной целью которого было найти как можно лучшие развлечения для Рауля.

Неугомонный де Гиш, отлученный от двора и своей принцессы, придумывал новые и новые забавы, отец с готовностью соглашался на них, чем немало пугал виконта, который привык к совершенно другому обхождению.

Единственный человек, который получал удовольствие от всех затей, был Себастьен, который наконец-то начал смеяться в полный голос и перестал прятаться.

Веселиться Бражелону не хотелось совершенно, но отказаться было невозможно – при взгляде на белоснежные теперь волосы отца его охватывало невыносимое чувство вины. Де Гиш же много и охотно смеялся днем, но порой выходил к завтраку совершенно бледный от бессонной ночи. Рауль знал, что тяготит друга отнюдь не погибшая карьера. Сам он был до неприличного спокоен – пережитая боль физическая почти вытеснила из памяти боль душевную. Иногда он вспоминал Луизу, как вспоминают любимую в детстве сказку – светло и печально. Если бы не постоянные ночные кошмары, можно было бы сказать, что он совершенно исцелился.

Поэтому когда месяц назад де Гиш радостно объявил, что на именины Рауля (которые тот не справлял последние десять лет, о чем де Гиш был прекрасно осведомлен) приедут пятнадцать человек включая не только старых армейских товарищей но и герцога Бэкингема, а отец немедленно приказал привести в порядок комнаты для гостей, Рауль только вздохнул и понадеялся, что грядущие торжества понравятся Себастьену – должен же быть хоть кто-то счастлив в этом доме. Сам он с большим удовольствием провел бы время с книгой в библиотеке.

Через какое-то время стало известно, что герцог не желает ехать до Блуа в компании одних только слуг и собирает себе в попутчики людей, которые виконту знакомы и приятны. Как сказал Бэкингем, англичане во Франции должны держаться большой группой – на всякий случай.

Так и получилось, что в конце мая в Бражелон нагрянула большая компания англичан и французов. Празднование было пышным и длилось неделю, часть гостей осталась еще на несколько дней.

Мэри нашлась в саду в компании де Гиша и мадам дю Бельер. Она улыбалась, но Рауль заметил темные круги вокруг ее глаз и излишнюю плавность движений.

- Мадмуазель,- поклонился он. – Я планирую небольшую прогулку по окрестностям. Окажите мне честь быть моей спутницей.

Она молча склонилась в поклоне.

- Далеко ли вы собрались? – де Гиш улыбался так, как будто наступило Рождество.

- До часовни и обратно, - холодно ответил Рауль, помогая Мэри сесть в седло.

- Эта прогулка весьма кстати, - заметила Мэри. – Я только что говорила господину де Гишу и сестре, что завтра я уеду домой, поэтому буду рада попрощаться с окрестностями.

- Тогда поедем дальней дорогой, - решил Рауль.

Они ехали молча, но как только замок скрылся из виду, Рауль повернулся к спутнице.

- Так вы уезжаете? Еще вчера вы не помышляли об отъезде.

- Что ж, все когда-то заканчивается, как закончились и эти золотые французские дни. Пора возвращаться в английский туман и хандру.

Он осадил коня.

- Простите меня за мое поведение. Я не должен был этого допускать.

- Вам не за что извиняться - никто не властен над своими снами.

- Да, но вы провели ночь в моей спальне.

Мэри покраснела.

- Это звучит куда более постыдно, чем было на самом деле. Я хотела уйти сразу же после того как вы успокоились, но…

- Но я не отпустил вас.

- Оставим этот разговор, сударь. Завтра я покину Францию и, наверное, навсегда.

Он посмотрел ей в глаза. Она снова покраснела, но взгляд не отвела.

- Неужели я настолько вам не безразличен?

- Неужели не понятно?!- почти выкрикнула она.

- Мэри, прошу вас, говорите прямо как тогда, в Лондоне, потому что я не обладаю достаточной проницательностью, особенно в разговоре с женщинами.

Она выпрямилась и почти надменно вздернула подбородок.

- Говорить прямо? Что ж извольте. Я сказала, что люблю вас. Я примчалась во Францию, едва узнав о том, что произошло с вами. Господи благослови графа де Гиша, писавшего мне такие подробные письма о вашем состоянии и герцога Бэкингема, который решил навестить вас лично и предложил мне свою компанию. Вы не любили меня тогда в Лондоне, я знаю, что ничего не изменилось за этот год. Вы поступили как мужчина, но я, я поступила как влюбленная женщина. Однако еще есть время все исправить - я уеду домой, король найдет мне жениха, который обвенчается и будет делить постель не со мной, а с моим титулом или, скорее всего, с милостью короля. Мне придется стать верной женой и выкинуть вас из памяти и мыслей. И я сделаю это, потому что иначе не смогу уважать себя. Вот и все, а теперь побеседуйте со мной о каких-нибудь милых пустяках и забудем все то, что я наговорила и особенно - то, что я сделала.

- О милых пустяках? После того, что вы сказали и особенно после того, что вы для меня сделали, вести с вами ничего не значащую светскую болтовню?.. Хорошего же вы обо мне мнения!

- Сударь…

- Мэри, выслушайте меня, - сказал он, чувствуя, что летит с горы.- Не буду оскорблять вас ложью - я не предлагаю вам любви, я не испытаю ее больше ни к одной женщине на свете, но я обещаю вам самую искреннюю дружбу какая только возможна между мужчиной и женщиной. Я предлагаю вам союз, основанный на уважении и признательности и, клянусь, я постараюсь стать достойным хотя бы части той любви, которую вы ко мне испытываете. Увы, я не лучшая партия, вы достойны куда большего, но обещаю, что венчаться и ложиться в постель буду именно с вами. Мне не нужен ваш титул, я обойдусь без королевских милостей. Просто держите меня за руку и отгоняйте дурные сны, большего я не прошу.

Он замолчал, страшась тех слов, которые услышит в ответ. Мэри тоже молчала, теребя в пальцах стебелек мяты.

- Вы делаете мне предложение, сударь? – наконец спросила она.

- Да.

- И вы обещаете заботиться обо мне? Уважать не только на словах, но и в делах?

- Всегда.

- Если вы говорите, значит, так и будет. Я верю вам, я отвечаю да. Я сделаю все, что бы вы были счастливы. Вот моя рука, сударь, мое сердце давно уже принадлежит вам.

И отвернувшись, внезапно всхлипнула.

- Что вами, мадмуазель?

- Я… я сняла его. Оставила в комнате. Никогда не снимала, а сейчас…

- О чем вы?

- Об алмазе, который должна была вам вернуть, если вы решите жениться во Франции…

- Он не стоит ваших слез, - искренне сказал Рауль, подавая ей платок.

Он поцеловал ее руку, думая о том, что иногда уважение и желание защитить стоят куда больше чем любовь, которой уже никогда не будет.

VIII