Тотчас водяные столбы ринулись вниз, разламываясь в полёте, пробивая и круша флотилию Стародума.

– А старик нам поднасрал, – задумчиво произнёс рив.

Дивии люди за его спиной грязно выругались. Чуд смеялся.

– Выпустить голубей, – распорядился рив. – Всех.

Чуд перестал смеяться.

– Но ведь они нужны нам, чтобы вернуться домой.

Рив хмуро посмотрел на него.

Чуд заплакал.

Крылатая сизо-белая туча ринулась к Храмовым скалам. Шаровые молнии среагировали незамедлительно. Когда их рой сталкивался с птицами, мелькала короткая вспышка. Главное, после столкновения с живой плотью, молния испепеляла её без остатка, но и погибала сама. На досягаемую движущуюся цель одновременно реагировали десятки беловато-жёлтых шаров. Полторы тысячи сизарей ценой своей жизни расчистили от молний целый сектор.

– Налечь на вёсла! – выкрикнул Стародум. – Курс на брешь!

Лодки ринулись в образовавшийся проход. Самым крайним судам горько доставалось от молний, находившихся дальше того сектора, куда выпустили голубей. Но те, что были ближе к центру, благополучно миновали защитный кордон Храма.

Скоро из кораблей на сушу потянулся густой поток самых разных существ.

Рив вышел в числе последних. Он видел всё происходящее словно замедленным, а звуки доносились, как из бочки. Дыхание перехватило. Рив ступал по каменистому берегу нетвёрдым шагом. Кругом кипела схватка. Храмовники сошлись с чудищами, которых привёл Стародум. Раздавались крики и лязг железа. Загорались и гасли белые всполохи храмовой магии. Над головой с глухим треском рвались шаровые молнии. Стародум наклонился и загрёб пригоршню мелкого острого камня, а потом медленно высыпал всё назад. В ушах стоял тихий противный звон. Но стоило риву повстречаться с широкоплечим дьячком, вооружённым кривой тарганской саблей, как силы и самообладание тотчас вернулись. Стародум рубанул наискось, обманным финтом ушёл в сторону и, припав на одно колено, пронзил храмовника снизу. И в тот же миг на него словно обрушился шум сечи и рёв чудовищ. Он ощутил себя здесь и сейчас, и время пошло своим чередом.

Рывок вперёд, удар мечом, один, другой, перекат и удар назад не глядя. Глухое падение мёртвого тела. Ворвавшись прямо в центр толпы стриженных под горшок послушников, рив очертил мечом широкую дугу, а потом раскрутил его так, что сталь почти перестала быть заметна под брызгами крови, падающими телами и взлетающими вверх конечностями.

– Пленных не брать! Никого не щадить! – ревел Стародум.

Тотчас его одобрительно подхватили одноногие и одноглазые разбойники дивии люди и весело ринулись громить высокие галереи.

Битва постепенно переползала на центральную площадь и растекалась по окрестным домам. С нескольких часовен, что стояли на рубеже пирса, дивии люди сбросили купола. Шустрые белые, как снег, чуды соорудили стенобитные орудия. И пока дивии люди безо всякого порядка крушили ими всё, что попадалось под руку, чуды принялись собирать камнемёты, самострелы и другие осадные машины.

В небе кружили летучие змеи. От их огня плавились скалы, в которых был вытесан Великий Храм.

– И доколе вечно и неприступно стоять Великому Храму, дотоле нерушим буде свет истинной веры, – прошептал уграстый послушник, с ужасом наблюдая, как под силой дедеровского огня вниз катится купол одной из семи башен главного храма. А через миг на него сзади набросилось мохнатое шестилапое существо и вонзило скорпионье жало прямо в темя.

Из башен и бойниц ритмично вырывались пучки света – это рытники сосредоточились на главной опасности: летучих змеях. Смертоносные лучи исходили из ладоней сторожевых псов Храмовых скал и разрывали бестий в клочья. При этом раздавался оглушительный треск, и змеи взрывались, разнося в крошево всё в радиусе пятнадцати локтей.

Спустя какое-то время, на храмовый остров прорвались чудовища ещё с трёх направлений. Небо вспыхнуло белым – это бестии, не щадя жизни, прорывались сквозь заслон из шаровых молний.

Армия рива осадила Храмовые скалы со всех сторон. Пирс и прибрежные улочки, в которых в основном обитала чернь, были разграблены и разрушены до основания. Всюду пылали пожары. Но предместья от центральных площадей отделяла толстая стена детинца – именно там, за каменным кордоном, валом и сторожевыми башнями, находилось всё самое важное в Храмовых скалах, в том числе и сам главный храм, и казематы, в коих держали Азаря.

Дубовые ворота детинца были накрепко заперты, а у каждой бойницы сидел либо лучник, либо какой-нибудь рытник самых первых ступеней посвящения. Те, что были рангом выше, на сторожевых башнях пытались разобраться с летучими змеями.

Рив уверенно шёл вдоль кордонов. Всё происходящее его будто не касалось. Он спешил, почти бежал. Остановившись у небольшого квадратного творила, Стародум четырежды ударил в него оголовком меча, немного подождал, а потом отстучал нехитрый ритм. Творило открылось плашмя, и наружу показалась белёсая голова рябого монаха. Он смерил рива подозрительным взглядом и произнёс:

– Принёс мои деньги? А?

– Ты получишь сполна, – хрипло вымолвил Стародум. – Но не раньше, чем я окажусь у ворот детинца.

– Нет, рив, ты меня не проведёшь… Сначала покажи деньги.

Стародум гадко усмехнулся и сорвал с пояса объёмную кожаную колиту или кошелёк, как их называли в Храмовых Скалах, бросил монаху. Тот с видом знатока потряс колиту против уха и скривил довольную мину.

Они шли узкими коридорами. Трижды встречались монахи, которых озадачил вид мрачного окровавленного рива. Трижды Стародум без особых хлопот расправлялся с храмовниками. Наконец, монах остановился и прошипел на ухо Стародуму:

– За этим поворотом лестница, она ведёт к воротам.

Рив снова гадко усмехнулся.

А потом, зажав монашеку рот, несколько раз пырнул ножом в живот.

– Предательство – это грех.

Через мгновение меч Стародума уже свистел у самых ворот детинца.

Стычка длилась недолго. Застигнутые ударом в спину, монахи не сразу поняли, что делать. А когда разобрались, было поздно.

Мгновение спустя, сонмы чудовищ ринулись на святые площади в распахнутые ворота.

Рив долго стоял, лично наблюдая, как его армия прорывается в святая святых мира Горнего. Потом рива нашёл чуд, что был при нём рулевым, и они вместе ступили на скользкую от крови брусчатку центральной площади.

Здесь и там чудовища живьём обгладывали беснующихся от боли храмовников. Бились в агонии тела. Под ногами копошились отрубленные конечности, ноги то и дело вязли и путались в чьих-то внутренностях. Смрад стоял такой, что даже у бывалого вояки помутилось бы в глазах.

– Скажи мне, рив, – хмуро произнёс чуд, – тебе не жалко всех этих людей?

– Нет.

– Никогда не понимал, почему люди так любят убивать себе подобных.

Стародум на мгновение остановился и с ехидной улыбкой посмотрел на чуда.

– Ну, мы же не звери.

Потом рив снова дрался.

Нет, не дрался – убивал. Стародум просто выкашивал храмовников, как бывалый хлебороб на уборочной. Мрачным жнецом он шёл от дома к дому, и холодный клинок не щадил никого от мала до велика. Он не мучил жертв, не испытывал ни малейшего удовольствия, просто хладнокровно делал своё дело с отсутствующим взглядом.

В одном из домиков рив остановился перевести дух и выпить воды. За окном творилось чёрт-те что. Белые всполохи храмовой магии выхватывали из мрака ночи картины из увечных тел, перекошенных болью и гневом лиц и уродливых фигур. Уродливы были все: чудовища и люди, дороги и дома – сами небеса вдруг стали отвратительны.

А потом что-то стряслось. Рив даже не сразу сообразил, что именно. Лишь спустя мгновение до него дошло – все, кого он мог видеть, разом умерли. Их никто не пронзал лучами смерти, никто не бил железом, они все просто упали. Точно некто могущественный разом выдернул из всех стержень, на котором они держались.

Вдалеке со стороны главного храма неспешно маячили три фигуры с длинными золотистыми жезлами.

Рив до боли стиснул в руке серебряный кубок, из которого только что пил.