Максим выключил свет в своей комнате, осторожно отодвинул край шторы и взглянул на дорожку, по которой шел омега с головы до пят скрытый от чужих глаз одеждой. У Юрия хорошие шансы выбраться за забор, а потом его спасет только удача и вера в порядочность Самира.

В полночь охрана разбредалась по территории, прохаживаясь по дорожкам. Охранялась территория строго, поэтому омеге нужно было быть предельно аккуратным и не привлекать внимание. Комнату Юрий покинул, надев на себя одежду Максима. Черная ткань скрывала все его тело и была пропитана запахом другого омеги. Дабы слуги привыкли к такому образу, Максим несколько дней ходил вечерами в таком виде на прогулку, говоря о том, что только вдохнув прохладный ночной воздух, он сможет уснуть. О положении омеги знали все. Беременный от хозяина Максим стал получать чуть больше свободы и внимания со стороны всех обитателей особняка, хоть срок и был совсем маленький.

Юрий двигался медленно и абсолютно бесшумно. Он быстро свернул с освещенной аллеи на темную дорожку. Ориентироваться в темноте было сложно, но омега шёл уверенно. Охранники, что пару раз попались ему на пути, что-то резко говорили ему на своем, но Юрий не понимал, молча кивал и шел дальше. Пройдя беседку с золотым снопом, он вскоре вышел к заросшей, казалось, непролазно части сада, а дойдя до забора, где под ветвистыми кустами был спрятан лаз, он оторопел. Огромный ротвейлер сидел прямо перед ним и, почуяв человека, оскалился. Бежать было нельзя, но и пройти мимо животного было невозможно. Страх поднимался откуда-то из груди и подступал к горлу криком. Юрий зажал рот через ткань паранджи, он задышал глубоко и часто. Пёс подошёл ближе и залаял, но потом остановился. Одежда пахла Максимом, а тот исправно подкармливал псов и завоевал доверие животных. Пёс присел у ног Юрия, а тот в свою очередь осторожно погладил собаку дрожащей рукой, за что был укушен. Сильные челюсти сомкнулись на кисти руки и вцепились мертвой хваткой. Слезы брызнули из глаз омеги, он закусил губу до крови, чтобы не закричать, и громко застонал. Это был конец всему.

Юрий понимал, что теперь его либо загрызет сторожевой пёс, либо убьет брат Ахмада, узнав о побеге. А что будет с Максимом? Надо было что-то делать. Пёс рычал, но пасти не раскрывал, а лишь мотал головой, причиняя боль. Юрий в суете схватился за сухую ветку и ей ударил пса по носу, а затем воткнул ее конец в глаз собаки. Пёс заскулил и разжал челюсть. Омега не хотел причинять вред животному, но это был его единственный шанс.

Воспользовавшись моментом, Юрий нырнул под куст, натыкаясь на его ветки, которые разрывали ткань паранджи, и стал пролезать под забором через узкий даже для него лаз. Рука адски болела, но желание спастись было сильнее. Оказавшись за пределами территории, Юрий побежал прочь, оглядываясь и тяжело дыша. Кровь из раны на руке капала на землю, но омега не останавливался, пока не наткнулся на припаркованный у обочины фургон.

***

Сонные омеги, что не были ещё проданы, стояли посреди улицы, а напротив них пятеро альф с автоматами. Эрих поднял всех в пять утра после того, как был найден мертвый пёс. Кровавый след привел охрану к лазу в заброшенной части сад.

На улице были все, кроме Юрия. Максим вышел последним и держался поодаль, он был абсолютно спокоен и смотрел безразлично на бету, начальника охраны, людей с автоматами и других омег.

— Где твой друг? — бета обратился к Максиму на фарси.

— Я не знаю.

Омега посмотрел в глаза Эриху, который сгорал от гнева. Бета быстро двинулся к нему и, резко стянув с его головы платок, схватил за волосы.

— Это ты помог ему! — жёстко произнес Эрих и потянул омегу за волосы вниз, заставляя встать на колени. — Молись! Их и его жизни на твоей совести!

Эрих махнул рукой. Раздавшийся звук оглушил Максима, он сильно зажмурился, закрыл уши руками и шептал слова молитвы, путаясь и задыхаясь от паники внутри. Эрих по-прежнему держал его за волосы, не давая совсем свалиться на землю. Когда Максим закончил, бета резко отпустил. Омега упал на землю всем телом, из глаз лились слёзы.

— Поднимайся! Можешь идти в дом, — произнес Эрих, а затем обратился к альфам. — Уберите здесь. Скоро хозяин вернётся.

========== Три тысячи дней ==========

— Скорее всего он либо сдох уже, либо чего хуже. Не бери в голову, брат, пусть горит в аду на земле или под ней!

Ахмад закурил. Он сидел в кресле напротив брата, который был разгневан и раздосадован в равной степени. Юрий ему нравился и внешне, и буйным нравом, и внезапной ласковостью, и своей невинностью.

— Это все твоя русская блядь натворила. Он вечно в саду таскался, вот и запудрил мозги моему бедному мальчику. И я давно говорил, что надо охрану наказать. Ничего черти не делают, только жрут и по территории как на прогулке расхаживают.

— Про Адиля не смей так говорить! Не твое дело, чем и как он занимается, тем более он в положении. Раз уж на то пошло, Эрих его уже наказал, как следует. Помнишь, мы не смогли продать пятерых бракованных?

— Помню, но можно было их хотя бы в бордель вернуть.

— За сущие копейки, зато теперь мой мальчик не станет рисковать чужой жизнью.

В глазах Ахмада сверкнул нехороший огонёк. Максим после всего случившего слег с горячкой. Не мог подняться с постели даже, чтобы дойти до уборной. В бреду он никого не узнавал и не мог вспомнить своего имени, много плакал, спал или молился…по-христиански.

Самир такого состояния любовника своего мужа боялся, в первую очередь, потому что тот мог проговориться об их договоре и его помощи Юрию.

Максим стал приходить в себя, когда Самир забеременел. Эту новость он узнал из первых уст, и сознание его стало постепенно проясняться. Теперь Максим почти всегда и везде был с Самиром, сторонился Эриха и старался практически не попадаться на глаза Ахмаду. Вместе омеги держались ещё и потому, что Самиру беременность давалась тяжело. Носил он омегу, и похоже существо внутри пыталось высосать все соки из отца. Самир исхудал, живот казался несоразмерным, впалые щеки на сером лице и огромные черные глаза выглядели непривычно.К тридцатой неделе Самир перестал выходить из своей комнаты, а во всём просил о помощи Максима.

Будучи сам почти на сносях, Макс чувствовал себя намного лучше, чем в первые недели. Врач, наблюдавший за беременностями обоих омег, был удивлен тому, как переносили свое состояние омеги с разницей почти в десять лет. Максим был беременный альфой. Эта сомнительная привилегия делала его настоящим параноиком. Ахмад пренебрежительно относился к мужу, отдавая предпочтение внезапно расцветшему Максиму.

— Ты как глоток свежего воздуха, Адиль. Ангел на земле. Жалостливый, верный, покорный.

Альфа гладил тыльной стороной ладони щеку омеги. Он и вправду был прекрасен. Лёгкий румянец касался его округлившимися щек, отросшие ресницы были опущены и напитались влагой. Ахмад снова был нежен, снова был ласков и пытался заставить Максима поверить в то, что они равны, но это ложь. Омега раб, вещь, которой могли распоряжаться, как хотели.

— Самир нуждается в тебе. Он любит тебя.

— А ты? — Ахмад гладил круглый аккуратный живот омеги.

Максим сглотнул вязкую слюну и посмел отвернуться.

— Я принадлежу тебе.

— Если Аллах захочет забрать его, я ничем не смогу помочь.

Максим тяжело выдохнул. Его срок почти подошёл к концу, а роды пугали так, что порой он мечтал о том, чтобы избавиться от бремени фантастическим образом: уснуть, а проснуться уже с ребенком на руках.

***

Рожать Самир начал внезапно и намного раньше срока. Врачи последние дни находились в особняке каждый день, поэтому помощи ждать долго не пришлось. Омега понимал, что с ним что-то не так и умолял закончить его мучения поскорее. Анестезия не снимала весь спектр ощущений, а измерительные приборы зашкаливали. Самир обессилил быстро и лежал безвольной куклой, не в состоянии ни дышать, ни помогать себе в родах. Ребенок родился слабым и почти не кричал. Он умер на третий день.