В каждом поколении семьи Долисси рождался ребенок, пораженный странным недугом. До определенного возраста болезнь никак не давала о себе знать, но рано или поздно проявлялась. С годами приступы учащались, несчастный уже не мог жить полноценной жизнью, изолировался и коротал век вдали от посторонних глаз.

Господину советнику не повезло, из пятерых братьев именно ему выпала сомнительная честь стать обладателем фамильной хвори. Современная тувосарская медицина лишь разводила руками. Лекарства от странной болезни не было.

Овиллион догадывался, что и сам однажды почувствует нестерпимую боль и будет обречен на одинокое существование. Но у молодого Долисси было преимущество: он родился магом, чего прежде в их семье не случалось. С помощью друзей он пытался найти хоть какую-то информацию о загадочной болезни, но пока не преуспел. После закрытия магических школ тысячи уникальных книг были уничтожены, а в тех, что друзья нашли в доме Меру, не было и слова о фамильном недуге.

— Слышал, в Наронеторе сохранилась большая библиотека. Но пока туда не добрались, — закончил он свой рассказ.

Ох, Вилли, Вилли… Знал бы ты, что кое-кто давно профукал твою последнюю надежду.

— Выберемся отсюда, постараюсь тебе помочь.

Тут нашу беседу нагло прервали. Наступил полдень, а значит — долгожданный обед.

Мда… От такого зрелища дракону сделалось бы дурно: в мутном бульоне плавало три неопределенного вида веточки, на этом суп заканчивался. К нему прилагался кусок камнеподобного хлеба. Ну, хотя бы не гнилого…

— А ужин будет?

Надзиратель хмыкнул в ответ и удалился.

Я долго не решалась попробовать щедрое угощение. В обычном состоянии, я бы к тюремной похлебке не прикоснулась, но рана тянула из меня слишком много сил, чтобы пренебрегать и этой скудной пищей.

Сухарь бесследно растворился в бульоне, не придав густоты. Быстро, чтобы не успеть почувствовать вкус, я выпила содержимое миски и вышвырнула ее за решетку.

М-м-м… Не так и ужасно. Холодный, правда, и не соленый… На таком питании долго не протянешь. Да тут никто надолго и не задерживался.

Коридорная дверь снова скрипнула, но уже привычные ленивые шаги за скрипом так и не последовали. Вилли удивленно вздохнул.

— Госпожа, глядите! — ахнул Илам.

Я приникла к решетке.

По коридору бесшумно шел здоровенный черный кот. Остановился напротив моей камеры, понюхал перевернутую миску, скривился. А чего ты ожидал от тюремной баланды?

Зверь уселся посреди коридора, обернул поленообразным хвостом лапы и уставился на меня горящими голубыми глазами.

— Да ладно!

Сердце едва не выпрыгнуло из макушки. Неужели получилось?!

— Ты пришел!

Кот недовольно сморщился, махнул лапой, отгоняя от решетки, а затем плюнул на замок. Огонек получился не чета драконьему, но металл послушно оплавился.

Дверь, пощелкивая петлями, отворилась, а кот, задрав хвост, поспешил к выходу.

— Постой! — Я бросилась за ним. — Ребят тоже надо выпустить.

Илам и Вилли смотрели на нас во все глаза.

— Госпожа… — только и пробормотал лесовик.

Недовольный кот вернулся, оглядел решетки камер моих соседей. Тут вредное создание решило соригинальничать: в Иламовой решетке он плюнул всего на один прут, но в двух местах — снизу и сверху. Лесовик не сплоховал, пока расплавленный металл не застыл, выломал прут.

Годы странствий и аскетической жизни привели тело лесовика если не в тощее, то в такое поджарое состояние, что он с легкостью пролез сквозь неширокий лаз и выбрался в коридор. Оценивающе оглядел прут, подбросил на руке, сверкнул зеленым глазом — второй закрывал веселый фиолетовый синяк.

— Благодарю, госпожа! — Он поклонился. — Вы второй раз спасаете своего недостойного слугу. Но поверьте, я непременно отплачу за вашу доброту. — И ринулся из коридора с таким воинственным видом, что я схватилась за голову.

— Только не убивай никого!

Вот же послали боги помощника!

Кот фыркнул, закатил глаза и двинулся дальше.

В решетке овиллионовой камеры он подплавил сразу пять прутьев, но только снизу. Вилли по этому поводу сильно не переживал, поднатужился и загнул прутья, будто резиновые. Да, теперь они не были замкнуты.

Кот довольно ухмыльнулся, а Вилли уже стоял рядом со мной.

— Твой зверь?

— Да, вроде того…

— Спасибо, — Вилли серьезно поблагодарил кота. Тот, подумав секунду, кивнул в ответ, потрусил к двери и остановился, дожидаясь пока я распахну ее перед наглой кошачьей… нет, драконьей мордой.

***

Допросная комната пустовала. Дракон в кошачьем обличии недовольно двигал усами, но помалкивал. Мы быстро обшарили страшные шкафы. Все мои вещи нашлись, кроме паучьей коробочки, медальона и кольца. Но дознаватель кольца не брал. Куда же оно пропало? И паука жалко. Как теперь перед Ароном оправдываться?.. Но, об этом можно подумать после. А пока мы впопыхах оделись и выскочили за дверь.

На лестнице нам стали попадаться распластанные в живописных позах тюремщики. Все они были живы, но виртуозно вырублены. На нижнем этаже разразилось настоящее побоище, но мы успели к его завершению. Илам как раз аккуратно укладывал последнего охранника на пол.

— Все живы, — отчитался он, вытирая новообретенный боевой посох о форменную куртку нашего надзирателя. Без кровопролития обойтись не удалось, но раны не выглядели смертельными.

Быстро же он управился! Лесовик дышал тяжело, украдкой потирал опухшее плечо. Его выдержке и силе воле можно было позавидовать. Другой на его месте не стал бы сдерживаться и с лихвой отплатил за «гостеприимство» или незаметно улизнул, чтобы в укромном уголке зализать раны, а этот просто «выключил» весь тюремный персонал, справедливости ради, не такой многочисленный, как мы ожидали, но все же! При том, что сам он был далеко не в лучшей форме. На что же тогда способен здоровый бинти?! Не удивительно, что в «зверинце» их так ценили.

— Ребята, помогите мне. Нельзя их так просто оставлять. — Я ухватила ближайшего тюремщика за ногу, но даже не смогла сдвинуть с места. Да, я, определенно, не бинти…

Парни с поставленной задачей справились быстро, отволокли бесчувственных тюремщиков в свободную камеру и уложили аккуратными рядами. На первом этаже постояльцев скопилось больше, чем на верхних. Явление каждого тела они приветствовали овациями и просили закинуть парочку к ним в камеры, но мы же не изверги!

— Погоди, — я остановила Вилли, прежде чем он запер решетку. На мизинце у одного из тюремщиков блеснуло кольцо с черным камнем. Нет, ну вы подумайте, какая наглость! Мне еще даже приговор не вынесли, а они уже растаскивают ценности!

Узники принялись горланить, чтобы мы их освободили, но Вилли просто бросил связку ключей посреди коридора, пусть и заключенные и стражники поломают голову, как до них добраться. И мы покинули этот гостеприимный приют. Какое счастье, что в этом мире не придумали сигнализацию и видеокамеры!

В толстенной калитке, как и во всех дверях, попавшихся на нашем пути, зияла проплавленная дыра. Понятно, почему в городе так много антидраконьих глушилок: пробраться даже в надежно запертое помещение им, буквально — раз плюнуть. И какое счастье, что на кота они не действуют.

Из городской тюрьмы уже много лет никому не удавалось сбежать, надзиратели расслабились, за что и поплатились. Представляю, какого нагоняя они получат, когда обнаружится пропажа политических заключенных!

Мы благополучно миновали унылый пустырь, окружающий тюрьму и нырнули в путаницу узких улочек старинного квартала. Если кто-то и видел, как мы выходили из тюремных ворот, то преследовать нас с криками или звать стражу не спешил.

Кривые переулки, вымощенные разномастным камнем, петляли и пересекались под всевозможными углами, дворы громоздких уродливых домов соединялись низкими арками подворотен. Редкие прохожие смотрели на нас равнодушно, но наверняка запомнили колоритную компанию.

На одном из перекрестков Илам остановил меня. Вилли тоже притормозил, и только черный кот, задрав пушистый хвост к мрачному небу, ускакал за угол.