– А с чем еще?

Она понизила голос, и я едва слышал ее за шумом двигателя и разговорами вокруг.

– Федералы пообещали оставить его в покое взамен на информацию о парне, который может проникнуть за одну ночь в такие места, куда группа продвинутых хакеров добирается как минимум за две недели. Они бы ему не поверили, но факты налицо. К тому же, сам Джей очень слабо в этом разбирается. Он туп как баран, и всего боится. Он сдал им все, что о тебе знал.

– Они собираются меня посадить?

– Возможно, предложили бы тебе поработать на них, взамен на закрытие дела в полиции. Но они не любят людей, которые сбегают перед самым их носом, их это нервирует. Я тоже, кстати, не люблю.

– А ты на кого работаешь?

Она посмотрела на меня со своей полуулыбкой и ничего не сказала.

– Но ты не хочешь, чтобы федералы меня нашли?

– Мне это ни к чему.

Стюард прикатил тележку с напитками и остановил между нами. Возможно, мне показалось, что разговаривая с Карлой, он улыбался особенно широко.

– Когда приземлимся, позвонишь домой, – сказала она, когда тележка проехала дальше.

Свою печеньку она отдала мне, и теперь неторопливо размешивала сливки в кофе.

– Зачем?

– Скажешь своим, что ты в порядке. Федералы прослушивают линию, надо убедить их, что все путем, иначе они встанут на уши. У вас не было в последнее время семейных скандалов? Таких, чтобы захотелось хлопнуть дверью и уйти?

– У нас каждый день скандалы. Об этом необходимо сейчас говорить?

Это не ее дело. Я не обязан ей ни о чем рассказывать. У меня нет ни малейшего желания следовать планам этой женщины. Я хочу работать на нее еще меньше, чем на федералов. Те хотя бы федералы, а она вообще непонятно кто.

– Сейчас это мое дело, – сказала она ровным голосом, – а свои дела я довожу до конца.

Эх, найти бы компьютер. Нормальное подключение и часа три времени, большего не нужно. Я разобрался бы и с ФБР, и с собственной жизнью.

– Почему Джей называет тебя Розитой? – спросила Карла.

Могла бы сама догадаться. Я достал паспорт, открыл на странице с фоткой и показал ей.

– Эндрю Дж. Розенталь. Хм, Розита. Забавно.

– Папаши моего фамилия. Одна из пятисот тысяч причин, почему предкам давно пора развестись. Им не следовало жениться вообще.

– Ты умеешь прикрывать душевные дыры цинизмом, – сказала Карла, возвращая мне паспорт, – извини, если тебе неприятно об этом говорить.

– Да ничего, нормально. Они уже в процессе, адвокатов наняли. Я давно хотел свалить подальше от дома, чтобы не видеть эту жалкую клоунаду с разделом имущества.

– Ты действительно родилась в Бразилии? – спросил я ее, чтобы сменить тему. Терпеть не могу, когда меня жалеют.

– Так написано в документах.

– Но это правда?

– Не знаю. Я не помню детство. Перестань на меня так смотреть, ты же сам забыл, как прыгнул в океан, а это было только вчера.

– Я тебе не верю.

– Ну и не верь.

Когда собрали подносы с ужином, Карла укрылась тонким синтетическим одеялом и уснула, а я пошел в туалет, где долго смотрел в зеркало, украшенное наклейкой «Не курить!» ровно посреди моего лба. Что я делаю здесь? Где буду завтра? Зачем замутил этот побег, не проверив даже, в чем именно меня пытаются обвинить? Кто-то вытащил пробку и разгерметизировал скучный мирок, в котором я привык существовать, а все пути обратно размыло нахлынувшей волной реальности.

Карла разбудила меня перед самой посадкой, когда выключили потолочные лампы и стюардессы заняли свои места у дверей сортира.

– Эй, – позвала она громким шепотом, – скоро посадка!

– И что?

– При посадке происходит большинство крушений, ты не знал?

– Знал, конечно.

– Я боюсь, – сказала она, – можешь дать мне руку?

Любой мужик нормальной ориентации в этом самолете был бы счастлив дотронуться до Карлы. Не исключая первого и второго пилотов, я уверен. Один я всю ночь обдумывал способы сбежать. Я вынул руку из кармана и протянул ей через проход. Она вцепилась в меня теплыми сильными пальцами. Можно подумать, если бы сейчас у самолета не открылось шасси, это бы ее спасло.

Когда колеса коснулись посадочной полосы и застучали по стыкам бетонных плит, Карла высвободила руку, а я пожалел, что мы приземлились так быстро. Было приятно осознавать, что эта женщина боится чего-то, чего не боюсь я.

– В аэропорту полно камер, – сказала она, когда самолет остановился, – пойдешь впереди меня, после паспортного контроля накинешь капюшон. Все понял?

– Ага.

– И без импровизаций, федералы тут же примчатся, если ты привлечешь их внимание. А возможно, они уже тебя поджидают. Забери мой чемодан на вертушке. Темно-синий, со звездами. Пассажир без багажа выглядит странно.

– Понял, заберу, – буркнул я.

– Встретимся после таможни. Ничего сам не предпринимай.

Я сделал все, как она сказала. Улыбнулся краснолицему мужику, который влепил печать в мой новенький паспорт, не пытаясь задержать и увести в комнату без окон, полную агентов в серых костюмах. Я не осматривался в поисках камер и кнопочек, открывающих двери с кодовыми замками, чтобы Карле пришлось попотеть, разыскивая меня в подсобных помещениях аэропорта Шарль де Голль. Дождался, когда на ленте появится чемодан со звездами. Хорошо еще, что не розовый с цветочками, как у моей маменьки.

Я поймал его за ручку и потянул, только чтобы обнаружить, что не могу сдвинуть с места. Чемодан Карлы застрял меж двумя здоровенными баулами, напрочь отказываясь покидать свое гнездо. Не будь я таким уставшим, догадался бы отпустить его и подождать, когда баулы заберут. Но я продолжал тянуть за ручку, а чемодан тащил меня за собой, приглашая сделать пару кружков на ленте, словно в парке аттракционов. Казалось, на меня смотрит сейчас весь мир, а офисные сотрудники ФБР по ту сторону океана глумятся за своими экранами.

Карла появилась, когда я уже отчаялся спасти положение сам. Она подхватила чемодан одной рукой, без усилий, а потом с улыбкой победителя поставила на колесики, ручкой ко мне.

– Иди на вокзал, – прошипела она едва слышно, – сядь на электричку до Гар-де-Лион. Без сюрпризов, я всегда у тебя за спиной. И чемодан не потеряй, он мне нужен.

Она скрылась за стеклянными дверями, ведущими на улицу. Мужик в костюме красивым жестом поднес ей огня, когда она достала сигарету.

Говорят, что прошлое никуда не уходит. Оно продолжает существовать в мириадах возможных сценариев, а мы лишь теряем способность его воспринимать. Иногда кажется, будто оно совсем рядом, затаилось в темных углах повседневности, ненавязчиво напоминая о себе запахом распадающейся материи, царапинами, пылью, оттесненными в глубины сознания воспоминаниями о вещах, произошедших не со мной, предчувствиями и догадками. Чужое незнакомое прошлое, пугающее и манящее с равной силой.

Оно отзывается эхом от стен домов, возведенных столетия назад, когда идешь ясным полднем по безлюдным переулкам, всего в двух шагах от шумного проспекта. Оно рокочет еле слышным гулом голосов, обрывками разговоров всех тех, кто жил здесь и умер, оставив после себя сцепку дат на могильном камне, строчку в списке, ключ в кадке, альбом с фотографиями, облупленный чайный сервиз и вышедшую из моды мебель, без сожалений выброшенную потомками.

Оно смотрит недоверчиво на толпы туристов, бегущих из шаткой современности в мир признанных гениев и классических истин, на эмигрантов, подминающих пространство традиций, на торговцев шаурмой и зонтиками, на выкрасивших волосы в нелепые оттенки трансвеститов, на таксистов, собак, телефонные будки и девушек с рекламы недели высокой моды. А также на Карлу и на меня, идущего за ней как на привязи, неизвестно куда и почему.

– Парень, ну и задачку ты мне задал этим своим побегом, – сказала она, затягиваясь сигаретой, когда мы сели за столик в неопрятном заведении под названием «У Самира». Называть это рестораном, даже ливанским, как сообщалось на вывеске, у меня не хватало толерантности. Столы здесь были пластиковые, музыка напоминала вой неудовлетворенного верблюда, а в засиженном мухами телевизоре беззвучно бегали футболисты. Лишь запах жаренного на огне мяса, которое мужик с лицом лидера шиитской группировки нарезал длинным ножом и заворачивал в лепешки, не позволял мне заснуть прямо на стуле. В Нью-Джерси сейчас восемь утра: время, когда со мной не о чем разговаривать. Карла, как ни странно, выглядела бодрой.