Мама в этой суматохе говорила что-то невпопад, и это выдавало в ней смесь гордости, смущения и переизбытка чуЙств. Бывает, чо, он тоже соскучился.

И тут, посреди этой «ярмарки» людской в нем срабатывает что-то привычное. Как будто кто-то внутри тронул струну, и пошла вибрация. Он знает, что надо вскинуть взгляд, и искать. И тогда он найдет.

Нашел.

Она снова одета не по погоде. И снова круто выглядит. Сумасшедшая, разве можно так ходить в такой ветер? У него, закаленного, под тееееплющей экипировочной курткой пробежал озноб.

Вот она, совсем рядом. Не замечает его, как обычно. Подойдет ближе, вскинет взгляд, и кивнет. Все так. Как обычно.

И тут опять какой-то тумблер в голове заел, какая то кнопочка сценарная запала, оборвался какой-то трос. Какую-то пленку с записью зажевало. Что-то поломалось в его отлаженной голове.

– ФатИиима! – позвал он вслед, разбивая на фрагменты монологи своих гостей.

Да, именно так. С ударением на вторую букву это странное имя приобрело для него магическое звучание. Он готов был защищать правильное звучание этого имени – как рыцарь свою святыню.

Она обернулась. Так, как уверенная девушка, умеющая принимать комплименты. Которых заслужила. Когда волосы ловят ветер, и призывно шлепают по плечам, нашептывая какой-то секрет.

Она обернулась в таком манящем ожидании, нужно было как-то оправдать свой оклик. Перед ней, и своей компанией. И самим собой. Он знал, что что бы он дальше ни сказал, будет только хуже. Любое продолжение только поставит всех в ещё более неловкое положение. Но молчать было тоже невыносимо. И он знал, что не сможет смолчать.

– Ты такая красивая! – выдохнул он вдогонку сквозь расстояние на безмолвный мягкий вопрос, кинутый из полоборота. Не удержал.

Она и правда умеет принимать комплименты. Это была именно такая улыбка. Мягкость, женская магия откуда-то из первобытных времен были ему наградой в этой исчезающей с её поворотом головы улыбке.

Его делегация замерла в недосказанности, во главе с мамой. Девчонки, что были с девушкой – захихикали от смущения и одобрения, народ вокруг реденько заулюлюкал. Он перекрестился в мыслях, что хоть не захлопали. Ну их, и без того не по себе. Хотя она тааак ему ответила. Без единого слова.

Ничего не решилось. Ничего не поменялось. В нем смешивались 2 ощущения, как столкнувшиеся течения – теплое и холодное: одно – фундаментальное, наработанное и накопленное годами, несло в себе мощную уверенность, что это – его место, его время, и он здесь – всё может, и нет ничего сложного или невозможного, и он – свой тут, один из самых…

а другое – жиденько противоречило этой уверенности зябким смущением, как будто он сглупил и поставил себя в тупик. И даже её поощрительная улыбочка не очень утешала. Может, со стороны он и похлопал бы по плечу парня, который вот так, посреди улицы решился сделать комплимент лучшей девчонке… Но изнутри это ощущалось не слишком победоносным. И это никак не стыковалось с его привычным спокойствием. С хваленым спортивным самокортнолем.

Он выдохнул. Снова разрушил хрупкое равновесие, и попробовал отругать себя за это,

но ничего не вышло.

– Кто это? – спросила поменявшаяся в лице мама.

– Одна… знакомая. – ответил он, безотрывно выцеливая, как её компания остановилась неподалеку, чуть не дойдя до касс, – хотя мы, по-странному знакомы. Она, наверное, даже не знает, как меня зовут.

…и не ведая, что творит, бросился вслед, кивнув всем своим рассеянное:

– я счас.

Дальше изумленная мама, на которую в эту самую минуту обрушилось необратимое осознание, что мальчик – вырос, совсем…

…вместе с тревожными предчувствиями…

…наблюдала, как он, поровнявшись с той проплывшей мима компанией, обратился к той девочке. Та заулыбалась ему. Она выглядела неподготовленной к такому сюрпризу, сдержанной, но явно принимала его. Буквально одна фраза, он скинул куртку, и накинул на девочку.

И вернулся к своим – победителем.

Его гости поглядывали на него – кто одобрительно, кто подозрительно, пока он устроил переглядки с компанией на расстоянии десятка метров. Через минуту подал голос его телефон: его позвала команда. Извинившись, он умчался в сторонку на минуточку.

Тут же к маме Ольге Петровне, подошла та самая девочка.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте.

«…Милашечка…» – констатировала мама.

– Можно попросить Вас передать Максиму куртку?

«…Знает…» – подумала мама. И покровительственное материнское перевесило все тревоги:

– Да Вы дождитесь его! Он вот-вот вернется!

– Нет, мне пора.

«…бегство…» – догадалась мама.

– Но он…

«расстроится» – неслось уже вдогонку девчонке, которая испарилась так же незаметно, как и появилась. Хорошенькая. Не русская, с неким восточный колоритом, и магнетизмом. Сочетание её самоуверенности, никак не зависящей от возраста, и нежности почти детской юности – просто обворожительно. Такая, обволакивающая аура…

Мама не ошиблась. Сын и правда принял куртку из её рук сокрушенно и покинуто. Накинул её на себя с вынужденным видом на пронизывающем ветру, вздохнув и задумчиво осматриваясь взглядом «с двойным «дном», уже не ищущим. Мимолетно нахмурился, рассеянно извлек из своих пустых карманов кусок бумаги, развернул его. Вчитался,

И окружающие всё поняли. Обычно скупой на изъявление чувств мальчик нордического типа, усмехнулся, вознес глаза к небу, и что-то туда отпустил.

Этот номер телефона уже к вечеру он знал наизусть.

Вечером в свой постели он писал ей по ватсапу смайлики, она отвечала тем же.

Он спрашивал какую-то ерунду, и она вновь отвечала.

Он отсылал ей фотку, как комично лежит, укрывшись одеялом, и получал такую же.

Он желал ей спокойной ночи в четвертый раз за полчаса, она отвечала тем же,

и все выходило на новый виток прощания.

Он засыпал с улыбкой, как тот самый отправленный смайлик. И не смел представить её рядом сейчас, как уже привык. Чтоб не осквернить чистый образ.

Макс Барских – Глаза-убийцы

Утром, едва проснувшись, он первым делом заглянул в телефон – просто чтоб убедиться, что не приснилось.

Не приснилось.

Хотя и приснилось тоже. И даже больше, чем он хотел.

Ещё не выбравшись из постели, он отправил ей приветствие. Заглушил в себе праздное ожидание ответа, вскинул себя, вытряхнул из постели, и запустил вперед. Умылся, закинул в рот вчерашний бутерброд, нашел свою форму на сушилке, накинул куртку и рюкзак. Ромка в соседней комнате только проснулся, но он не стал дожидаться друга – тот привык. Что они не ходят друг за другом гуськом. Не всегда.

Ответ получил часа через полтора, но не переживал в ожидании: он давно знаком со всем этими женскими штучками. И знал, что она выжидает и отмеряет нужное время. И ему было спокойно в этой игре. Его не оставляло предчувствие, что все будет хорошо, затмевавшее все сиюминутные тревоги.

Но даже зная, что свой ответ он получит, он все равно ждал. Без лишних изматывающих ускорений.

Днем где-то в районе обеда он получил согласие встретиться вечером. В том самом кафе. Где вкусные маффины. И непреодолимые дистанции. Были.

Вечером пошел снег. Она снова умудрилась сообщить ему о своем появлении прежде, чем показалась.

Сели в кафе за столик у окна с неиссякающим видом мраморных пространств, поставили перед собой по чашке кофе с чизкейками. И забыли о них тут же.

Проходя мима этого кафе в тот же вечер, Ромка с еще одним другом из команды – младшеньким, что незаметно, Саней видели странную картину: вместо того, чтобы есть ништяки, как нормальные люди, эти двое ощупывали друг другу ладошки. Как собаки, знакомясь, принюхиваются друг к другу, эти положили на столик по руке: она – левую, он – правую, и дотягиваясь пальцами, самыми кончиками, исследовали друг друга – то сжимая, то поглаживая по самому центру ладошки. Приятели переглянулись и пожали плечами, прежде чем унестись по своим делам.