Я замялся. Рассеяно протянул ему костыли, решив проигнорировать вопрос.

– Возьми.

– И с кем я разговариваю… – презренно бросил он, дотягиваясь до деревянной рукояти. – Спасибо.

– Пользуйся. Если что, я могу подкрутить под твой рост.

Неловкость во мне нарастала еще сильнее. Неужели так трудно просто вести себя как обычный человек? Оказывается, трудно. Особенно когда из твоей памяти стерлись все черты этого «обычного человека».

– Думаю, пойдет. Я никогда не ходил с помощью таких штук, – он с любопытством провел по лакированной поверхности. – Забавно.

– Алекс.

– Да?

– Я… Я просто хочу знать…

– Да? – Алекс посмотрел на меня, выразительно приподняв бровь. – Говори.

– Если тебе что-то понадобится, то… ты можешь сказать мне об этом. Я тебе не враг.

– Но и не друг. Ты же сам сказал: «Ты мне не брат и не друг, так почему я должен тебе помогать?» Ну, или что-то в этом роде.

– Тогда ситуация складывалась не в твою пользу, а теперь мы живем под одной крышей. Временно, но всё же, – я говорил уверенно, несмотря на внутреннюю растерянность. – Послушай, Александр, если тебе станет хуже или вновь понадобится помощь, то я имею право об этом знать. Я много думал за этот день и…

– Стоп. Как ты меня назвал?

Я смешался. Неужели опять ляпнул что-то не то?

– Эм… Александр?

– Меня зовут Алекс.

– Разве это не твое полное имя?

– Что? Нет, конечно нет. Просто Алекс без всяких импровизаций, ладно? Мы же хотим поладить, я правильно понимаю?

Его настойчивая интонация напоминала мне тон первого учителя математики. О да, я помнил его. Низкий мужчина со смешными усами, который любил подойти в упор так, что расстояние между моим лицом и его оставалось всего пару дюймов, и начать читать лекцию о правильном поведении. О том, что можно и нельзя делать. И говорил он это ме-дле-нно, двигая губами подобно корове, жующей жвачку. Мне было противно и одновременно хотелось рассмеяться. Но сейчас я не ощущал ни того, ни другого. Мне было не по себе.

– Ладно. Просто Алекс.

– Вот и отличненько! – он улыбнулся, но на душе у меня всё равно было гадко.

– Отлично, – скептично произнес я. – Раз тебе ничего не нужно, я устрою обход города.

– Уверен, что это хорошая идея?

– Лучше быть готовым к нападению, чем сидеть в неведении. Я действую тихо и быстро.

– Тогда удачи, – он упал обратно на подушку, подтянул к себе покрывало и широко зевнул. – И всё же… будь осторожен.

– Буду. Не сомневайся.

Я так и не спросил его о том, что хотел. Молодец, Фирмино, ты упустил возможность узнать что-то важное. Глупо, так глупо… Я ударил кулаком в стену, пытаясь успокоиться.

Пора приступать к делам.

Я спустился на первый этаж и открыл дверь, ведущую в мастерскую. Любимое место Освальда. Было когда-то. Он часто прятался здесь, среди инструментов, чтобы побыть наедине с тишиной. Прятался ото всех, даже от меня. После того, как его не стало, мастерская превратилась в склад для всякого железного хлама вроде сломанной электротехники. Над верстаком, святой всех святых Освальда, кто-то повесил цветастые плакаты из журналов прошлого века, на которых были нарисованы фигуристые женщины. Понятия не имею, кто счел эту идею хорошей, но порой у меня чесались руки сорвать плакаты и выкинуть в мусорку. Почему я так и не поступил? Не знаю.

Железный стеллаж, пластмассовые и деревянные коробки. Я знаю наизусть каждый уголочек дома, но отчего-то всегда долго роюсь на полках, в поиске нужного инструмента.

Вот и сейчас я долго обыскивал мастерскую, чтобы найти кованый топор, который Освальд использовал для рубки леса. Он был совсем не похож на мой топорик для дров. Массивный, тяжелый и очень-очень старый. Им никто не пользовался лет так пять: повода на это не находилось. Забавно.

Нашел я его в большом черном ящике, под органайзером с болтами. Провел пальцем по острию топора, вспоминая, как мы ходили по весне в лес, чтобы нарубить древесины для новой мебели. Остро, прямо как в старые времена.

Забрав инструмент в рюкзак, я оделся теплее и вышел на улицу. Прошел несколько улиц и остановился у дороги. Стояла мертвая тишина, которая лишь сильнее сжимала мою голову в тиски. Город дышал привычным спокойствием, словно ничего и не произошло. Ни следа бандитов. Я бродил знакомыми дорогами еще несколько десятков минут, не выходя за пределы пустынного частного сектора. Не похоже, чтобы кто-то посторонний бывал здесь, но беспокойство всё равно не отпускало меня.

Наконец я наткнулся на небольшой клен, стоящий на обочине. Самый обычный клен средних размеров, чья листва была поражена паразитами. Я оценил толщину ствола и кивнул своим мыслям. Следовало действовать быстро. Расстегнув рюкзак, я достал топор. Он идеально лег в мою ладонь. Благо что-что, а рубить деревья я умел. Замахнулся, ударил, затем снова и снова.

На дереве оставались глубокие разрубы, будто старые раны с неровными краями. В голове всплыла картинка: окровавленная нога Алекса и его измученное лицо с синими губами и впалыми веками. Я вдруг почувствовал головокружение. Страх и осознание. Как тогда, с Освальдом. Пистолет в моих руках и его крик. Перед глазами потемнело – я вновь занес топор над головой и выронил его на землю, пытаясь отдышаться. Согнулся пополам, подавляя приступы тошноты. Раньше меня часто мучали панические атаки, но это… это не было похоже на то, что я чувствовал тогда. Наверное, я просто нуждаюсь в отдыхе. В давно забытом чувстве покоя.

Я буду самым большим счастливчиком на свете, если не сойду с ума до весны.

Отдышавшись, я принялся за работу. На этот раз успешно – клен послушно склонился передо мной. Послышался хруст, и дерево упало поперек дороги, заграждая въезд. Теперь никто не посмеет даже приблизиться к моему дому. (Вряд ли бандиты станут петлять по тропинкам леса, лишь бы добраться до десятка очевидно заброшенных домиков).

Вытерев пот со лба, я спрятал топор обратно в рюкзак. Теперь мне предстоит выполнить задачу в сто раз труднее рубки дерева. Разговор с Алексом. Я долго откладывал его, но мне необходимо сделать это. Я обязан.

По возвращению домой, однако, зайдя в его комнату, я обнаружил её пустой.

– Алекс! – позвал я.

Куда он мог уйти? То есть, конечно, уйти далеко он не мог, но… Я бросился в ванную. Никого. Пробежал коридор, спустился на первый этаж. От мальчишки и след простыл.

– Алекс, какого черта?

Внизу его тоже не было. Ни во дворе, ни на кухне, ни в гостиной. Нигде. Я вернулся к комнате, где в последний раз его видел. Постель не заправлена, рюкзак лежит на комоде. Я немного успокоился: Алекс не ушел бы без рюкзака. Тогда где он?

Выйдя из комнаты, я заметил приоткрытую дверь на чердак. Стоило догадаться. Я бесшумно поднялся по узкой лестнице в самой дальней части коридора и заглянул в щель. Мальчик сидел на коробке, держа что-то в руках, а рядом с ним были брошены костыли. Я подтолкнул дверь и зашел внутрь, в душе вскипая от злости. Он не должен был видеть то, что здесь находится. Не смел касаться своими руками сокровищ памяти, запертых в самом дальнем углу дома.

– Что ты здесь делаешь? Я не разрешал тебе сюда заходить!

– Кто это? – он держал в руках деревянную рамку и пристально смотрел на фотографию в ней. – Кто эти люди?

Я оперся о дверной косяк, не находя слов для ответа. Я не хотел, чтобы кто-то видел эти фотографии. Моя святыня была нагло осквернена мальчишкой, не имеющим и грамма уважения ко мне.

– Не важно. Уходи.

– Они… Твоя семья?

– Прошу тебя.

– Просто ответь на мой вопрос, и я уйду.

В горле пересохло. До сих пор лица на этом фото вызывали у меня горечь и щемящую тоску. А ведь тогда, стоя перед объективом камеры и слепо наслаждаясь моментом, я не мог представить, что ждет впереди. Не мог представить, что рука Освальда, лежащая у меня на плече, уже никогда не взъерошит мои волосы.

– Двенадцать, – тихо произнес я, желая лишь поскорее отсюда уйти. – Нас было двенадцать человек.