— Контроллера. — Он качает головой, но выглядит… счастливым, я думаю. — Ты когда-нибудь играла в видеоигры?

— Нет. Полное разоблачение, они выглядят ужасно, и я не знаю, почему очевидно умный человек с кучей дипломов Лиги плюща, которые стоят больше, чем мои внутренние органы, может так сильно увлекаться этим дерьмом, но я веду блог "Холостяк", так что у меня нет оправдания. — Я пожимаю плечами. — Итак, что случилось с Кельвином?

— Не смог приехать.

— Играет с кем-то ещё?

— Свидание.

Я хмыкаю. — Может, тебе стоило присоединиться к нему. Эмма была занята?

Он бросает на меня взгляд, который я не могу расшифровать. Как будто в моих словах есть что-то катастрофически неправильное. — Я же сказал тебе, Эмма не хочет встречаться со мной больше, чем я хочу встречаться с ней.

Сомневаюсь. А кто бы не сомневался? И ещё, как бы ты испугался, если бы я сказала, что прошлой ночью мне приснились ты и Эмма, сидящие бок о бок на кухне, и мне было грустно? Но только немного. Потому что через некоторое время это были не ты и Эмма. Это были ты и я, и ты стоял между моих ног, и ты положил руки на мои внутренние бедра, и ты раздвинул их, шире, чтобы освободить место для себя, и…

— Тогда ты мог бы встречаться с кем-то другим, — промурлыкала я. Чтобы остановить то, что происходит в моей голове.

— Я не думаю, что хочу этого, Мара.

— Верно. — Моё сердце замирает. — Ты бы не наслаждался хорошей едой, приятной беседой и сексом.

— Так прошло твоё свидание? — мягко спрашивает он, больше не глядя на меня.

— Я просто имела в виду… — Я смутилась. — Тебе может понравиться встречаться с правильным человеком.

— Перестань изображать Хелену.

Я смеюсь. — Нужно поддерживать домашнюю традицию любопытства о личной жизни людей. Мне что-то приходит в голову, и я задыхаюсь. — Знаешь, что действительно шокирует?

— Что?

— То, что Хелена никогда не пыталась нас подставить. Например, тебя и меня. Вместе.

— Да, это… — Лиам резко замолкает, как будто ему тоже что-то пришло в голову. На мгновение он уставился вдаль, а затем издал низкий, глубокий смех. — Хелена.

— Что? — Он не отвечает мне. Тогда я повторяю: — Лиам? Что?

— Я только что понял, что… — Он качает головой, забавляясь. — Ничего, Мара. — Я хочу настаивать, пока он не объяснит, к какому откровению он пришел, но он кладет мне в руку контроллер и говорит: — Давай поиграем.

— Хорошо. Кого я должна убить и как это сделать?

Он улыбается мне, и миллион маленьких искорок пробегает по моему позвоночнику. — Я думал, ты никогда не спросишь.

Три недели назад

Когда Лиам приходит домой, я едва чувствую пальцы ног, мои зубы стучат, и я больше похожа на одеяло, чем на человека. Он изучает меня со входа в гостиную, одновременно снимая галстук, губы сжаты вместе в том, что очень похоже на веселье.

Засранец.

Он наблюдает за мной долгие мгновения, прежде чем подойти ближе. Затем он приседает передо мной, расширяет щель между слоями одеял, чтобы лучше видеть мои глаза, и говорит: — Я боюсь спрашивать.

— О-о-отопление не работает. Я уже проверила — думаю, перегорел п-п-предохранитель. Я позвонила парню, который чинил его в прошлый раз, он должен б-быть здесь через полчаса.

Лиам качает головой. — Ты под тремя пледами. Почему у тебя синие губы?

— Холодно! Я не могу согреться.

— Не так уж и холодно.

— Может быть, не так уж и холодно, когда у тебя шестьсот фунтов мышц, чтобы утеплить тебя, но я собираюсь у-у-умереть.

— Ты.

— От переохлаждения.

Он определенно сжимает губы, чтобы не улыбаться. — Не хотела ли ты одолжить мою шубу из детенышей тюленя?

Я колеблюсь. — У тебя действительно есть такая?

— А ты бы хотела, если бы она у меня была?

— Я боюсь это узнать.

Он качает головой и садится рядом со мной на диван. — Иди сюда.

— Что?

— Иди сюда.

— Нет. Почему? Ты планируешь украсть моё место? Отойди. Мне понадобилась целая вечность, чтобы его разогреть…

Я не успеваю закончить предложение. Потому что он подхватывает меня на руки, и поднимает на колени, пока моя задница не упирается в его бедра. Что…

О.

Это что-то новенькое.

На мгновение мой позвоночник напрягается, и мои мышцы напрягаются от удивления. Но это очень кратковременно, потому что он такой восхитительно теплый. Намного уютнее, чем моё дурацкое место на диване, а его кожа… она пахнет знакомо и хорошо. Так, так хорошо. — Ты такой теплый. — Я прижалась лбом к его щеке. — Как будто ты генерируешь тепло.

— Я думаю, все люди так делают. — Его нос касается ледяного кончика моего уха. — Это физика, или что-то вроде того.

— Первый закон термодинамики. Энергия не может быть ни создана, ни уничтожена.

Его рука проходит вверх по моему позвоночнику и касается моего затылка, и температура вдруг становится на пять, десять градусов выше. Тепло лижет мой позвоночник и распространяется по всему торсу. По моей груди. Моему животу. Я почти хнычу. — Кроме тебя, очевидно, — говорит он.

— Это так несправедливо. — Большой палец Лиама выводит узоры на коже моего горла, и у меня нет выбора, кроме как вздохнуть. Я уже чувствую себя лучше. Я пылаю.

— Что ты там, где тепло умирает?

— Да. — Я теснее прижимаюсь к его груди. — Может быть, мои родители тайно являются оборотнями-акулами. Холоднокровные, пойкилотермная разновидность. Они забыли предупредить меня, что я унаследовала нулевые навыки терморегуляции и никогда не должна жить на суше.

— Это единственное возможное объяснение. — Его дыхание бьется о мои виски, тонкий, приятный зуд.

— Для моей патологической неспособности поддерживать тепловой гомеостаз?

— За то, как мало они тебя ценят. — Он вдруг прижимает меня к себе чуть крепче. Чуть ближе. — А ещё за то, что ты любишь сырой стейк.

— Я… средней прожарки. — Мой голос дрожит. Я говорю себе, что это из-за холода, а не из-за того, что он помнит то, что я рассказывала ему о своей семье.

— Пожалуйста. В основном сырой.

— Хамф. — Нет смысла спорить с ним, не тогда, когда он прав. Не тогда, когда его рука бегает вверх и вниз по моей руке; согревающий, успокаивающий жест, даже сквозь одеяла. — Как ты думаешь, он сможет починить предохранитель сегодня вечером?

— Надеюсь. Если нет, я сбегаю в магазин и куплю тебе обогреватель.

— Ты сделаешь это?

Он пожимает плечами. Между нами около десяти слоев (Лиам сильно недооценил количество одеял, которые я могу надеть за один раз), но он такой теплый и твердый. Несколько месяцев назад я считала его холодным, во всех возможных смыслах. Раньше я считала, что ненавижу его. — Мне кажется, что это меньше работы, чем везти тебя в скорую для лечения обморожения. — Его щека прижимается к моему лбу.

— Ты не так бессердечен, как тебе кажется, Лиам.

— Я не такой бессердечный, как ты думаешь.

Я смеюсь и откидываюсь назад, чтобы взглянуть на него, потому что мне кажется, что он может улыбаться, улыбаться во всю ширь, а это редкое и чудесное явление, которым я хочу насладиться. Но он не улыбается. Он тоже смотрит на меня, изучая меня тем весомым, серьезным взглядом, который он иногда делает. Сначала мои глаза, потом губы, и что это такое, этот момент тяжелой, полной тишины, от которой у меня колотится сердце и покалывает кожу?

— Мара. — Его горло дергается, когда он сглатывает. — Я…

Громкий стук заставляет нас вздрогнуть.

— Электрик.

— О. Да. — Мой голос пронзительный и бездыханный.

— Я открою дверь, хорошо?

Пожалуйста, не надо. Останься. — Хорошо.

— Как ты думаешь, ты сможешь избежать переохлаждения, если я отпущу тебя?

— Да. Возможно. — Нет. — Может быть?