— Скажи, Ир, — развеял я, невыносимое молчание и думы, гложущие меня, пока мы ехали вперед темной безлунной ночью. — Я пытался отблагодарить амуль'рапи бурдюком воды за свое спасение. А он лишь смочил водой губы. Что это за ритуал? Мне сначала показалось, что я попрал один из их священных законов.

— Ви попрали и его, когда набрали из оазиса води, — подметил Ир. — А то, что ви сделали, идан…. Ви дали свою воду. Это сокровенний ритуал. Такое могут позволить себе только кровние, члени одного хамула и то, если они близкие друзья или родственники. Но для чужака это и, правда, великий жест. Тот, кто получил такой дар, никогда не забудет его.

Двигались мы как можно быстрее, шли ночью и до полудня. Преодолели уже пять стоянок пустынного народа. Какие-то были безлюдны, в каких-то проживали по одному- два хамула. По словам Ира до Хаа оставалось еще два стойбища и дальше путь пойдет по золотым спокойным пескам, так еще и вдоль Первой Змейки, что будет существенно легче, чем путешествие по пескам Маха-бра-Хан.

И вот 50-ого Посевов, в середине ночи, мы вышли к предпоследнему на нашем пути стойбищу — Абал'алим. Невзирая на ночь, впереди было ясно, как днем. Горели десятки костров. Они освещали море палаток и шатров, в котором утонул и оазис, и темный песок. Судя по количеству знамен, здесь было не меньше десятка хамулов.

— Почему их так много? — я невольно произнес вопрос вслух.

— Я вижу знамя падишаха, идан. Думаю, его хамул встал тут по пути на юг, а где подолгу заседает падишах, там и вершиться судьба хамулов. Лураши решают спори только при падишахе. А споров у пустинного народа много.

Мы въехали в этот без преувеличения город из шатров. На своеобразных улицах было людно, ведь подле шатров и текла вся жизнь. Где торговали заморским товаром, где съестными припасами, где были устроены столовые: в них собиралось много амуль'рапи и вели беседы за едой. Дети играли и веселились возле палаток с торговцами. Длинная витиеватая улица привела, наконец, к центру, к оазису. Тут, как и принято, у пустынного народа были выстроены низенькие глинобитные домишки. У одного из них расположились пестрые шатры. Ир сказал, что это хамул самого падишаха — вождя всех амуль'рапи и потомка пророка Хаара.

Ир повел меня к другому глинобитному дому, где должны были выделить комнату для путешественников. Как оказалось, дом был совершенно не занят и мы расположились там. Оставив вещи, направились к ближайшему шатру-столовой, где могли принять «пришлых», людей, не являющихся частью племени. На один из таких Иру указали прохожие. Найти его, на самом деле было легко: в нем собралось много народу из разных племен, насколько я мог судить, по различным нарядам. Подкрепившись и взяв немного солонины на будущее, вернулись в дом. Я сказал Иру, что мы выступим лишь следующей ночью, нам нужно было передохнуть и дать отдохнуть вербалам. Он был согласен со мной. И после этого отправился спать. Во всяком случае, попытался уснуть, но не мог. Сначала было непривычно от гула, который стоял вокруг. За столько дней пустынной тишины, такое количество звуков просто раздражало. Потом удавалось заснуть, но всякий раз я просыпался. Ворочался. И вот, когда уже не думал, что смогу уснуть этой ночью, сон пришел сам собой. Но он был не спокойным.

Я оказался где-то в мрачном месте, а рядом был Совор. Он сидел, забившись в угол и выглядел потерянным… сломленным. Таким я не видел его никогда в жизни. Еле вздымалась его грудь: он практически не дышал. Я ринулся ему на помощь, а он точно призрака увидел. Глаза полные страха и отчаяния смотрели на меня, даже скорее сквозь меня. Он стал что-то говорить, но слова неразборчивым эхом раздавались в ушах. Я постарался осмотреться, чтобы понять, где же находится Совор, но практически все было сокрыто мраком. Когда же я вновь обернулся к Совору, то увидел перед собой его висящее на веревке тело…

Сон резко оборвался, я вскочил с подушки. «Нет!» — приходил я в себя. — «Это был всего лишь морок», — я не сомневался в этом, просто не мог смириться с тем, что не в силах помочь Совору. Он никогда бы не оставил меня.

Больше я не сомкнул глаз, вышел из дома и глядел на звезды.

7-ого Солнцеворота мы пересекли границу Великой пустыни и Хаа. Ехали долго, не останавливаясь и даже днем, хотя солнце пекло. Такой переход позволил нам достичь истока Первой змейки — озера Дилаб-ари, к полуночи. Выдохлись и изжарились на солнце. Первым делом я напился воды и умыл теплой водицей лицо. Было это так приятно и даже необычно, после стольких недель лишений.

По заверениям Ира отсюда оставалось еще два ночных перехода. Поэтому мы из последних сил разбили лагерь, отужинали тем, что удалось сохранить от пребывания в Абал’алиме и принялись отдыхать. Первым в дозор встал я, потом мы попеременно сменяли друг друга. Когда прошел полдень следующего дня, собрали лагерь и двинулись в путь.

Вскоре по течению Первой змейки стали появляться одинокие пальмы и зеленеющая трава. Чем дальше мы продвигались, тем больше зелени начинало встречаться. Такой вид был еще более непривычным, чем легкая вода… «Легкая» вода… Когда-то мне бы показалось странным так называть реки, но пустыня меняет людей. Так говорил Совор, и теперь я был полностью с ним согласен…

За вернувшимся волнением о Соворе, драконах и тем, что могло бы быть дальше, я следовал за Иром, вдоль реки.

***

10-ого Солнцеворота издалека показалось первое селение в Хаа — деревня Ари. Купол местного молельного дома возвышался над поселением, которое раскинулось вдоль реки. Глинобитные домишки скрывались в тенях пальм.

— Тихо, — сказал Ир, когда мы подъезжали. — Слишком тихо. Мне не нравится это, идан.

И беспокоиться было о чем. Когда мы приблизились к деревне, стала видна разруха: окна практически во всех домах были выбиты, сами строения — искорежены и порядком обвалились. А самое главное: в деревне не было слышно ни одного звука.

Вербалы, верно что-то почуяв, стали брыкаться. Поэтому спешились, оставили их на окраине, а я и Ир попытались осмотреться. Укрылись за крайним домом. Выглянули из-за угла: пустые улицы, разбитые телеги, зияющие в домах дыры.

— Идан, — шепотом начал Ир, — я говорил, что джинни творят ужасние вещи. Давайте уйдем отсюда.

Я не ответил. Джинн ли тут был или разбойники, но осмотреть деревню стоило: вдруг кто-то уцелел.

Мы аккуратно продвигались вглубь деревни, попутно заглядывая в пустые дома. В них остался лишь усыпанный песком, который занесло ветром, скарб. Когда вышли к молельному дому, что у харлов звался хак’силом, увидели первое нетронутое здание. Им оказалась чайная, как сказал Ир. Однако тут же и увидели последствие побоища. Всего в паре шагов от чайной лежало несколько трупов, от некоторых остались одни ошметки.

Ир дернул меня за рукав и шепнул:

— Идан, нужно уходить! — он весь трясся от страха. Таким я видел контрабандиста только один раз — при встрече с умертвиями.

— Постереги вербалов, я пойду, осмотрю тела, — ответил я ему и двинулся к площади, что раскинулась перед хак’силом и чайной.

Окровавленные бледные тела уже порядком изжарились на солнце, запах тут стоял не из приятных. Кровь впиталась в песок, определить когда произошла битва — было невозможно. Это были крестьяне, не воины. Осмотрелся в попытке понять, что же тут произошло. Амуль’рапи, что отправил нас в Ари, говорил, что тут был джинн. «Неужели и правда он такое устроил?» — спросил я сам себя. Краем глаза заметил, как из-за дома все еще показывается Ир. Он наблюдал, верно, думал — бежать ему прочь или все же подождать.

Странным мне показалось то, что посреди разрушенной деревни нетронутой оставалась только чайная. Из нее вроде доносились какие-то звуки. Может там были уцелевшие, а может, скрылись нападавшие. «Или джинн там обустроился», — добавил я. Решил проверить. Вытащил клинок и аккуратно стал подходить к ней сбоку: так чтобы в окна было не видно. Подкрался. Осмотрел площадь. Ир ушел, мне оставалось только надеяться, что не сбежал окончательно. Прокрался к двери под окнами. Заглянуть в них не решился, прислушался. Из-за стен доносились какие-то чавкающие звуки, точно кто-то пил или ел.