Раз так, стоит мысленно вернуться в день, когда моя жизнь перевернулась с ног на голову, а может, с головы на ноги. Судьбоносное событие – по-другому трудно трактовать – произошло в моей жизни далеко от моего нынешнего дома, места, где я появился на свет и которое величественно называют Родиной, но родным оно мне не было по многим причинам, и первая из них – мое многолетнее отсутствие.

Из того злополучного дня во мне уцелели лишь два ни на что не влияющих чувства, одно из них и сейчас отдает колючей болью в мизинец. Все как будто в тумане, но угол шкафа я мог отчетливо разобрать. Если бы меня попросили нарисовать фоторобот того самого угла, я бы мог с легкостью вспомнить даже мелкую царапину. Самый маленький палец на ноге после встречи с углом шкафа окрасился в неестественный для него цвет и превратился из натурально-светлого в черно-синий. Второй сохранившийся отголосок в памяти больше связан с погодой в тот день: мрачная тень повисла над городом, и темные тучи накрыли улицы и дома.

Что касается всех остальных деталей, они в буквальном смысле стерлись из памяти. Раз так – к черту этот день!..

Что и говорить, в первые дни, когда я приходил в сознание, мне было трудно вспомнить даже свое имя, не говоря уже о своей биографии: кто я, откуда, как жил, что делал…

По словам тех, кто охраняет наши улицы от бандитов, меня ограбили. Стукнули по голове в область затылка, несильный удар был нанесен, скорее всего, резиновой дубинкой, причем так, что на мне не осталось ни одной царапины. Из украденных вещей был только гаджет и немного налички. Грабители были из робкого десятка, а может, спешка не дала им и сделать свою работу «добросовестно», потому что если бы они получше порыскали в моих карманах, то нашли бы чуть больше. Меня обнаружили прохожие и вызвали полицию.

Из одних рук меня передали в другие, после чего я оказался в больнице, где меня через пару часов нашли родители. Этого всего я, конечно, не помню. Только по рассказам нескольких очевидцев я пытался связать все события воедино.

Проснувшись, в первую секунду я даже не мог сообразить, кто я такой, где нахожусь. Лишь одно чувство не покидало меня – первобытно-простое ощущение того, что я существую.

Приоткрыв глаза из-за слепящего солнца, а точнее из-за небольшого лучика, что пробился сквозь жалюзи и добрался до моего правого глаза, немного наклонив голову и открыв уже оба глаза, я увидел… абсолютно ничего! Только белая пелена, сплошная белая пелена. Сердце мое словно оборвалось в ту секунду, я испугался, что ослеп. Я уже понял, что нахожусь в больнице, – по запаху. И я судорожно начал тереть глаза. Каково же было мое облегчение, когда картинка начала проясняться! Первое, увиденное мною, – спящий в кресле человек. Поджав ноги под себя (кресло было ему маловато), человек спал, с головой укрывшись зеленым пледом. Справа от меня в кровати лежал человек, расположившись так, что он был больше похож на умершего, чем на спящего. Так если у меня все хорошо с глазами, почему я здесь нахожусь? Обычно из трудных ситуаций вытаскивают воспоминания, они же помогают восстановить особенности нашего я, но в моем случае ничего путного из этого не вышло. Я стал ощупывать голову и конечности – все было не просто хорошо, даже отлично: ни бинтов, ни гипса, все части тела в наличии, да и самое драгоценное для мужчины также было на своем привычном месте. Продолжая анализировать уже с закрытыми глазами, я начал копаться в голове. Оттуда не поступало ровным счетом ничего конкретного, что помогло бы разобраться в текущим положении вещей.

Я засыпал опять, но иногда пробуждался ровно на столько, чтобы успеть услышать характерное щебетание людей, приоткрыв глаза, я успевал охватить взглядом палату. Находясь в полусознательном состоянии, я удивлялся, как крепко спят вещи, и, будто неодушевленная вещь, снова впадал в бесчувственное состояние.

Следующий раз, когда я проснулся, он оказался таким же тяжелым, как и несколько предыдущих. В комнате по-прежнему было светло – то ли от ламп, висящих на потолке, то ли от солнечных лучей, пролетевших миллионы километров, в моем состоянии было трудно разобраться. Тонкие голоса отражались от стен и прямиком залетали мне в уши, но ничего разглядеть пока так и не смог, силуэты словно парили в воздухе. Сквозь кажущийся мне сумбур я увидел самое дорогое – Маму. Отталкиваясь ногами от края кровати, я кое-как заполз на подушку головой. Из-за стола напротив исходил противный звук, который выводил меня из себя, – шуршание целлофана. Человек в белом платье до колена копошился в пакете того же цвета, казалось, он пытался прощупать дно, левая рука почти полностью скрылась в мешке. Слева от меня – похожая картина: закинув ногу на ногу сидела сестра, она копошилась в маленьком экране, излучающем яркий неоновый свет, и первой заметила, что я пробудился. Подойдя с одной стороны койки, она громко, как мне показалось, позвала маму, и та подошла с другой стороны, так что я оказался лежащим между ними. Приглядевшись получше, я отчетливо увидел маму Азизу и Камилу, мою младшую сестру, но выглядели они все чуть старше, или новость о моей беде испачкала их лица неглубокими морщинками. А может быть, просто мои глаза не обрели еще силу, данную им природой.

Лучшим органом, работающим в данный момент, был нос – мое обоняние было сильно обострено, кажется, потому, что я был ужасно голоден. И первая моя просьба была о еде.

– У нас… – выдохнул я. – У нас есть… – снова не смог закончить предложение, только тихо прошептал одно слово: – Покушать. – Все, на что оказался способен прилипший к нёбу язык.

На лицах моих милых дам отразился испуг, на мою просьбу они незамедлительно начали рыскать в сумках, затем стали вытаскивать, нарезать, складывать… и через пару минут я уже аккуратно складывал в рот всяческие причуды кулинарии, запивая все это дело теплой водой из термоса, краем глаза наблюдал за лицами матери и сестры. Они смотрели на меня как на скульптуру, и, судя по выражению их лиц, скульптура была из дерева. Никто не знал, что говорить, и вместо слов комнату заполнило громкое и аппетитное чавканье.

– Ну, как ты себя чувствуешь? – Нежной заботой повеяло из маминых уст.

Я и сам спросил себя о том же и, как мне показалось, сделал это вслух. Это прорезался мой внутренний голос, и на этот раз голос оказался громковат…

После нескольких секунд молчания я почувствовал небольшой прилив сил, посмотрел на них и, насколько это было возможно, громко ответил:

– Хорошо!

На лицах моих дам тут же появились улыбки. Тонкий луч солнца, проникший в комнату, казалось, ярким светом залил все, особенно подчеркнув каждую улыбку.

Но в тот момент я слукавил, ибо я знал, что, скажи им правду, я точно не увижу улыбок на их лицах, а мне так этого не хотелось. И я готов был тысячу раз обмануть кого угодно, лишь бы вновь увидеть лучезарную улыбку. В этот самый момент Камила говорила с кем-то по телефону и, не отводя глаз от меня, сказала в трубку: «Только что проснулся, с ним все хорошо». И я был готов поверить, что это так, но в моей голове царил полнейший беспорядок, который влиял и на душевное состояние.

Я еще недолго продолжал вкушать все, что было на маленьком подносе, удобно расположившись, так что мне даже не пришлось поднимать голову с подушки. Я предложил присоединиться к общему чавканью всем, кто находился в комнате. Не отказался никто, даже мой сосед, но, как ни странно, еды от этого не убавилось. В то время как я уже почти укротил свой голод, прозвучал очень важный вопрос.

– Ты вспомнил нас? – спросила Камила, положив свою руку на мою.

– Конечно. – Голос уже обрел свою силу в полной мере, и рассудок пробуждался после долгого сна.

– Слава богу, – подняв глаза к небу, сказала Азиза.

– А в первые дни ты нас не вс…

Мама перебила сестру легким покашливанием, так и не дав закончить предложение.

Я рассказал все, что помнил, а именно о боли в мизинце и мерзкой погоде в тот день.